Я резко затормозила. Подняла глаза от циферблата и…
– Боги-хранители! Ты пораньше предупредить не мог?
Мы с Берти стояли в паре метров от обрыва. Подорожник, одуванчики и клевер резко сменялись головокружительным склоном. Внизу лежали снега, белеющие в ночи: очередная туманная полоса погодного разлома проходила аккурат вдоль скалы и заканчивалась на её уровне. Как обычно, разлом обозначали вьющиеся стайками огоньки, похожие на коварных обитателей шолоховских болот, и вкрадчивый многоголосый шёпот, такой тихий, что распознать его можно было с трудом.
В траве возле разлома ещё были видны какие-то серебристые капли. Они смутно напомнили мне что-то, но, скользнув по ним взглядом, я сразу же отвлеклась на продолжение диалога с Берти.
Голден-Халла сбросил наполненные водой бурдюки на землю и с удовольствием потянулся.
– Просто я пагубно любопытная личность. Вот и хотел выяснить, куда ты нас, собственно, ведёшь с такой уверенностью. И в какой момент включится твой инстинкт самосохранения. А сейчас понял, что он может не сработать вообще… Скажи мне, драгоценная, как ты дожила до своих лет с такой экстремальной рассеянностью?
– Просто я фокусируюсь на чём-то одном за раз! – Я демонстративно сунула часы ему под нос. – Скажи мне, сколько времени?
– Шесть… шесть утра?! – Голден-Халла ахнул и непонимающе посмотрел на щербатую луну, висящую прямо перед нами. – Но ведь сейчас до пепла темно! Да и луна ещё низко… Хотя столь позднее время объяснило бы, почему я чувствую себя таким измотанным.
Я солидарно закивала.
Позади у нас был длинный день. Покинув Сонное Облако, мы отправились к следующей деревушке. Она располагалась в зоне, где сейчас на землю обрушивались невиданные ливни и грозы, схожие с теми, какие я повстречала во Вратах Солнца. Единственную дорогу развезло так, что лошади просто не могли проехать. Мы намертво увязли, до деревни было ещё далеко, и наконец нам навстречу из стоявшего на опушке леса охотничьего домика выскочил егерь. Оценив обстановку, он от души посоветовал нам развернуться, если мы не «окаянные самоубийцы».
– Если вы выберете восточную дорогу, то получится ненамного дольше, зато гораздо комфортнее! – перекрикивая грохот дождя, советовал он. – Потому что у нас такая погода ещё на неделю как минимум!
На предложенном пути не было ни поселений, ни гостиниц, но егерь убедил нас, что там – крайне приятная летняя зона, и мы спокойно переночуем под открытым небом.
В общем, мы его послушались.
Дорога и впрямь оказалась приятной, она то выводила нас на живописные утёсы, полные луговых цветов, то скрывалась в ивовых и дубовых рощах, загадочно шелестящих под звёздами. Когда наступила ночь – изумительно красивая, синевато-изумрудная, мы решили, что проедем «ещё чуть-чуть, пока не устанем».
И вот мы, три трудяги, всё ехали и ехали. Ехали и ехали. Ехали.
Ночь и не думала кончаться, луна застряла на нижней трети неба, и поэтому каждый из нас, чувствуя всё усиливающуюся усталость, винил в этом лишь собственную изнеженность – и героически о ней молчал. Наконец, обнаружив симпатичную полянку, мы кое-как признались друг другу, что хотим спать, и остановились. Берти и я отправились за водой для лошадей, а на Моргана возложили ответственную миссию по наведению уюта. Не то чтобы у него для этого было много инструментов, но ведь он могущественный колдун. Справится как-нибудь. Наверное.
И вот на обратном пути от реки, подозревая, что каждый последующий зевок рискует оставить меня с вывихом челюсти, я додумалась посмотреть на часы, что вообще-то следовало сделать с самого начала.
Итак, сейчас шесть утра. Шесть утра! А вовсе не два ночи, как мне думалось из-за пейзажа.
– Может, это какая-то особенная колдовская зона Седых гор? – прикинула я. – Некий Вневременной Колодец Истинного Безразличия, угодья ещё какого-нибудь альва или вообще – чем гурх не шутит! – другой мир?
– Обожаю твой жизненный опыт. – Берти рассмеялся. – Не знаю никого другого, кто бы так с ходу предлагал самые невероятные гипотезы. Мысль о том, что у тебя просто часы сломаны, тебе категорически не нравится, да, госпожа Ловчая?.. Ладно-ладно, не делай такое зверское лицо! Шучу. Я же тоже чувствую, что прошло очень много времени.
Он вытащил из кармана собственные часы, отщёлкнул крышечку и, внимательно изучив циферблат, задумчиво пожевал губами:
– Тоже шесть… Итак, путевая загадка номер уже не знаю какой. Пойдём скорее к Моргану. А то он убьёт нас, если мы без него начнём обсуждать эту новую, несомненно восхитительную тайну.
– Думаешь, его от них ещё не тошнит?
– Моргана – от тайн?! Да он почитает их, как вежливый сын – любимых отца и матушку!
– Судя по его вечно недовольному лицу – если он и сын, то приёмный.
Морган перевёл пристальный взгляд от часов на застрявшую невысоко над горизонтом луну.
– Четверть седьмого утра. Очень странно.
– Ой, да теперь не важно! – Голос Голден-Халлы полнился восхищением. – Ты правда способен на подобную красоту?! Как ты мог скрывать от меня такие умения столь долго?
– Морган, моё почтение, – я отвесила доктору полушутливый-полусерьёзный поклон. – Мне всегда казалось, что перещеголять меня саму в умении вить гнёзда невозможно, но… Какие ещё секреты ты скрываешь, господин Гарвус?
– Да заткнитесь уже. Задрали издеваться, – закатил глаза Морган и деловито стал обходить рощу по кругу, плетя те и иные заклинания, направленные на обнаружение иллюзий.
Мы с Берти вприпрыжку погнались за ним.
– Мы не издеваемся! Мы преклоняемся!
– О, Гарвус великий, научи меня делать такие очаровательные палатки из шуф! – взвыла я.
– О, Гарвус непревзойдённый, расскажи, как так изящно вешать на них огоньки?! – подхватил Берти.
Морган развернулся на пятках и агрессивно швырнул в нас сноп искр, которые, впрочем, потухли, не долетев до наших восторженных физиономий.
У него за спиной уютно мерцал объект нашего восхищения – очаровательная туристическая палатка, собранная из нашей зимней одежды, стоящая под одной из множества плакучих ив, растущих в этой роще и умиротворённо покачивающих длинными кистями ветвей.
Серьёзно, такую милую лоскутную палаточку ни я, ни Дахху, ни даже госпожа Пиония не смастерили бы. Вот живёт же в человеке, оказывается, чувство прекрасного. А ты об этом – ни сном ни духом, не догадываешься даже. Ненаблюдательный дурак.
Мы решили разделиться и немного побродить по округе, надеясь обнаружить что-нибудь, что намекнёт на причину некончающейся ночи. Моё внимание привлекли заросли терновых кустов, ветки которых были обломаны – кто-то недавно продирался сквозь них, игнорируя колючки. Я повыше подняла фонарь с осомой, собираясь пройти по получавшейся тропинке, но в этот момент вдалеке раздался полный удивления вопль Голден-Халлы.
Он стоял над глубокой ямой.
– Посмотрите на дно! Только не рухните, я вас умоляю.
Внизу мерцал в темноте полупрозрачный золотистый сгусток энергии. Он был неоформленным и подвижным, и внутри у него, будто рыбки, мелькали разноцветные тени. В диаметре сгусток казался не меньше метра.
– Что это? – опешила я. Но у ребят не нашлось ответа.
Вдруг луна показалась вновь из-за набежавшего на неё кружевного облака, и я увидела, что от сгустка вверх тянется такая же полупрозрачная, как он, цепь. Почти невидимая, она при этом выглядела очень надёжно – толстые звенья плотно прилегали друг к другу, и больше всего это напоминало якорную цепь на корабле.
Зачарованные зрелищем, мы с Берти и Морганом подняли головы. Цепь уходила прямо в небо, но уже на высоте верхушек деревьев переставала быть видна, как это происходит с паутинками на свету.
Я прищурилась, слегка повернула голову, и…
– Прахов прах! Ребят, бросайте таращиться в открытую и посмотрите на неё боковым зрением! Вот не зря у нас в Шолохе говорят, что настоящие чудеса можно увидеть лишь так!
…Высоко-высоко над нами, в небе, горело скрытое от обычного взора северное сияние. Широкие синие, зелёные, лиловые мазки расцвечивали небосклон, колыхаясь, как кулисы. А в них прятался город.
Небесный город.
Чужой.
Все втроём мы напряжённо пялились на крону случайной ивы (певшая на ней птица теперь неловко молчала, боясь, что сделала что-то не то) и боковым зрением пытались выхватить удивительные переливающиеся дворцы и башни.
Морган выпал из оцепенения, моргнул и быстро сплёл какое-то заклятие. Тотчас и якорь, и цепь, и всё над нами как будто набрало красок и плотности.
– Что ты делаешь? – Берти с жадностью уставился на руки друга.
– На некоторое время закрепляю увиденное, чтобы мы не окосели окончательно, – проворчал Гарвус. – Смотрите нормально.
Теперь мы жадно наблюдали за небесным городом уже во все глаза. В груди я чувствовала глухие толчки – это натренированное тайнами сердце отбивало праздничный марш. Я смотрела на город, а город смотрел на меня, и мне казалось, что он шёлковым языком исследует мою душу.
Он был живой.
Я не могла шевельнуться перед его прекрасным ликом.
Берти взъерошил себе волосы.
– Спорю на что угодно: именно жители этого места виноваты в непрекращающейся ночи, – заявил он. Я указала пальцем на цепь:
– Они явно встали на якорь. Может, у них что-то случилось?
– Предлагаешь вскарабкаться и узнать? – Глаза Берти блеснули, когда он оценил длину цепи.
– М-м-м. Боюсь, я не настолько сильна, Голден-Халла. Да и тебя не хотелось бы увидеть в форме лепёшки, случись что. Безусловно, ты и в такой ситуации выглядел бы прекрасно, но…
– Но значительная часть моего обаяния состоит в умении болтать, шевелиться и требовать волшебства, понимаю, – фыркнул он. – Впрочем… У меня есть и другая идея того, как нам попасть в это чудное местечко.
И он кивком указал куда-то за наши с Морганом спины.
Там сквозь деревья проступила изящная лестница, ведущая наверх. Хвала всем богам, она была нормальная: не верёвочная, а винтовая. Правда, у лестницы напрочь отсутствовали такие важные детали, как перила и плотность. Зато освещение радовало взор: ступени были как огоньки авроры – зелёные, белые, местами розовые.