– Ну а я-то – нет! – возмутился Дахху.
В этот момент скрипнула калитка и в сад шагнул молодой человек в синем плаще-летяге и с букетом тюльпанов в руках.
Юные мы всполошились, как пойманные на горячем. Приветствия смешались с попытками выяснить, как дела у Аэвайра (напористыми, чуть ли не агрессивными), Кадия всё порывалась нырнуть в шиповник, мы с Дахху её по очереди удерживали, а молодой господин Сгинувший, не в пример более серьёзный и загадочный, чем мы, только посмеивался, позволяя нам вволю попаниковать и посуетиться.
А я-нынешняя вдруг поняла, что Аэвайр, с которым мы через семестр расстались и чей образ с годами смазался в моей памяти, в то лето был похож на… Полынь. Если Полынь, конечно, постричь и избавить от тонны его побрякушек. Ох! Вот и как мне теперь спокойно смотреть на напарника в свете этой новой ассоциации?!
Подобные мысли о Полыни вызвали у меня экстренное желание вскочить, с воплями забегать по саду и, пожалуй, вылить себе на голову что-нибудь холодное. Но я была тут не одна, а с гостем – Голден-Халлой, которому я успела разрекламировать этот вечер как очень милый: нельзя теперь устраивать бедлам. Поэтому я лишь мужественно сглотнула и пообещала себе поразмышлять о Полыни, Аэвайре и вообще всём таком сомнительном попозже. В одиночестве и так осторожно, что никто не сможет подслушать или прочитать между строк.
Я закрыла глаза и тряхнула головой.
Полынь. Небо голубое, как же я соскучилась.
Вот поэтому в путешествиях и не стоит лишний раз вспоминать о доме – ведь мне сразу остро хочется вернуться. Тогда как сейчас меня окружают свои потрясающие, бесценные чудеса. И люди.
Тем временем Дахху и Кадия выдумали какой-то совершенно безумный предлог и чуть ли не бегом умчались в лес. Впрочем, Дахху перед этим умудрился незаметно впихнуть юной мне кое-что в ладонь. Я-студентка мигом запунцовела и хотела шикнуть на него, но он уже благополучно свалил.
– Ничего себе какой у тебя друг предусмотрительный! – оценил Голден-Халла.
– Да. Но в тот момент я расценила это как бестактность, – повинилась я-нынешняя.
Между тем Аэвайр наклонился и поцеловал прошлую меня. Это был поцелуй такого рода, что тюльпаны чуть не выпали из моих вмиг ослабевших рук, и если бы Аэ не прижал меня к стене, замкнув цветы между нами, всё вокруг уже было бы в рассыпавшихся сиреневых лепестках.
– Ты сегодня ещё красивее, чем всегда, – оторвавшись от моих губ, шепнул будущий Каратель с характерной хрипотцой и медленно провёл рукой по моей шее, пальцем огладил ключицы.
– Кто бы говорил. – Я дерзко вскинула подбородок и легонько укусила его за губу.
Мы поцеловались снова. И снова. И снова. И наконец, на ощупь найдя дверь, ввалились в дом. Цветы остались лежать на перилах.
Я-нынешняя мечтательно вздохнула и поспешила утешить Берти:
– Если что, здесь мы с тобой в безопасности. Просто не надо соваться в дом – и дальнейшее случится без нас. Больше никаких психологических травм! Можем спокойно наслаждаться красотой сада.
– Хорошо, – улыбнулся Берти и, оттолкнувшись ногами от земли, заставил качели качнуться чуть сильнее.
Молчал вечерний лес, молчал и дом: манящий, загадочный. Только тихо пел ловец ветра на крыльце, да вторила ему какая-то птаха в кустах. Между яблоневых деревьев в конце сада скользнула серебристая тень: древесный дух спешил куда-то. Я обняла себя за плечи и подняла голову к потемневшему небу, на котором уже вспыхнула первая звезда.
– Мы называем её Печальной звездой, – сказала я, указав на неё подбородком. – Она загорается раньше всех, долго светит одна, а гаснет задолго до рассвета… Из-за этого проводит мало времени с другими звёздами. Оттого и печальна.
– Знаешь, а ведь я никогда не был в Шолохе.
Ответ Берти, прозвучавший, казалось бы, невпопад, идеально совпал с моей фразой по настроению. Я перевела взгляд на Голден-Халлу. Его глаза были подёрнуты лёгкой дымкой печали.
– Так приезжай.
Он промолчал.
– Нет, я серьёзно, приезжай, – отчего-то с жаром повторила я. – Мне кажется, тебе у нас понравится.
– Все так говорят. – Берти задумчиво сцепил пальцы под подбородком. – А мне страшно, представляешь. Боюсь слишком полюбить ваш город. И ваших людей. И знаешь, что произойдёт тогда?
Его глаза совсем погрустнели. Меня захлестнула неясная чужая боль.
– Я буду горевать, – сказал он, – потому что вы живёте гораздо дольше нас. Потому что это – ваше, и только ваше. И я никак не смогу это изменить.
Мне показалось, меня ударили в самое сердце.
– Но разве стоит отказываться от чего-то прекрасного только из-за того, что боишься боли потом? – протянула я. Слова, возможно, бестактные и нечестные, вырвались быстрее, чем я прикусила язык.
И в этот момент над лесом взлетели мириады бумажных фонарей… Мы с Берти зачарованно подняли головы, любуясь ими, и оранжевые огни, казалось, заполонили весь небосвод своим волшебным сиянием.
Голден-Халла повернулся ко мне и мягко улыбнулся:
– Не стоит. Я приеду.
От этих слов что-то тихо надорвалось у меня в груди.
– Я очень рада слышать это, Берти.
Вскоре в коттедже сбоку от нас открылось окно.
– Смотри! – ахнул оттуда мой голос, чуть более высокий, чем сейчас, и в следующее мгновение изящная и совершенно голая Тинави из Дома Страждущих перевесилась через подоконник.
– Ой-й-й-й! – взвыла я-нынешняя, через все качели кидаясь к Берти и невежливо закрывая ему глаза обеими руками.
– Мм, вот это да, – как обычно легкомысленно, рассмеялся он, и одновременно с тем Слепок Заклятия решил, что с нас достаточно.
Смаховый лес, коттедж и звуки музыки вдалеке выцвели, как краски на старом рисунке, и в следующее мгновение мы очнулись на чердаке в доме шаманки.
Какое-то время мы не двигались, молча пялясь на открывшуюся шкатулку. В воздухе всё ещё витал слабый запах лесного лета и пионов, морской соли и выпечки, вереска и мёда… Удивительный и многогранный аромат, из которого почему-то не хотелось выныривать.
– Знаешь, а это было здорово, – шепнула я и слегка покраснела.
– Да. Я уже передумал убивать Кайлу, – подняв на меня глаза, подтвердил Голден-Халла.
Шаманка была довольна. Она выдала нам все необходимые травы, предупредила, что через пару часов у нас начнётся «отходняк» (Слепок Заклятия сжирает много сил, лучше сразу пойти спать) и попросила Берти:
– Рыжик, скажи своему Бледному, чтобы он зашёл ко мне, как будет в деревне.
– Зачем? – заинтересовался Голден-Халла. – Не думаю, что он послушается.
– А ты сделай так, чтобы послушался. Он меня терпеть не может, называет пронырой и пьянчужкой, но всякий раз, как проходит мимо, я вижу, что у него болит рука от частого письма. Не даст мне вылечить запястье сейчас – пожалеет годы спустя.
– Я не замечал, что у него что-то с рукой.
– Ну ты ж не знахарка, – сипло расхохоталась Кайла. – А я и знахарка тоже, не только шаманка. Мне видны чужие боли. И дурные мысли, что, как застоявшаяся колодезная вода, гниют с годами. И нерешённые вопросы. Вот ты, – она неожиданно повернулась ко мне, – то, что искала сегодня утром, ты найдёшь на живом существе, а не на предмете.
Ого! Она про карту от Рэндома?!
– На каком именно существе? – Я жадно подалась вперёд, но Кайла только пожала плечами и начала безапелляционно выпихивать нас из дома:
– Не знаю. Третий глаз не даёт конкретики. Всё, идите отсюда! Буду придумывать себе новый Слепок Заклятия.
– Снова пикантный? – поинтересовался Берти.
Шаманка лишь хмыкнула и захлопнула за нами дверь.
19. Время раскрывать карты
Соляные глыбы хотты, которые используются как основные источники тепла в большинстве домов Норшвайна, добывают в Моровых горах к западу от столицы. Их же поставляют в другие государства. Экспорт хоттов – важная статья в экономике графства.
Морган так и не выяснил недостающий ингредиент зелья. На следующий день он заперся у себя в кабинете и на все вопросы о том, как дела, только напряжённо сопел.
– Оставь, его уже не спасти. – Берти ехидно осенил закрытую дверь священным знаком. – Лучше пойдём за волосом из гривы коня-альбиноса.
Это был последний из известных нам на сегодня ингредиентов, и за ним мы отправились к господину Чупке Живари, популярному изготовителю лошадиной упряжи. Как и вчерашняя шаманка, господин Живари назначил весьма экстравагантную цену за свою помощь. Спрашивается, что с ними не так в этих Седых горах?.. Скучно живётся, что ли?
– Почистите конюшню – и по рукам! – провозгласил этот не по годам бодрый старик. – А конюху я дам выходной: давно обещал.
– Может, мы лучше деньгами расплатимся? – с надеждой спросила я.
– Не, этого добра у меня много!
И действительно: интерьер в доме Чупки, где мы вели переговоры, просто бил в глаза неприкрытой роскошью.
Звучно скребя подбородок под бородой, господин Живари продолжил:
– И не вздумайте заплатить кому-то другому, чтобы он вычистил конюшню вместо вас.
Мы с Берти хором застонали.
– Дело в том, – объяснил старик, – что сразу ясно: вы оба – очень состоятельные чужестранцы.
Я непроизвольно окинула взглядом свой наряд. Мои сапоги с колокольчиками потрескались из-за непредвиденного путешествия по зимним зонам, плащ порвался в паре мест после бега в лесу, а выглядывающая из-под него одежда и вовсе была с чужого плеча. Свой единственный комплект (Из Долины Колокольчиков мы уезжали на день! Всего на день, понимаете!..) я отправила в стирку. Сегодня вечером я собиралась купить что-нибудь в деревне, но пока щеголяла в подвёрнутой во всех местах одежде Моргана.
Берти выглядел примерно таким же потрёпанным жизнью.
– По глазам видно, – отмахнулся-объяснил Чупка Живари. – Обычно люди, оказываясь у меня в гостях, смотрят на всё либо восторженно, либо напряжённо. Вам же всё равно: для вас это привычный уровень.