– Есть! Прямо над майкой. Вот тут, – я показала на себе.
– Тинави, – Берти покачал головой. – Я много раз видел Моргана в море, термальных источниках и саунах. И сейчас вместе с тобой загадочно пялился на его лопатки. Там пусто. И вообще – что за карта такая?!
– Ой-ой-ой, – только и сказала я.
Берти пожал плечами и подлил нам облепихового чая. В воздухе явственно разливалось его нетерпение, яркое и читаемое, похожее на шелест персиковых деревьев на заре, но сыщик неплохо играл в равнодушие.
А я вспомнила свои дневные размышления на тему «пора – не пора» и осознала: все же пора.
– Берти, – сурово сказала я, жестом приглашая его перейти на диван. – Разговор будет долгим.
– Боги-хранители! – Он сглотнул. – Ни одна хорошая вещь в моей жизни не начиналась с этой фразы.
– Что ж, будем надеяться, я её сейчас реабилитирую… Но не быстро.
– Жги, госпожа Страждущая.
Мой рассказ о снах с джунглями, о богах, вообще о моём бытии в последние годы занял больше трёх часов и изобиловал оборотами вроде «к сожалению, я не преувеличиваю…» и «тебе придётся поверить мне на слово…»
Услышь кто другой такую историю, обеспокоенно предложил бы собеседнику наведаться в лазарет. Но Голден-Халла не засомневался ни на мгновение, лишь воодушевился.
– Это потрясающе! – воскликнул он. – У меня такое ощущение, что ты сейчас сделала мне невероятный подарок! Что касается карты, то она наверняка видна только тебе… Но давай убедимся в этом. Морган! – заорал он и бросился к лестнице. – Морган, выйди на минутку!
– О боги, он же не будет его насильно раздевать?.. – зашипев от ужаса, вопросила я Кори.
Ворон крайне внимательно слушал нашу с Берти беседу.
– Кар, – хмыкнул он. «Надейся».
Со второго этажа послышался скрип открываемой двери, недовольное «Что тебе?», какая-то возня и вопли: «Совсем сдурел?!» – «Извини, извини!», после чего Берти бодренько сбежал с лестницы и направился напрямик к морозилке – за горошком.
Уже под вторым глазом у него разливался синяк.
– Для меня у Моргана на спине нет карты, – подытожил сыщик. – Значит, завтра придумаем, как обнажить его перед тобой.
– Так, может, стоило это нападение при мне провернуть? – Я всплеснула руками. – Он же теперь настороже будет!
– Я быстро посмотрел, ты бы вряд ли успела изучить её и сопоставить с местностью. Ничего, разберёмся! На крайняк – усыпим и тайно посмотрим.
– Ты меня пугаешь, Голден-Халла.
– И это мне говорит девушка, объявившая о своём знакомстве с хранителями? Ну-ну!
А затем очень довольный собой и жизнью Берти плюхнулся обратно на диван и спросил:
– Ты ещё не хочешь спать? Нет? Отлично. Значит, пришло время и мне рассказать тебе свою историю: об Академии Буре на острове посреди штормового моря, демоне, зеркалах и тайнах древней эпохи. Не только же тебе поражать чужое воображение! Итак, слушай, Тинави…
В итоге спать я уходила в некотором шоке.
И Берти, и Морган – да они же на вес золота. Обалдеть!
20. Тем временем Силграс
Если бы Хегола Тофф не был старостой нашей деревни, я бы сделала всё возможное для того, чтобы он работал в школе. Он надёжен, добр, умён и любит детей. Они тоже его любят, хотя меньше, чем Силграса Авалати: признаться, привязанность моих учеников к этому ленивому колдуну мне совершенно непонятна. Как и привязанность Хеголы к нему же.
– Одинокие тени проникли в сундук?!
Голубые глаза Силграса Авалати пылали холодной яростью. Он мерил шагами свою старую комнату в главной избе деревни, и от его бушующих эмоций мебель, казалось, изо всех сил пыталась уменьшиться в размерах. Снуи сидел на подоконнике и чувствовал себя жутко виноватым, хотя на самом деле ему просто не повезло стать буревестником.
Авалати раздражённо скинул свою чёрную мантию. Застонав от бессилия, он с размаху плюхнулся в кресло. Взвилось облачко пыли: пусть время в Долине Колокольчиков и не шло все эти годы, но ведь и до этого Силграс не особенно тут убирался.
Его старая комната. На кровати не было пледа и постельного белья – Силграс ещё год назад увёз их отсюда в свои апартаменты во Вратах Солнца. Он вообще многое туда перетащил, действуя как очень трудолюбивая сорока.
Снуи неуверенно пискнул, напоминая альву, что в сложившейся ситуации есть и светлые стороны.
– То, что они знают, как вылечить колокольчики, – это хорошо, – вынужден был согласиться Силграс. – Однако сколько теперь их ждать… Впрочем… – Он поднялся и сделал несколько таких стремительных шагов к снуи, что тот испугался. Но Авалати лишь наклонился к духу и мрачно подытожил: – Я ждал триста лет, уж пару недель как-нибудь подожду.
Снуи, набравшись смелости, возразил, что на самом деле Авалати ждал гораздо меньше – если взять за старт тот день, когда он проснулся в Долине ручьёв и трав… Авалати послал снуи в пень. Снуи попробовал вылететь в приоткрытое окно, но Силграс поймал его двумя пальцами, вернул и принудительно погладил по голове, извиняясь.
Снуи вздохнул.
Ну и характер у мастера Авалати…
Посадив феечку на плечо и взяв с тарелки недоеденную половинку кренделя, Силграс отправился в сени. Помимо входной, здесь было две двери – та, из которой он вышел, ведущая на его половину (половину колдуна), и дверь во владения старосты. Хеголы Тоффа.
На стене в сенях висело множество портретов – карандашных, сделанных на скорую руку, чтобы запечатлеть моменты, – и Силграс, мрачно жуя крендель, стал их рассматривать. Это было своего рода самоистязание.
Вот трактирщица Гедвига, смеясь, приподнимает огромную кружку эля, а Пухлый Боршо рядом с ней хлопает по животу, намекая, что сейчас выпьет её в одиночку. Вот селяне танцуют в Ночь Огней. Рога ездового лося по имени Эдвин украсили колокольчиками, лось вздыхает, все счастливы. Все участники междеревенских спортивных игр оделись в одинаковые бирюзовые штаны и майки с вышитой надписью «Долина красавчиков» на спине: каждая деревня тогда выбрала себе цвет и девиз.
А вот – на картине в центре – Хегола одной рукой обнимает Силграса за плечо, а другой – ерошит ему волосы. У Силграса такой взгляд, что, кажется, он несёт бремя всех бед этого мира. Хегола заливисто смеётся. На этом портрете они похожи на братьев: старший умница Тофф и младший вредина Авалати. Ничто не предвещает будущую ссору.
– Блин, – невнятно сказал Силграс, разом запихнув в рот весь оставшийся кусок кренделя. – Ненавижу портреты. Ненавижу воспоминания.
И, вопреки собственным словам, тотчас деловито открыл дверь в бывшие комнаты Хеголы – посмотреть, как там… Он не заходил туда после своего пробуждения в Долине ручьёв и трав.
В спальне старосты до сих пор царила идеальная чистота. Пугающий порядок. Одежда сложена ровными стопочками, книги расставлены по алфавиту. Он вообще человеком был, этот зануда Тофф?..
На подоконнике в ряд стояли глиняные фигурки, изображающие птиц и животных: совсем маленькие, каждая с полпальца размером. Их делал Хегола: он лепил такие в школьные годы, чтобы развлекать младших, а потом изредка занимался этим просто так, для себя – пока размышлял о планах сезонных ярмарок, например. Так фигурки и копились на подоконнике: бессмысленные, кривоватые, но душевные.
А на рабочем столе старосты Силграс увидел амулет с лунным камнем – и содрогнулся. Это украшение Хегола собирался подарить Эльзе, у которой был день рождения через два дня после той злосчастной ночи. Преподнести девушке амулет было не так сложно, как предложить помолвочное кольцо. Хегола тогда почти решился.
Блин.
Блин, блин, блин!
Силграс, смахнув снуи с плеча, с размаху плюхнулся на бывшую кровать старосты, скрупулёзно заправленную, с подоткнутым одеялом, и, свернувшись калачиком, закрыл уши руками.
Я не смогу ничего исправить. Я ошибся. Я ненавижу, я ненавижу,
ненавижу,
ненавижу
себя.
Он уснул, и ему снился тот год, когда в Долине Колокольчиков случилась беда, позже прозванная Ночью Четырёх Улиц. Это произошло уже после того, как Тофф узнал правду о личности Силграса, но задолго до приезда Эльзы и их роковой ссоры.
Всё началось с того, что что-то стряслось с колодцем на главной площади. Однажды утром оказалось, что в нём вместо воды плещется алая жидкость, похожая на кровь. Потом проблема распространилась на ещё один колодец. На третий, четвёртый… На все. А если селяне топили снег, то он почти сразу превращался в яд.
– История повторяется, – вздохнул тогда Хегола, глядя на портрет своего отца на стене. – Ситуация становится день ото дня хуже, как это было с волкодлаками. Нужно не ждать и не снаряжать экспедиции к дальним рекам, как предлагает Лука, а сразу же разделаться с первопричиной. Силграс, у тебя есть идеи, из-за чего это могло случиться?
Авалати, задумчиво перебиравший пальцами в красной воде, налитой в стакан, кивнул:
– Я думаю, Леший навёл на нас порчу.
– Что?! – Хегола так и подпрыгнул. – Почему?
– Я сломал ему рог тогда в лесу. Это оскорбительно.
– Но… – Тофф нахмурился. – С тех пор столько времени прошло!..
– Для альвов два года – ничто.
Желваки у Тоффа слегка дернулись, когда он услышал последнюю фразу. Силграс сразу же пожалел о ней, но вылетевших слов было не вернуть. «Для обычных альвов, – мысленно поправился он. – Для меня – совсем не ничто». Но вслух ничего не сказал. Лишь с независимым видом набросил куртку и пошёл к выходу из избы.
– Я найду корень проклятия. И на сей раз всыплю Лешему так, что он ещё сотню лет не вернётся.
– Ну давай, – сказал Тофф с непонятной интонацией.
Силграс оглянулся:
– Если хочешь, Хегола, я могу его убить.
Мурашки пробежали по рукам старосты Тоффа.
– Просто сделай так, чтобы наша деревня была в безопасности, – сказал он.