Возможно, стоило бы просто принять ситуацию, отойти и позволить этим двоим обжечься – они взрослые люди, а он им не мамка, чтобы хватать за руку и прикрывать от опасности. Одним из многочисленных идеалов Моргана всегда была свобода – своя и чужая, всеобщее право перейти поле жизни так, чтобы в конце сказать: я сам это выбрал.
Но сегодня Гарвус мысленно вырвал страницу со словом «свобода» из своего воображаемого дневника, и вместо этого смотрел на другой идеал.
Забота.
Он, прах побери, заботится о тех, кто ему дорог.
Да, как умеет. Да, несовершенно, наивно и глупо – но изо всех своих пепловых сил.
Я не позволю, чтобы с ними что-то случилось. Такие люди должны жить, и быть счастливыми, и менять этот мир – в их руках он действительно может стать лучше. Такие люди – как маяки в штормовом море искалеченных, но еще не сломленных судеб, и если они сами этого не понимают, то я со своего дальнего острова вижу ясно.
Поэтому сегодня – к праху свободу! Морган не допустит, чтобы его друзья отдали собственные жизни в обмен на чужое искупление.
«Ну а кто тебе сказал, что платить надо именно смертями и болью? – Моргану вдруг ясно представилась физиономия Голден-Халлы. – То, что твой личный опыт до сих пор включал только такие варианты, не означает, что это универсальное правило».
Ох уж этот Берти. Солнечное чудовище, способное довести до белого каления кого угодно.
Гарвус вдруг вспомнил, как однажды, ранним туманным утром, они с Голден-Халлой неспешно шли по песчаной отмели вдоль холодного моря. Берти выгуливал своего пса, Морган со скуки сопровождал его. Дело было еще когда оба работали на острове Этерны.
«Не существует никакой помешанной на власти вселенной, которая не даёт никому и шага сделать вне её суровых, не пойми кем выведенных правил, – разглагольствовал Берти без особой причины, просто потому что на него снизошло настроение пофилософствовать. – Есть поступки и их последствия. Всё. Никакой судьбы, никаких наказаний. Решения только за нами. И если уж вселенная за что-то и выступает, то за добро. А почему большинство считает иначе – ну так это, на мой взгляд, чисто вопрос воспитания. Нас учат всего опасаться и быть благоразумными. Ведь такими людьми гораздо удобнее управлять, не так ли? Скажи, у тебя были строгие родители, Морган?»
Морган тогда послал его в пень.
А сейчас, плотнее кутаясь в шуфу под искрящимся снегопадом, он детально проигрывал в памяти ту беседу. А потом ещё одну, подобного толка. И ещё. И всевозможные подобные монологи за авторством Страждущей. «Мы сами создаём свою судьбу, – улыбалась она. – И диктуем, какой у нашего мира будет характер».
Боги, подумать только: он всё-таки по-настоящему, пожалуй, даже чересчур сильно привязался к этой смешливой и слишком живой Ловчей, жительнице его любимо… кхм… знакомого ему королевства.
Ну ты же хотел, чтобы у тебя стало трое близких людей вместо двух, как сейчас? Получи и распишись, доктор Морган.
Чем больше Гарвус, продолжавший вглядываться в горизонт, думал о Тинави и Берти, тем сильнее в нём звучал робкий неуверенный голос: вдруг они всё-таки правы? Вдруг получится?
Поймав себя на том, что уже всерьёз раздумывает над шансами на всеобщую победу и даже прикидывает, как всё это отразится на дальнейшей судьбе Седых гор, Морган резко остановился и с подозрением сузил глаза.
Пепел! А что, если Берти оставил его здесь именно затем, чтобы он в одиночестве дошёл до таких мыслей?
Кому как не Голден-Халле знать, сколь склонен Морган к сомнениям, как он, слишком долго размышляя о чём-то, в итоге умудряется перейти от одной гипотезы к совершенно противоположной. Если бы Тайны Магического Мира не были доказательной наукой, Морган бы уже давно съехал с катушек из-за обилия разных вероятностей.
Да. Наука понятна и однозначна. А в остальном его только и спасает, что твёрдое следование своим идеалам.
Вот только… Всегда ли это идеалы – или иногда ими прикидываются страхи?
Гарвус закрыл глаза и устало подставил лицо ночному небу, позволяя крупным хлопьям снега оседать и таять на на его щеках.
Прахов сыщик. Умеет же добиться своего…
Было уже совсем темно, когда Фиона добралась до последнего перед Долиной погодного разлома.
Быстрее, быстрее!..
Однако, миновав полосу мерцающего тумана, она вскрикнула и резко натянула поводья, чтобы не задавить не пойми откуда взявшегося в этих пустынных краях человека.
Он раздражённо рявкнул на неё, и тотчас Фиона узнала того самого «беленького» – Моргана Гарвуса, что так дерзко разговаривал с ней на мосту.
Неподалёку от колдуна скучало аж две уставшие лошади.
– Что вы здесь делаете?! – опешила Фиона.
– Негодую и жду рассвета, чтобы закопать одного хитрого идиота в землю, – проворчал он.
– Этот рыжий и девушка – в Долине? – Ледяная леди бросила взгляд вперёд, где виднелись очертания деревни.
И тотчас вздрогнула: над островерхими домиками мелькали разноцветные вспышки. Только сейчас Фиона поняла, что этот низкий тревожный звук – это не шум крови в ушах оттого, что она еле удержала вороного скакуна, а гул от применения заклинаний.
Сердце госпожи Сортерберг будто споткнулось.
– Да, они там, – мрачно ответил Морган, который из-за чар Авалати не видел и не слышал, что творится.
– Боги-хранители… – между тем побледнела Фиона, и Гарвус мгновенно подобрался, почуяв, что происходит что-то не то. – Началось.
– Что началось? – Колдун упрямо и идиотски-бесстрашно встал прямо перед конём, которого уже собиралась ударить по бокам Фиона. – Я с вами.
Лицо Фионы исказила гримаса отчаяния. Да тут каждая секунда на счету, а он – не пускает!
– Я не смогу протащить вас, если у вас нет ключа! – воскликнула она, пытаясь отвести коня, но перед ним вновь и вновь упрямо выскакивал Гарвус. – Отойдите наконец, если хотите, чтобы я хотя бы попробовала помочь вашим друзьям – а то закапывать будет некого! На них напало двое альвов и толпа приспешников, сейчас у них нет шансов пережить эту ночь!
Кровь отлила от лица Моргана, в глазах мелькнул чистый ужас.
– Ваш магический венец, – мгновенно придя в себя, жёстко отчеканил он, неожиданно выхватывая у неё поводья. – Я помню, что в нём располагается пространственный карман. Спрячьте меня туда и пересеките со мной границу.
– Но я не могу убрать туда никого живого!
– Ничего, – Морган, скрипнув зубами, уже залезал на её коня. – Я на минуту остановлю своё сердце, мне известно подходящее заклинание. Только не забудьте вытащить меня.
Фиону поразило такое опасное предложение. Безрассудное и наглое, оно звучало так, будто могло сработать, но в то же время прежде никто живой не пробовал попасть внутрь её венца. Что, если этот колдун просто умрёт?
– Риски я осознаю, ответственность на мне, – отрезал Морган, увидев её растерянность. – А вы ждите, – строго добавил он, обращаясь к остающимся в поле двум лошадям. – Я вернусь за вами, когда всё закончится.
Через несколько мгновений произнёсший заклинание Гарвус обмяк так, что чуть не упал обратно на землю. Фиона погладила колдуна по голове и, заставив фиалки расцвести на плечах его одеяния, шепнула: «Вступи в пределы моего двора, усталый путник».
Морган исчез.
Конь рванул вперёд. Услышав лёгкий звон колокольчиков, который символизировал пересечение невидимой границы (если бы у Гарвуса был ключ, деревня открылась бы ему в этот самый момент), Фиона выпустила своего спутника обратно.
– А вы смелы, – выдохнула она, когда он очнулся.
– О, небо. Быстрее, Фиона! – лишь сипло выдохнул Гарвус в ответ – теперь он тоже видел. – Быстрее.
И они мчались сквозь снежное поле, и блестящая крошка вылетала из-под копыт коня, и всё ближе была Долина.
42. Звёзды одна за другой
Главный навык в жизни – адаптивность, малёк. Всё может измениться в любую секунду. Если каждый раз переживать по этому поводу – долго не протянешь.
Деревня утопала в свежем снегу. Его белый покров скрадывал углы и скрывал неровности, таинственно приглушал звуки. Колокольчики на гирляндах, протянутых между домами, тихо звенели, навевая сон. В зашторенных окнах трепетало пламя свечей, и силуэты призрачных селян – кто-то вышивал, кто-то читал, кто-то перешёптывался – выглядели ещё более сказочными, чем обычно.
Это была бы чарующая мирная ночь, которая наверняка вдохновила бы не одного поэта, если бы не тот факт, что на Долину только что напали – и теперь на её улицах стремительно разворачивался хаос.
Мы с Берти, на ходу обматываясь шуфами, со всех ног мчались к центру деревни. Уже издалека было видно грандиозную фигуру, возвышающуюся над крышами: ветвистые рога – один обломан, – украшенные человеческими пальцами; аура тьмы, заметная даже глубокой ночью; пульсирующая звезда карминного цвета.
Боги-хранители. Я и не думала, что Леший – такого размера…
Взрывы, которые мы услышали, произошли в колодцах. Раздробленные камни взлетели на воздух с невиданной силой, а из оставшихся в земле провалов теперь выбирались бледные существа с тёмными стеклянными ножами в руках. Они напоминали утопленников: чёрные ногти, запавшие глаза, вместо одежды – водоросли, между пальцами – перепонки. Одно из них бросилось на нас, но Берти тотчас уложил его метко брошенным заклинанием.
Ворота деревни, мелькнувшие в переулке, осаждали варги: точно так же, как это делали волкодлаки триста лет назад. Свирепые чёрные морды приспешников Лешего то и дело мелькали в щелях между досками, створки ходили ходуном, и целое воинство дрожащих снуи собралось перед ними, надеясь сдержать врага, если он прорвётся.
– Поможем им? – Я нерешительно остановилась.