Я лукаво прищурилась:
– А что, если мы просто работаем с богачами?
– О нет. Вы точно состоятельны сами по себе. У вас обоих есть уникальная расслабленность людей, которым не приходится думать о том, где поужинать подешевле… Хотя это не означает, что вы были богаты всегда, – старик в упор посмотрел на Берти.
– Я рос в многодетной семье, конечно, не всегда! – отмахнулся тот. – А вы раньше были детективом, как я смею предположить.
– Да-а-а, тридцать лет службы в столичном округе, – Чупка мечтательно прикрыл глаза, отдаваясь ностальгии. – Но потом я перебрался сюда. Свежий воздух, омолаживающая смена рабочей деятельности и всё такое. Так вот, касательно цены за волос альбиноса… Она должна быть для вас значимой. Иначе вы не почувствуете важность приобретения и воспримете его как данность, потеря которой вас даже не расстроит. А в случае магических ингредиентов очень важно, чтобы вы дорожили ими. Иначе их свойства ослабнут. Поэтому, – господин Живари улыбнулся так хитро, как умеют только очень старые люди, – вас ждёт конюшня. Лопаты и вилы в углу!
Через несколько часов я была близка к тому, чтобы начать молиться на ещё не полученный ингредиент. Устроить госпереворот в Шолохе и короновать его. Что угодно, лишь бы продемонстрировать мирозданию его важность. Только давайте прекратим эту пытку!..
– Фух! – Я отложила лопату, плюхнулась на свежий стог сена и интенсивно утёрла пот со лба.
Берти глянул на меня, расхохотался, а потом сказал:
– Я всё размышляю о том, с какого боку нам подобраться к загадке Хеголы Тоффа.
– М-да? А я думала, ты решаешь, куда повесить седло.
Голден-Халла действительно озадаченно смотрел на седло в своих в руках. В начале уборки он снял его с какого-то гвоздя на стене, но не помнил с какого.
– Ну, это мне подскажешь ты, да, умничка моя? – нежно заворковал сыщик.
Не со мной. С лошадью, обитающей в конюшне. Милая животинка работала моделью: именно на неё господин Чупка примерял свою превосходную упряжь перед продажей. Лошадь была красивой и, конкретно сейчас, очень несчастной: растерянно перетаптывалась, явно думая, что любимый конюх покинул её навсегда, сменившись двумя пугающими чужестранцами.
Берти в итоге повесил седло совершенно наобум, а я скормила кобылке припасённое с завтрака яблоко. И задумчиво проговорила:
– Пока что наша гипотеза заключается в том, что Хегола стал сознательной нежитью, ведь у них прижизненные заклинания сохраняются в силе после перерождения.
Морган вчера подтвердил нам этот удивительный факт.
– Хегола силён – столько лет прожил… в смысле, просуществовал. И погиб явно прямо там, в Рассветной башне – вряд ли он расстался бы с сундуком по другой причине. Может, нам поискать какие-нибудь легенды о местных личах?
Личами по всей Лайонассе называют нежить, в которую перерождаются сильные колдуны. Правда, обычно она неразумна и агрессивна. По сути, личи являются просто очень опасными монстрами. Но внешне они похожи на людей с пепельно-серой кожей и белыми глазами.
– Давай разделимся, – предложил Берти. – Кто-то поспрашивает людей, кто-то поищет в книгах.
– Согласна. И… Есть ещё кое-что, что неплохо бы обсудить.
Я задумалась о том, как лучше сообщить Берти о недомолвках Силграса Авалати. Рэндом сказал, что альв утаил от нас какую-то важную информацию. Но как мне объявить об этом? Просто сослаться на интуицию или задним числом придумать какой-нибудь подозрительный факт?
…А может, начать потихоньку рассказывать Берти о шлейфе тайн, который тянется за мной невесомой паутиной?
Нет. Пока всё-таки рано, это будет странно. Или уже нормально, даже честно?.. Или я таким образом просто разобью наше растущее взаимопонимание? А-а-а-а! Как же сложно!
Признаться, меня часто терзают подобные сомнения. Рано говорить что-то человеку или уже пора? Нужно вообще или не стоит? Например, когда предупреждать нового знакомого о том, что ты не слышишь одним ухом? В какой момент объяснять, что у тебя, скажем, есть какая-то специфическая болезнь? А если ты сидел в тюрьме – стоит ли вообще когда-нибудь об этом заикаться? И сколько людей покинут тебя после тех и других признаний?..
Погрязнув под шквалом собственных размышлений, в итоге я облизнула губы и протараторила:
– Силграс умолчал о чём-то важном, связанном с нашей миссией. Я не знаю, о чём конкретно, и не могу назвать своего информатора, но нам стоит разобраться с этим вопросом до того, как вернуться в Долину.
Берти удивлённо вскинул брови и, подпрыгнув, сел на перегородку между стойлами.
– Интере-е-сно… – протянул он, оглядев меня с головы до ног так внимательно, будто впервые увидел. – Хорошо. Давай тогда разделимся иначе: я займусь перерождением Хеголы, ты – ложью Силграса. Пойдёт… партнёр?
«Партнёр». Люблю это слово.
– Пойдёт, – улыбнулась я.
Берти сдёрнул со стены рабочие перчатки и кинул их в меня.
– Но сначала придётся закончить с уборкой!
Мы вернулись домой только вечером. Морган так и сидел у себя в кабинете. Я решила, что самое время возобновить поиски карты: из трёх дней, отведённых мне на добычу гребня, у меня осталось полтора.
Кайла подсказала, что искать нужно на живом существе, поэтому первым делом я совершила жестокое нападение на Корвина. Прикрываясь тем, что ужасно скучаю по своему филину, я поймала ошалевшую птицу и стала всячески её почёсывать, гладить и ласкать. Судя по его взгляду, Кори никогда ещё не испытывал такого стыда и унижения. Впрочем, уже пару минут спустя ворон передумал и с наслаждением раскинулся у меня на коленях. Глаза его подёрнулись мечтательной дымкой. Сомневаюсь, что злючка Гарвус часто его чешет.
Одно печально: карты на Корвине не нашлось.
После этого я начала хищнически кружить вокруг Голден-Халлы. Незаметно подкрутив мощность кристаллов-обогревателей и подкинув лишних дровишек в камин, я добилась того, что в шале стало действительно жарко.
Берти снял кардиган, позаимствованный у друга.
Берти расстегнул верхние пуговицы рубашки.
Берти стянул её, оставшись в майке.
Пристально уставившись на оголённые участки его восхитительного тела, я чувствовала себя извращенкой – особенно после наших вчерашних приключений.
Карты не было. Да что ж такое-то.
– Боги, а я ведь Моргана ледышкой дразню… – растерянно пробормотал сыщик, опёршись спиной о кухонную стойку, где на жаровне ароматно булькал сливочно-лососёвый суп. – Неужели обиделся? Раньше он здесь такую парилку не устраивал.
Лёгок на помине, со второго этажа спустился Гарвус – очень хмурый, с огромными синяками под глазами и с пустой чашкой из-под кофе в руках.
– Морган, душа моя! – Берти вскинул половник в приветственном жесте.
Я помахала от камина, где над углями жарила охотничьи колбаски. Готовить в камине было веселее, чем просто на жаровне – во всяком случае, так решил Голден-Халла. Я не была уверена, что это не противоречит эстетическим пожеланиям хозяина дома, но решила, что, если что, с чистой совестью скину вину на Берти.
– Задолбали, – буркнул Морган, доставая из шкафа бутылку вина.
– Кто, мы?!
– Нет. Идиоты, читающие книги за едой. Или за убийством. Кто бы и чем бы ни облил наш рецепт – чтоб ему в гробу до скончания веков вертеться.
Я присвистнула:
– Жёстко. Если что, я всё ещё готова помочь с…
– Нет.
– Ну ладно, – я миролюбиво протянула в сторону доктора шампур. – Тогда как насчёт того, чтобы съесть сосиску?
– Надеюсь, это не эвфемизм, – поджал губы Морган.
Мы сели ужинать.
Совместная трапеза сближает, но не всех. Гарвус так и продолжал игнорировать сам факт моего существования – если только я намеренно не обращала на себя внимание. Мне вспомнились все те шолоховские знакомые, которые никогда не пишут первыми. Никуда не зовут, не спрашивают, как дела. Когда-то я обижалась на них, думая, что неинтересна им. Потом стопроцентно убедилась в этом – и в итоге продолжила общаться лишь с теми из них, кто всё равно интересовал меня. Без ожиданий. Без потребности в их инициативе.
Морган был мне интересен, так что – не отвертится.
Как шутит Патрициус: если ты хочешь завести друзей во взрослом возрасте, просто поймай их за руку и не отпускай. Рано или поздно они смирятся.
В какой-то момент Гарвус агрессивно отложил вилку. Потом резко стащил через голову свитер с высоким горлом, встал и напряжённо огляделся, будто искал в комнате притаившегося врага.
Наконец он обвинительно уставился на Берти.
– Почему здесь так жарко?
– Потому что так настроены кристаллы-обогреватели, – спокойно отозвался тот.
– И зачем ты это сделал? Спалить нас хочешь?
Морган пошёл к хоттам и стал уменьшать их мощность.
Берти бросил быстрый взгляд в мою сторону, но я не посмотрела на него в ответ. Вместе этого я сидела, вытаращившись на лопатки доктора Гарвуса – там, над каемкой майки, был виден угол нарисованной прямо на коже карты… Эдакая разноцветная татуировка, по качеству исполнения ничем не уступающая картам в туристических путеводителях.
А ещё там имелась надпись.
«Это тебе, конфетка!»
Я подавилась кусочком хлеба и всерьёз вознамерилась умереть от удушья – Рэндом, чтоб тебя! – но мощный хлопок по спине от Голден-Халлы не дал этому плану осуществиться.
Берти как ни в чём не бывало улыбнулся Моргану.
– Прости. Скучаю по нормальному лету! Вот и переусердствовал.
Тот только головой покачал.
После ужина Гарвус снова отправился в свой кабинет, на неравный бой с книгой.
– Ну и что это было? – Берти положил подбородок на сцепленные вместе пальцы и заинтригованно прищурился.
Я не стала отпираться.
– Ты видел рисунок карты у Моргана на спине? Мне надо её рассмотреть. И я просто не придумала другой нормальный способ заставить его снять свитер. Спасибо, что взял вину на себя.
– Всегда пожалуйста. Только у него там нет никакой карты.