Когда всё было готово, Морган сплёл Малый Призыв. Четыре красных маг-браслета на его запястьях засветились, пленённые огоньки испуганно заплясали в своих ловушках, а в зеркале на дереве заклубился туман.
Он рассеялся, и в глубине отражения появилась Нив: едва проступающие в темноте глаза, линия скулы и подбородка, резкие углы плеч, пальцы, комкающие платье…
– Зачем вы вызвали меня? – шелестяще спросила она. – Вы тратите мои силы.
– Снова привет, Нив! Прости, но, кажется, мы не поняли друг друга. – Берти качнулся с пяток на носки и обратно. – Сегодня пятница, мы в Сонном облаке, а Голата здесь нет!
Морган продолжал держать пальцы в знаке Призыва, а я подправляла линии на земле, которые так и норовил сдуть ветер.
– Дело в том, что Голат не придёт в Долину, – по голосу Нив было понятно, что она нервничает.
– Почему? – невинно уточнил Берти.
– Не сможет.
– Оттого, что ты не передала ему информацию, да?
Привидение попробовало шагнуть во тьму, чтобы прервать разговор, но это было невозможно. Тогда Нив обхватила себя руками:
– Может быть, и не передала. Не нужно ему знать об этом. Я не хочу, чтобы он уходил, понимаете?
– Нив… – мягко начал Голден-Халла, но Морган сухо перебил его:
– А на что вы надеетесь, госпожа Кройшпаль? Скоро все в Седых горах услышат о Долине Колокольчиков. Вам не скрыть от него правду. Он всё равно уйдёт.
– «Скоро» не равно «прямо сейчас». У меня есть ещё пара дней.
– Пара дней погоды не сделает, – приподнял бровь Гарвус.
– Не вам об этом судить. Мне нужно время, чтобы смириться.
Нив отвела глаза, и по тому, как они блеснули во тьме, я догадалась, что всё не так просто. Вверив молчащему Берти наблюдение за магическими линиями, я вместо него шагнула к зеркалу.
– Неправда, Нив. Отсрочка в несколько дней нужна тебе не для того, чтобы принять ситуацию или что-то такое, а для того, чтобы найти способ привязать Голата к себе так, чтобы он вообще не смог уйти в Долину, правильно?
Она вздрогнула и бросила на меня свирепый взгляд.
– Наверняка для этого существует какой-нибудь тёмный ритуал… – продолжила я. – Абы кто не смог бы провернуть его с Князем Нежити, но ведь тебе Голат доверяет. Ты сможешь ударить его в спину, если захочешь.
– Вы не понимаете! – Нив стукнула кулаками об изнанку зеркала. – Это не будет предательством! Наоборот: я так забочусь о нём, я люблю его! Прошло столько лет!.. Вы бы знали, как он страдал из-за этой прокля́той деревни! Три столетия!.. Голат мучился так долго, прежде чем наконец-то стать тем, кем он является сейчас – нашим защитником. Он заслужил свой нынешний покой, а эта дурацкая Долина просто опять наведёт хаос!
Берти кашлянул у меня за спиной.
– Не лукавь, пожалуйста, – вкрадчиво сказал он. – Ты же в первую очередь думаешь не о Голате, а о себе. О том, что ты его любишь. И что это твою жизнь Долина так жестоко перевернёт. Он-то мечтает вернуться домой.
Нив зло, затравленно заплакала…
Я подошла к зеркалу и аккуратно приложила к нему ладонь.
– Нив. Мне очень жаль. Но беда в том, что, если ты насильно оставишь Голата с собой, он никогда тебя не простит. Он всё равно узнает.
– Но я же люблю его…
– Вот именно. А значит, и ты себя не простишь за обман.
– Да, но… Пусть останется ещё хотя бы на пару месяцев, не навсегда. Я потом сниму чары, обещаю! Не забирайте его сейчас!
– Если Голат узнает, что ты скрывала от него происходящее и не дала увидеться со своим заклятым другом перед тем, как тот умер, он тоже тебя не простит. Только честность. Это единственный вариант.
Кройшпаль отняла руки от лица и уставилась на меня воспалёнными глазами, висящими будто в пустоте.
– Вы разбиваете мне сердце, – обвинительно сказала она.
Силуэт Нив, скорбящей о том, что вновь обречена потерять самое дорогое, был почти не различим в темноте… Я грустно покачала головой.
– Есть перемены, которых мы не можем избежать. Они всё равно догоняют, всегда. И чем сильнее ты сопротивляешься, тем сложнее будет потом.
Нив неожиданно и агрессивно ударила руками по стеклу, а затем бросила взгляд, полный надежды, поверх моего плеча – к нам приблизился Берти.
Но он лишь развёл руками:
– Если бы я хотел тебя утешить, то сказал бы, что в Долине Колокольчиков тоже есть зеркала, и значит, ты сможешь жить с Голатом и там, но… На самом деле, конечно, никто из нас понятия не имеет, чем всё это закончится. А когда нет возможности жить, следуя плану, нужно следовать велению сердца. А твоё сердце, госпожа Кройшпаль, сейчас точно знает, что будет правильным, как бы тебе ни было сложно принять это.
Нив вновь опустила взгляд. Она почти полностью растаяла. Лишь пальцы на зеркале да белки глаз – вот и всё, что представало перед нами из тьмы.
– Хорошо, – шепнула она. – Я скажу ему. Он найдёт вас с помощью того сердолика, который вы дали.
– Поклянись, – потребовал Берти. – По-настоящему, на своей искре – что расскажешь ему обо всём сейчас же и попросишь его найти нас как можно скорее. В противном случае я сам явлюсь к вам уже завтра. И даже если ты попробуешь спрятать Голата, уведёшь его куда-то из хижины, я вас всё равно найду.
– Так ты угрожаешь мне, добрый детектив? – огрызнулась она.
– Да, – просто сказал Берти.
Нив выругалась и поклялась… Когда Морган отпустил формулу, зеркало, переутомлённое сеансом связи, вдруг треснуло.
– Ай-ай-ай! – схватившись за голову, тотчас посетовал Берти. – Как так-то?! Гостиничная собственность!
– Чур, теперь его вешаем не в моей, а в вашей комнате! – охнула я.
Говоря намеренно громко и весело, чтобы стереть тяжелый осадок от встречи с Нив, мы вернулись в деревню.
Перед сном я долго сидела на подоконнике в своей комнате и, глядя на ночное небо, расчёсывала волосы магическим гребнем хранителя Рэндома. Я так и не придумала план того, как можно спасти Силграса.
Моя любимая тактика: написать список из ста идей, какими бы они ни были идиотскими и как бы тяжело ни шли уже после десятой по счёту, – в этот раз не сработала. По номеру были живописно разбросаны исчерканные листы, но даже оптимист во мне понимал, что всё это чушь, а не реальные выходы из ситуации.
Более того, я ничего не могла поделать с тем фактом, что мои мысли то и дело возвращались к той пещере с Хэвором и личем.
Всё закончилось хорошо, да. Но я снова и снова вспоминала свой ужас и отчаяние в те минуты, когда Пушшентай умирал у меня на руках, и это впервые узнанное, прочувствованное собственное бессилие теперь жило где-то внутри меня и омрачало привычную веру в то, что всё получится.
По долгу службы я часто видела мёртвых. Куда чаще, чем обычные горожане, но никогда прежде никто не шептал: «Я не хочу умирать», плача у меня на коленях.
И это повлияло на меня гораздо сильнее, чем я могла подумать, пусть я по-прежнему искренне смеялась, любопытничала, наслаждалась едой и общением со своими изумительными спутниками…
– Ну уж нет, – объявила я, закручивая волосы в пучок и боевито втыкая в них гребень. – Истерзанных, надломленных, осторожничающих в мире полно. Я играю за другую команду.
Спрыгнув с подоконника, я хрустнула пальцами и снова взялась за перо.
Напишу ещё сто идей.
Утро в Сонном Облаке выдалось просто прелестным. Берти с искренним удовольствием жмурился на ярком солнце и подставлял ему то одну, то другую щеку, надеясь согреться впрок.
Сыщик шёл к западному флигелю трактира: комната Тинави располагалась там, на первом этаже, тогда как они с Морганом переночевали в номере под крышей, в компании пауков, мышей и даже унылого привидения, которое до самого рассвета бормотало, жалуясь на судьбу из-под кровати Гарвуса.
– Да заткнись ты! – застонал в какой-то момент Морган, накрывая лицо подушкой, но призрак, не говоривший на дольнем языке, воспринял это как сочувствие и поощрение к более развернутым жалобам…
Повторить свою мысль на норшвайнском Моргану помешало воспитание. Берти не вмешивался. Он всегда любил наблюдать за живой природой и верил в способность других людей разбираться со своими проблемами самостоятельно.
Стоило ли говорить, что Гарвус поутру был не в самом благодушном настроении, что выражалось у него в особенно тяжёлом взгляде и мрачно поджатых бледных губах. Не размениваясь на комментарии, он свалил в неизвестном направлении, бросив лишь:
– Выезжаем в десять утра. Буду ждать вас у колодца.
– А может, это мы тебя будем ждать? – зевнул-подмигнул Голден-Халла, пока не нашедший в себе силы слезть с койки.
– Это было бы прекрасно. Но вероятность такого сюрприза, согласно опыту, ничтожно мала, – проворчал невыспавшийся Морган.
Стоило ему шагнуть за порог, как из-под кровати донеслось печально-прощальное: «Спасибо, что выслушал, чужеземный господин…»
Гарвус содрогнулся и поскорее захлопнул за собой дверь.
И вот теперь Берти притопал под окно Тинави. Оно было распахнуто, задёрнутые занавески колыхались на свежем летнем ветру.
Голден-Халла костяшками пальцев постучал по раме.
– Хей, доброе утро! Как ты там, моя грозная лесная госпожа? Я испытываю непреодолимое желание позавтракать в твоей компании. Что скажешь?
Из комнаты не донеслось ни звука.
– Тинави? – Берти легонько подёргал за штору. – Ты спишь, что ли?
Тишина.
Голден-Халла нахмурился. Потом ухватился за карниз и подпрыгнул, садясь на него.
– Я к тебе бессовестно врываюсь! – предупредил он, перекидывая ноги внутрь.
Отдёрнутая занавеска открыла страшную тайну: Тинави не было в комнате. Зато было много-много исписанных листов бумаги, взметнувшихся над кроватью из-за заглянувшего вместе с Берти ветерка.
– Ого! Ты что, книгу пишешь? – воскликнул Голден-Халла, когда замок входной двери щёлкнул, и в комнату вошла Тинави.
– Прах прахов! – Она подпрыгнула от неожиданности, чуть не расплескав чашку кофе. – Ты чего здесь делаешь?!