Вдруг на снегу показалась цепочка крупных медвежьих следов. Силграс облизнул губы и нахмурился ещё сильнее, чем обычно, прежде чем осторожно двинуться дальше.
Ещё не хватало встретить медведя. В зимних зонах Седых гор они не укладывались в спячку, потому что в противном случае им пришлось бы вообще не просыпаться. Тем злее они были по сравнению со своими соплеменниками из других земель.
Авалати вспомнил, как они со старцем Лукой как-то раз наткнулись на бешеного медведя. Бодрый старичок Лука с самого первого дня альва в деревне воспринимал его как своего внука. Буквально назначил таковым – принудительно и безоговорочно. До того как занять должность колдуна и переехать в Избу-У-Колодца, подросток Силграс жил в его домике на самом краю деревни.
Лука был достаточно настырным в своей заботе, и поначалу Авалати злился на него. Логика подсказывала, что он должен быть благодарен старику за еду и кров, но Силграсу не нравились ни регулярные расспросы, как у него дела, ни длинные лекции о том, как на самом деле устроена жизнь, ни тем более попытки пристыдить его в тех случаях, когда Силграс был не прав – по мнению Луки.
Но когда Авалати переехал в Избу-У-Колодца, их отношения резко улучшились. Осталось только хорошее – а всё плохое скрадывалось расстоянием. Роль ментора и совести Авалати на себя теперь взял Тофф.
Все-то его всю жизнь поучать хотели, да что ж такое. Не зря говорят: маленькая собачка – до старости щенок.
Лука был резчиком по дереву. Для защитных амулетов, которые отгоняли от деревни злых духов, он использовал кору особых буков, и юный Силграс всегда сопровождал его в многодневных походах в зоны, где росли эти раскидистые гиганты.
В тот день, когда они встретили заражённого бешенством медведя, Авалати по-новому взглянул на старика. Ведь когда из чащи неожиданно появился зверь, чьи глаза казались остекленевшими, слюна в пасти пенилась, а движения были одновременно скованными и стремительными, Лука не закричал от страха и не побежал прочь, а вместо этого вдруг перехватил свою клюку на манер боевого посоха.
– Вот так дела, малыш! – расстроенно забормотал он. – Не думал я, что так обернётся! Возьми кору и беги, а я его задержу.
Силграс так удивился этой внезапной тяге к самоубийству, что даже не стал отвечать. Просто бросился в бой, разворачивая сеть заклинания. Для борьбы с медведем требовались достаточно мощные плетения, и Авалати приходилось тщательно контролировать себя, чтобы рефлекторно не зачерпнуть силу из основного резерва. Ведь тогда в небе над ним сразу зажглась бы лазоревая звезда.
Лука не отставал, то и дело подпрыгивая и огревая медведя палкой. Силграс мысленно выл при виде этого: «Вы с ума сошли?! Да если он по вам попадёт, вы рассыпетесь!» – и пытался незаметно оттеснить старичка подальше. Это было едва ли не сложнее, чем завалить зверя: самым действенным способом оказалось самому маячить в опасной близости от медведя, рискуя в любой момент лишиться головы или ещё чего-нибудь. Хотя колдовать – вообще-то – было бы проще с другого конца полянки.
Когда поверженный враг наконец-то упал, Силграс устало рухнул рядом и, поджав колени к груди, опустил голову между ними. Его рубаха потемнела от пота, сброшенная шерстяная мантия грязной тряпкой валялась поодаль.
– Ты как? – участливо спросил Лука.
«Чуть не сдох – вашими стараниями», – подумал альв, но вместо этого только вздохнул:
– Всё нормально. А вы?
Лука не ответил. Почувствовав неладное, Силграс поднял голову и с ужасом увидел, как в уголках старческих глаз собираются слёзы. Лука взволнованно переминался с ноги на ногу, его губы мелко тряслись, пальцы намертво вцепились в клюку.
– Я так боялся, что он убьёт тебя, Силли, – Лука отвернулся. – Я знаю, что ты сильный колдун и, конечно, помню, с какой удалью ты всегда отгонял волкодлаков вместе с Хеголой и мастером Тоффом, светлая ему память. Но всё же – я сейчас так переживал за тебя, мальчик.
Силли.
Так Силграса ещё никто никогда не называл.
Сердце глухо стукнулось о рёбра, потому что альву это – страшное дело! – понравилось. Пусть такая форма имени и звучала, как кличка для крохотной глупой птички, а всё же в ней было что-то, что заставило Силграса подумать о вещах, не имевших к его жизни никакого отношения – и всё же приятных, манящих… Несбыточных. О детстве, например.
– Я тоже за вас переживал, Лука.
– Правда, малыш?
– К-конечно.
Интересно, если бы он промолчал, этот неловкий диалог уже закончился бы?
– Я очень рад, – старик благодарно шмыгнул носом. – Я думаю, тебя ждёт замечательная жизнь, Силграс Авалати. И я очень счастлив, что мы тогда уговорили тебя остаться. Ты многого достигнешь, и мы все ещё будем гордиться тобой, внучок.
Силграс смутился так сильно, что чуть не позеленел. Потом поднялся и неуверенно похлопал старика по плечу. Пока они в молчании шли обратно, Авалати позволил мыслям соскользнуть со смущающих тем на любимые – то есть отстранённо-мечтательные. Думал: жаль, что туши убитых тварей не исчезают сами по себе. Было бы очень удобно. Оставались бы после них только ценные зубы и уже выделанные шкуры… А так – придётся поскорее возвращаться сюда с селянами, чтобы поляна не превратилась в трактир для волков и хищных птиц. Как же лень, а…
Сегодня призрачный Лука, как и остальные жители Долины, повторял по кругу один и тот же сценарий. В его случае это была работа в собственной мастерской. Он обрабатывал кусок дерева, и Силграс, сколько ни стоял возле него и ни следил за перемещениями, так и не понял, что именно мастерил старик.
Может, пару кружек для трактира Гедвиги. А может, ему, Силграсу, ступку и пестик. Старые ведь совсем истёрлись.
Лес закончился, уступив место снежной пустоши. На горизонте виднелся серебристый туман погодного разлома.
Вот теперь было достаточно далеко от деревни.
Авалати остановился у острой, как волчий клык, скалы, одиноко щерящейся в белом безмолвии. Всё вокруг неё покрывал снег, но, если подойти вплотную, туда, где сейчас царила тёмно-синяя тень, то можно было попасть в ловушку: прямо под скалой находилась глубокая расщелина. Не заметишь её в тени, шагнёшь – и провалишься так глубоко, что сам ни за что не выберешься. Особенно если ты тварь, подобная приспешникам Лешего.
А если учитывать, что с коммуникацией у них так же туго, как и с мозгами, то при хорошем раскладе в этой дыре может переломать шеи и кануть в небытие вся Лешева кодла.
Силграс, сжимая кинжал, приблизился к расщелине вплотную. Склонившись над ней, альв повернул левую руку ладонью вверх и резко полоснул лезвием по белой коже.
– Да что ж так больно-то! – тряся рукой, возмущённо зашипел он.
Алые капли одна за другой срывались вниз, в темноту. С неба падали хлопья снега. Не убирая ладонь – нужно как можно больше крови, чтобы приманка сработала наверняка. – Силграс сбросил со свободного плеча мешок и, присев на корточки и кое-как развязав его, вытащил оттуда несколько своих рубах, штанов и три пары носков. В предыдущие дни Авалати старательно бегал в этой одежде, ходил в ней в растопленную по случаю сауну, спал и один раз случайно облился можжевеловым чаем. Делал всё, чтобы облегчить задачу шерстяным недоумкам. Ведь обычные псины прекрасно выслеживают людей по их одежде. Остаётся надеяться, что и Лешевы всё же справятся, дай им небо хоть немного везения…
Хотя главной в этой ловушке, конечно же, была кровь.
Доигравшись с кинжалом до того, что у него от слабости закружилась голова, Авалати прилёг на снег. Перестарался, кажется. Главное сейчас не упасть здесь в обморок и не очнуться от того, что на него капает кое-чья омерзительная слюна – а то это будет самый несмешной анекдот на свете.
Хотя Хеголе, наверное, он бы понравился.
Достав из кармана мантии заранее припасённый крендель, Силграс задумчиво сжевал его. Потом, сопя, поднялся и привёл себя в порядок.
– Пока, дыра. – Уходя, он оглянулся и помахал забинтованной рукой. – Надеюсь, ты справишься со своей миссией.
Да, он пытался быть дружелюбным. Да, с расщелиной в земле.
Ибо: не преуспел с этим триста лет назад? Что ж, никогда не поздно начать.
Ночью Силграс проснулся от страшного воя ветра за окном.
Что-то ударило о стекло, и деревянная рама жалобно заскрипела. Авалати сел, потирая глаза руками, пытаясь вспомнить, где он и что происходит, как всегда с огромным трудом и нежеланием возвращаясь в мир бодрствующих. Затем чиркнул спичкой и зажёг свечу, разрывая кромешную темноту спальни.
Снуи, сидящий на каминной полке, трясся, обхватив себя руками.
– Ты чего? – не понял Авалати, зевая во весь рот.
Снуи пискнул, и Силграс скорчил недовольную рожу.
Вот оно что. Пожаловала.
Он встал, потянулся после сна, сжал-разжал голые пальцы ног, наслаждаясь ощущением пушистого ковра под стопами (почему у Хеголы был такой, а у него – нет?) и, подойдя к полке, поставил на неё оба локтя.
– Приспешник Лешего тебя, значит, не испугал, а Фиона – ещё как? – подперев щёки кулаками, с ленивым интересом спросил Силграс у снежной феечки.
– Пи-и-ип!
– Ах, так он тоже был страшный, но ты тогда всё проспал… М-да. Ну ты и трус, я тебе скажу. Никого трусливее я в жизни не видел. Ни в одной из жизней, как мне кажется.
Снуи оскорблённо стукнул Авалати по носу и забился в угол, не переставая трястись. Альв сонно потёр глаза – бли-и-ин, как же он не любит просыпаться – и положил возле отвернувшейся феечки носовой платок – пусть с головой укроется, если так страшно. Потом взял со стола зажжённую свечу и неспешно пошёл на выход.
Улица была погружена в темноту. Прозрачно-чёрная и глубокая, как вода в таинственном ведьмовском колодце, она заполнила всю Долину Колокольчиков. Дома тонули в ней, похожие на обломки кораблей в подводном царстве. В воздухе тонко пахло цветами, и снег, перемешанный с фиалками, не то чтобы падал – агрессивно накидывался, стараясь уколоть как можно больнее. Мимо Авалати то и дело проскальзывали силуэты бледных людей, кружащихся в безмолвном танце. Все они были одеты в изысканные летящие ткани; венцы и диадемы из сверкающих кристаллов украшали их головы – но танцоры оставались безучастны к собственной красоте. Их лица не выражали ничего, кроме равнодушия. Они двигались одновременно притягательно и жутко.