Они говорили о пускании плоских камешков по воде. Кидать их так, чтобы они проскакали несколько раз перед тем, как уйти на дно, – вот он, вид спорта, успех в котором являлся чуть ли не обязательным для всех, кто когда-либо жил у воды.
Тинави поцокала языком:
– Я научу вас. Цыц. Нет. Никаких возражений, Гарвус! Научу, и всё.
– Я сомневаюсь, что ты в состоянии, – процедил доктор.
– О, не будь так самокритичен. Уверена, у тебя всё-таки получится. Ты небезнадёжен: это видно по твоему гордому взгляду. Кстати, ты в курсе, что сжечь им меня не получится, да?..
– Если бы я не беспокоился за наложенные мною же швы, то сейчас доказал бы тебе обратное, – посетовал Морган.
Берти вдруг услышал какое-то пение вдалеке. Сойдя с тропинки, он раздвинул густые ветви кустарника и удовлетворённо кивнул.
– Хей! Двигайте сюда. Мы почти на месте.
Внизу, под достаточно крутым, но не убийственным склоном, было видно искомую деревушку. Неокрашенные срубы домов стояли между берёзами, там же виднелись колодец, конюшни, склады для дров.
Мужественные норшвайнцы с бородами-лопатами ловко распиливали огромный ствол приволочённой секвойи… Вот и добыча Джека, прекрасно! Озорные свисты и песни лесорубной братии были слышны издалека. Норшвайнцы одобрительно хлопали друга по плечам и косились на приближавшихся чужестранцев с дружелюбным любопытством.
– А где у вас можно найти дровосека по имени Джек? – когда они спустились, начала Тинави. – Такого, знаете… С тонкой талией, мощным разворотом плеч, невероятными руками…
Берти перебил её:
– …Который добыл эту секвойю, пожалуйста?
– Джек дома сидит, устал после большого дела! – одобрительно доложили коллеги Слишком Горячего Мужчины. – Вон его сруб – видите? По улице прямо и налево. Только вам двоим в нашу деревню нельзя. Девушке – можно.
– Почему? – удивился Берти.
– А у вас бород нет, – добродушно объяснил самый мощный дровосек. – Голые подбородки у мужиков по нашей традиции считают предвестниками неудачи, так что будьте добры, сделайте пару шагов назад. Удача для дровосеков – важная штука! Когда твоя работа заключается в том, чтобы заваливать такие громадины, – он похлопал по внушительному стволу секвойи, – будешь волей-неволей с почтением относиться даже к дурацким приметам.
– Мм. – Берти обернулся к Тинави: – Ты готова сама поговорить с Джеком? Или будем дружно шаманить и мазать мой подбородок репейным маслом, чтобы сделать с ним нечто ужасное по столичным меркам?..
– Я готова, – улыбнулась она.
Тинави потопала за венцом, а Морган и Берти решили немного прогуляться, чтобы почём зря не нервировать суеверных местных жителей. Голден-Халла шёл, любуясь пронзительно-синим небом без единого облачка. Просеянные берёзами лучи солнца играли в догонялки на лице сыщика.
– Морган, скажи мне на правах местного жителя, – протянул Берти, – сколько по времени почтовая белка будет добираться от дома Хеголы Тоффы до Соловьиной Песни? Или, скажем, сюда?
– Думаю, часов двадцать. – Гарвус шёл, задумчиво изучая крохотных и худых ярко-жёлтых лягушек, целой толпой скакавших вдоль тропинки. Необычные, в Асерине такие не водятся.
«Надеюсь, он не собирается пустить их на опыты», – мимоходом подумал Берти.
А вслух сказал:
– Вот-вот. Всего двадцать часов. А с момента беседы с Нив прошло уже трое суток.
– Да. Либо она не передала вашему мёртвому другу информацию, либо он решил приехать в Сонное Облако без подтверждения встречи.
– Ставлю на первое.
– Я тоже.
– Ну вот, спора не получилось.
– Ну ты уж как-нибудь попробуй это пережить… – Морган наклонился и схватил одну лягушку двумя пальцами.
Берти слегка забеспокоился о её судьбе, но Гарвус, с любопытством оглядев квакающую жертву со всех сторон, просто выпустил её обратно. Потом пожевал губами и с внезапно посерьёзневшим лицом повернулся к детективу.
– Берти. Буду честен.
– О нет, – только и успел вставить тот.
– Мне категорически не нравится то, что вы задумали. Я о том, что ты и это лесное недоразумение условились спасти всех в Долине Колокольчиков. Я знаю, у тебя этот комплекс давно – очередной минус твоего и без того невыносимого характера. У Тинави, по ходу, тоже всё очень запущенно. И вот я говорю тебе: отступитесь. Не надо.
Взгляд у Моргана был жёсткий. Не тот, с которым он скашивал студентов на экзаменах, но тот, с которым убивал чудовищ в подземельях Этерны. Берти мысленно выругался.
– Морган, какого праха! Ты же ещё пару дней назад вместе с нами пытался придумать, как спасти Авалати!
– Нет, не совсем. Я просто всесторонне и беспристрастно изучал этот вопрос, чтобы понять, во что мы ввязались. И пришёл к выводу, что вся ситуация с Долиной – напрочь гнилая. Все её участники нехило задолжали вселенной. Триста лет подряд тут творилось хрен знает что. Один гений сначала решил «поизображать из себя человека», забив на свою реальную сущность, затем применил силу не на то, на что должен был, и, наконец, исключил себя из игры на целых три века. Другой – проигнорировал саму госпожу смерть, а потом, решив, видимо, стать богом, выкосил и сожрал в округе половину нежити, у которой вообще-то могла быть своя миссия. Куча селян всё это время так вообще болтается на границе бытия и небытия, делая саму реальность вокруг себя зыбкой – и это притом, что в Седых горах у неё и так перманентные проблемы! А ведь мир – это огромная продуманная система, Берти, со своими правилами и обязательным следованием балансу «брать – давать». От этого не уйти, нравится это тебе или нет. Систему нельзя бесконечно перестраивать в угоду своему идеализму. Где-то прибудет, где-то убудет – и если ты жульничаешь или зарываешься, поверь, вселенная рано или поздно найдёт способ силой выдрать у тебя запрятанное.
– Да при чём здесь это…
– Молчать. «Это», – Морган пальцами изобразил кавычки, – здесь притом, что каждый долиновец все эти годы по чуть-чуть расшатывал реальность, занимая не своё место… Делать так – значит влезать в долги. Сначала действительность поддаётся, растягивается, как резинка, но постепенно неправильность накапливается – и вот нарушители уже получают по лбу. Это неизбежно. Кто-то должен расплатиться за всё содеянное, понимаешь? А вы с Тинави, по сути, хотите ещё разок прогнуть мироздание, занять у него ещё немного энергии. Остановитесь, пока не поздно. Не усугубляйте. Стоит всмотреться, и становится очевидно: из уравнения Долины Колокольчиков нельзя выйти без потерь. Каким бы оптимизмом вы вдвоём ни пылали, он здесь откровенно неуместен.
– Морган, я… – начал было Берти, но Гарвус резко перебил его:
– Если ты сейчас скажешь, что не понимаешь, к чему я веду, то я просто ударю тебя. Потому что даже последнему идиоту после моих слов ясно: если вы с Тинави сунетесь в ситуацию – вы тоже станете участниками системы! И может статься, что тогда расплачиваться придётся именно вам, волонтёрам хреновым. А я хочу, чтобы ты прожил на этой земле как можно дольше, Бертрам Чтоб Тебя Голден-Халла. Но с твоей позицией «я все переделаю и перекрою́, я всех спасу» ты либо уже в скором времени как следует огребёшь, либо просто будешь проигрывать раз за разом и однажды сломаешься. Я не дам тебе этого сделать, ясно? – Морган сжал кулаки. – Так что: выкинете с Тинави какой-нибудь фокус в Долине Колокольчиков – я остановлю вас, небом клянусь. И сам убью этого Силграса Авалати.
Долгая тишина повисла в притихшей роще. Двое друзей смотрели друга на друга не моргая. Наконец Берти отвернулся.
– Ты стал весьма… импульсивным в последнее время, не так ли, Морган? – вздохнул он.
– Просто осознал, что с тобой и тебе подобными иначе нельзя. Берти, ответь прямо: ты меня понял?
Сыщик снова поднял взгляд на друга. Зелень глаз Моргана была холодна, как река подо льдом.
– Да, – сказал Голден-Халла. – Я всё понял.
Найдя дом Джека, уютно примостившийся среди берёз, которые нескромно хвастались новыми серёжками, я постучалась. Некоторое время спустя дверь открылась, и…
Ох! Очень странно, что одновременно с этим не зазвучала романтическая музыка, вот что я вам скажу! И солнечные зайчики, скачущие по крыльцу, не превратились в сердечки…
– Вот это да, – прошептала я и даже схватилась за грудь, озарённая величественной красотой норшвайнца.
Да. Энтузиазм леди Фионы можно было понять.
– Приветики! – между тем добродушно сказал Джек, подбоченясь. – Чем могу помочь?
Голос у него был то ли хрипловатый, то ли бархатный – не помню, какой эпитет предписано использовать в таких случаях, но будьте уверены – голос Джека вам бы понравился.
Я проморгалась, совладала с соблазном прикрыть глаза ладонью (так нестерпимо сиял дровосек) и призналась:
– Я к вам от леди Фионы по поводу…
Но не успела я договорить, как Джек изменился в лице, выпрыгнул ко мне на крыльцо и резко захлопнул за собой дверь.
Как он пах, боги, как он пах!..
– Не упоминайте её! – страшным шёпотом потребовал он. – У меня брат дома, а я не хочу, чтобы кто-либо знал о нашей встрече!
– Почему? – поразилась я.
– Потому что у меня теперь травма на всю жизнь. Никогда мне не делали так больно. Я вообще не понимаю, как мне теперь к девушкам приближаться.
– Неужели она вас настолько сильно пнула?..
– Пнула? Что? – провалившийся было в отчаяние Джек встрепенулся. – А, да, пнула тоже, конечно, но это ерунда. А вот до этого…
Он зажмурился и застонал от отчаяния. Я мысленно перебрала в голове рассказ Фионы и была вынуждена признать, что не понимаю, в чём именно проблема.
– Она что, не говорила вам, как я гадок?
– Гадок?! Да нет вроде. Если только в норшвайнском у слова «красивый» нет второго смысла.
– Хм… Странно. Подождите, она назвала меня красивым? – Джек почесал свою изумительную репу. – Просто в тот момент, когда я потянулся к ней за поцелуем, она сказала кое-что другое… – он поморщился. – Глядя мне в глаза, она отчётливо произнесла: «Ужасно». И припечатала: «Омерзительно». И вот только потом уже пнула меня и убежала. Ну и как?! – будто от боли, зашипел он. – Как мне пережить тот факт, что прекрасная женщина, увидев моё лицо вблизи, оценила его столь низко?! Что со мной не так? У меня что-то с губами? Может, я выгляжу тупым? Или с такого ракурса видно, что у меня немного кривой нос?