Меня мелко затрясло. Берти поколебался, а потом, перед тем как уйти, крепко обнял меня.
– Ты сейчас не поверишь в это, – вздохнул он, – но я очень горжусь тобой.
А уже на рассвете по всему утёсу стремительно, как пожар, распространилась новость: Хэвор выжил.
Нет: Хэвор! Выжил!
Выжил, выжил! Состояние стабильно. От ожогов, наверное, местами останутся шрамы, и правая нога вряд ли срастётся правильно – но он будет жить и будет ходить, хотя период реабилитации точно займёт много времени.
Услышав всё это, я повела себя совсем как чокнутая: и рассмеялась, и заплакала, и почувствовала одновременно прилив энергии и колоссальное бессилие. Вновь пришедший в комнату Морган только покачал головой, глядя на то, как я ржу, кулаками размазывая сопли.
– Хорошо, что вы назначили встречу с Хеголой Тоффом на пятницу. – Он прислонился к дверному косяку и сложил руки на груди. – Мы ещё успеем добраться до Сонного Облака, если арендуем лошадей.
– А что, п-п-п-о старому плану мы туда пешком идти собирались? – заикаясь от избытка чувств, поразилась я.
– Понятия не имею, – пожал плечами Гарвус. – Мы вроде это не обсуждали.
Я криво улыбнулась:
– Из нас не очень слаженная команда, да?
– Из нас с тобой – точно. Я иду спать. И тебе советую.
– Прямо здесь? Не дома?
– «Дома»!.. – риторически воскликнул-возмутился Морган. – Да, здесь. Надо дождаться Берти. Ты же за каким-то д'гарром отправила его отбирать кусок хлеба у местных детективов… Ну всё теперь, он просто так его не отдаст. Будет бегать и расследовать, пока не грохнется без чувств от усталости. А с учётом того, что он тот завал в пещере руками разбирал – он запретил мне взрывать его, боясь, что вы под ним, – упадёт Голден-Халла скоро.
– Ох, – опешила я.
– Ничего, – отмахнулся Морган. – Ему не впервой.
К следующей ночи всё наладилось.
Соловьиную Песню наводнили прибывшие из ближайшего города стражи порядка. Голден-Халла оставил им данные вычисленных им подельников Бонка, а также рассказал, что лич в пещере был одним из клиентов-наркоманов картеля, который умер от передоза там же и которого Бонк оставил как цепного пса, изредка подкидывая ему на съедение тех, от кого нужно было избавиться.
Хэвор был плох, но стабилен. Изредка приходил в себя и тогда безостановочно болтал. Я зашла к нему попрощаться и подивилась тому, насколько ярко горели его глаза при том, сколь слабым и беспомощным он был, весь обмотанный бинтами, погружённый в облако ядрёного запаха лекарств. Возможно, горячка стёрла часть его воспоминаний, но точно не все, потому что в какой-то момент он сказал:
– Когда я выздоровлю, я первым делом поеду к морю. А, нет, сначала я напишу статью-разоблачение. А потом – к морю!
Если честно, от этого моё сердце вновь болезненно сжалось, потому что перед глазами у меня стояла картина того, каким он был в пещере, и, будто цветное стекло, накладывалась на настоящее.
– Как же ты лихо лича завалила! – восхищался Хэвор, а я старательно смаргивала слёзы, пока он не заметил их, чтобы не расстроить его. – И жаль, что вам пора уезжать. Прямо сегодня ночью, да? Так быстро! Точно надо?
– Точно.
– Но зачем?
Я шмыгнула носом и заговорщицки прижала палец к губам:
– За сенсацией. Держи ушки на макушке, господин Пушшентай. Скоро Седые горы содрогнутся от кое-чего небывалого.
– О-о-о!.. – оценил Хэвор и с мечтательной улыбкой на устах вновь провалился в сон.
В мутные серые пять утра четверга Берти, Тинави и Морган покинули шале.
Время отбытия было выбрано сообща, но почему-то что Страждущая, что Гарвус напоминали скорее унылых жертв безжалостной диктатуры, нежели свободных людей.
– Пошли, пошли, – Берти подпинывал своё крохотное постанывающее войско к двум запряжённым лошадям, арендованным в деревне. Затем развернулся. – Кори!
– Кар? – ответил ворон, сидевший на пороге.
– Проследишь за домом? Морган уезжает ненадолго.
– Пфкар-р-р-как, – расфыркалась птица. «Ты своему псу небось тоже говорил, что ненадолго уезжаешь? А сам уже больше месяца отсутствуешь».
Берти чуть не умер от острого укола совести, но потом проворчал:
– Я предупреждал его, что меня не будет значительное время. К тому же, поверь, в обществе моих студентов ему хорошо. Несколько недель на просторах острова Этерны никому не помешают. Эй, стоп! Тинави! А ну перестала прислоняться к лошади! Она волнуется!
Наконец они уехали.
Кори немного проводил их: в свете восходящего солнца тень ворона на снегу была на удивление большой и успокаивающей, и Голден-Халле не впервые подумалось, что Корвин – не совсем обычный питомец. Когда-то, очень давно, Берти читал историю о десяти премудрых старцах, живущих на Плачущем Холме, каждый из которых после смерти обернулся чёрной птицей с красными глазами. Может ли быть такое, что это не совсем сказка?..
Голден-Халла бросил прощальный взгляд на ворона, заложившего крутой вираж и полетевшего обратно, потом покрепче прижал к себе уснувшую целительным сном Тинави (гребень ей экспериментально воткнули в причёску, и это сработало). Правда, почти сразу Берти спохватился: прах, у неё же там раны не до конца зажили, наверное! Магия или нет, а времени всего ничего прошло!.. – после чего ослабил хватку. Он перестарался: от излишней свободы Страждущая чуть не съехала с лошади. Голден-Халла кое-как поймал её и попробовал более или менее выровнять. В это время лошадь такого же дрыхнувшего Моргана (а он-то с чего спит?!) свернула с дороги и целеустремлённо попёрла в низину, где росла аппетитная снежная хурма.
– А ну стоять! – сцепив зубы, Берти дотянулся до её поводьев и на всякий случай не стал их отпускать.
Как-то так, в раскорячку, они двигались в сторону Долины Колокольчиков, и Голден-Халла клятвенно пообещал себе дописать на латунной табличке на двери своего кабинета что-нибудь в честь этого дня. Например: «Частный сыщик Бертрам Голден-Халла. Великомученик. Святой».
Через пару часов впереди открылось восхитительное зрелище: огромная и бурливая горная река. Она была столь величественной, что лёд не мог сковать её.
Серебряная вода, нестерпимо сверкающая под утренним солнцем, скакала на порогах и заворачивалась в небольшие водовороты у валунов. Через реку вёл мост – массивный, деревянный, с резьбой в виде шишек на каждом столбе.
А на мосту стояла высокая женщина в синей мантии с глубоким меховым капюшоном. Положив на перила локти, она обречённо сжимала руками голову и, видимо, мрачно созерцала воду внизу. Кажется, женщине было не очень хорошо: во всяком случае, морально.
Берти нахмурился.
Странно: что она тут делает без лошади? Рядом ни гостиниц, ни трактиров. Следы на свежем снегу указывают, что незнакомка пришла пешком со стороны леса. Возможно, её ограбили или что-то такое?
Голден-Халла хотел уже окликнуть загадочную женщину, как вдруг заметил пару деталей, заставивших его прикусить язык. Возле незнакомки прямо на деревянном парапете моста расцвела крохотная фиалка… И ещё одна – на снегу, под правой ногой. А на голенищах высоких узких сапог госпожи то проступали, то таяли кружевные узоры изморози.
Так-так! Думай, Берти. Как лучше вести себя, при том что ты стоишь перед самой ледяной леди Фионой?
За долю секунды провернув в голове около дюжины возможных исходов ситуации – это суперспособность всех невротиков, – Голден-Халла в итоге сделал то, что и планировал с самого начала.
– Доброе утро, госпожа! У вас что-то случилось?
Презумпция невиновности – наше всё! Не мешай кому-либо повести себя с тобой по-человечески, заранее сочтя его негодяем, и ты удивишься, как много вокруг прекрасных людей.
Ну а если не выгорит… Я же не зря столько лет учился боевому колдовству, верно?
Эта мысль зацепила следующую: зачастую, чем увереннее человек в своих силах, тем он великодушнее – ведь мир кажется ему отличным и безопасным местом. Именно поэтому стоит всегда начинать с себя.
Между тем могущественная альва, хозяйка мертвецов с горы Совермор, вздрогнула и повернулась к сыщику. Лицо Фионы оказалось ровно таким, чтобы идеально смотреться в сборниках старых сказок – красивое, но немного странное, будто иллюстратор уже так привык рисовать неведомых зверюшек, что просто женщина удаётся ему с трудом. Её лавандовые глаза непонимающе скользнули по Тинави, Моргану и наконец остановились на улыбающейся физиономии Голден-Халлы.
– Вы вообще знаете, кто я? – спросила она не столь оскорблённо, сколь удивлённо.
– Да. А вы – кто я? – лукаво сощурился Берти.
– А разве должна? – Фиона приподняла бровь.
– Да нет, наверное. Хотя тщеславная часть меня надеялась, что в Седых горах уже вовсю сочиняют песни о великолепном Берти Голден-Халле, сыщике, который может помочь даже в самых безвыходных ситуациях…
Бровь альвы поднялась ещё выше. Проснулись Тинави и Морган, и, умнички такие, не стали с ходу влезать в разговор, хотя от Гарвуса явственно исходила аура множества непечатных слов, так и грозящих вырваться наружу. Наверное, потом водопадом хлынут.
Вдруг Фиона сделала кое-что странное. Оттолкнувшись от перил, она в несколько шагов приблизилась к путникам и, поочередно взяв руку каждого… понюхала их. Выглядело это совершенно дико, все трое так опешили, что даже не стали возражать.
– Э, – наконец выдавил Берти. – Это какой-то обычай?
– Можно и так сказать.
– Нам вас тоже понюхать? – с сомнением уточнила Тинави.
– Я не буду этого делать, – тотчас процедил Морган.
– И не надо, – заверила фон Сортерберг, вновь отходя к перилам. – Лучше помогите мне, раз так кичитесь своей репутацией спасателей.
– Это только он кичится, – Гарвус качнул подбородком в сторону Берти. – Лично я предпочитаю, чтобы меня не дёргали почём зря.
– Вы какой-то слишком дерзкий для смертного, нет? – хмыкнула Фиона. – Или ещё не проснулись до конца, раз никак не сообразите, что я могу вас убить?