И тогда Рафт поднял голову и осмотрелся.
В дальнем конце пещеры, в опасной близости от Пламени, он увидел установленный на треножнике аппарат Паррора — и к нему, болезненно корчась, словно борясь со встречным ветром, подбирался Крэддок.
Крэддок?
Рафт затаил дыхание, всматриваясь в этот силуэт. Очертания фигуры менялись прямо на глазах. В эту минуту Рафт вспомнил изуродованные руки валлийца и подумал об искалечившей их силе, о рожденной звездами энергии, которая сотрясала сейчас своим грохотом всю пещеру, в исступленном восторге празднуя свое пробуждение.
Крэддок крепко держал в руках предохранитель.
Рафт поднялся и бросился к Крэддоку, но они были слишком далеко друг от друга. Валлиец почти достиг устройства — и его фигура стала какой-то фантастической.
Это был уже не Крэддок. И даже — не человек.
Живая плоть вскипала, изменялась, текла под напором чудовищной силы — силы, которая была способна создавать миры. И вот наконец это нечто нечеловеческое — то, что еще недавно было Крэддоком, — подтащило свое тело прямо к неистовствующему пламени.
Но цель этих действий была вполне разумной.
Существо подползло к устройству, на мгновение припало к земле и принялось устанавливать предохранитель. За его спиной, извергаясь пламенными потоками из бездны, яростно бушевало Курупури. Это был миг полного безумия — энергия Вселенной, рожденная в далеких галактиках, устремилась в эту пещеру, обдала ее своим жаром.
Но это был только миг — и раскаты смолкли.
Пламя взвилось еще раз-другой и стало опускаться. Издав почти человеческий вздох, огонь жизни угасал и падал в бездонную пропасть, оставляя после себя лишь маленькое пятно света в далеких глубинах!
Огонь, пришедший с далеких звезд, был усмирен!
Его укротила и сделала покорным та самая плоть, в которую когда-то очень давно этот огонь вдохнул жизнь…
Джанисса вздрогнула.
В ее глазах был страх. Опершись на руку Рафта, она привстала и испуганно осмотрелась. Потом их глаза снова встретились.
— Все окончилось, Джанисса, — сказал Рафт. — Пламя спит.
— Устройство работает?
— Да. Паррор сделал такое же, какое было и у нас. Но у него не было предохранителя. Как только Крэддок вставил его, все пошло нормально.
— А что с Крэддоком?
— Он мертв, — тяхо проговорил Рафт. — Он умер, вероятно, потому, что должен был умереть. Человек, который однажды разбудил Пламя, умер, чтобы усмирить его. Я думаю, что теперь опасность миновала навсегда.
Джанисса внимательно смотрела на Рафта.
— Я понял, как работает устройство, — сказал он. — Это как раз то, что и было нужно. Так что Первый Род был прав. Но они слишком долго решали, использовать ли им это устройство, — именно поэтому и превратились в чудовищ. Теперь Пламя будет гореть и излучать энергию вечно, но с обычной скоростью.
— С обычной скоростью? — повторила Джанисса. Рафт кивнул.
— Да, — продолжал он, — я изменил характеристики. Вовсе не до опасных границ, а ровно настолько, чтобы метаболизм в Паитити сравнялся с нашим миром. Теперь преграды нет, и талисманы больше не нужны.
— Значит, я могу жить в твоем мире? И он не будет медленным для меня?
— Твой мир или мой — теперь тебе выбирать, Джанисса.
Джанисса молчала, но по ее глазам было видно, что она уже выбрала. И Рафт — тоже. Он сделал свой выбор еще тогда, когда впервые увидел ее лицо в зеркале. Джанисса влекла его к себе, и он проделал этот долгий опасный путь к затерянному миру, в котором горело неведомое Пламя. В конце концов, другого выбора у Рафта не было. И если будущее таило в себе новые испытания, он был готов преодолеть и их.
— Нам не нужно идти обратно через пещеру чудовищ, — сказала она. — Есть другой путь, который выведет нас на невидимую дорогу.
Их губы слились.
Мой мир будет чужим для тебя, Джанисса, подумал Рафт. Но я сделаю все, чтобы ты обрела в нем счастье, потому что люблю тебя.
Будешь ли ты оглядываться назад и вспоминать? Вспоминать Паитити, и гигантские деревья, поддерживающие небесный свод, и замок над Пропастью Доирады, окутанный белым облаком водопада?
Не дрогнет ли, Джанисса, твое сердце, услышав зов предков, не проснутся ли в нем воспоминания, которые я никогда не смогу с тобой разделить? Или же ты найдешь покой и счастье в моем мире?
Рафт молча следовал за Джаниссой туда, где начиналась дорога, ведущая к свободе и к судьбе, предсказать которую он не мог. Но он держал в своей руке теплую ладонь девушки — и ничего другого в этот момент им не было нужно.
ЗА ЗЕМНЫМИ ВРАТАМИ
Роман
Перевод А. Кутамонова
ПРОЛОГ
Итак, теперь она звалась Малеска. Ее импресарио уверил, думаю, небезосновательно, что она — самая очаровательная девушка Америки. Но если б я знал, что сегодня вечером она будет исполнять здесь «Крыши Виндзора», то пошел бы в какое-нибудь другое место.
Однако было уже слишком поздно — я сидел за столиком, довольствуясь сэндвичем и виски с содовой. Свет погас, включили прожектора: на сцене в буре аплодисментов стояла, кланяясь, Малеска. Я надеялся еще, что она не помешает мне спокойно поужинать. Можно ведь и не смотреть в ее сторону. Я принялся за белое мясо цыпленка и виски с содовой, ненадолго мне удалось даже направить мысли в иное русло, впрочем, пока не зазвучал этот знаменитый бархатный голос…
Я слушал, как она поет. Скрипнул стул. В полутьме кто-то сел возле меня. Вглядевшись, я узнал одного из заправил шоу-бизнеса.
— Привет, Бартон, — сказал он.
— Привет.
— Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?
Я сделал пригласительный жест, и он что-то заказал бесшумно подбежавшему официанту. Малеска все еще пела.
Человек, севший за мой столик, уставился на нее с восторженным вниманием, как, впрочем, и все остальные в этом зале, исключая, пожалуй, меня.
Ее дважды вызывали на «бис», и, когда зажгли свет, я увидел, что мой сосед пристально смотрит мне в лицо. Мое равнодушие было, вероятно, слишком очевидно.
— Не впечатляет? — озадаченно спросил он.
Даже и до Коржибского этот вопрос не имел бы смысла: я знал, что не могу ему ответить, и не трудился, — просто промолчал. Краем глаза я видел, как Малеска, шелестя жесткими юбками, пробирается к нашему столику. Я вздохнул.
Она принесла легкий аромат цветочных духов, которые, я в этом уверен, не сама себе выбирала.
— Эдди, — сказала она, опершись о край стола и наклонившись ко мне.
— Да?
— Эдди, я тебя не видела лет сто.
— Да, пожалуй.
— Послушай, почему бы тебе не подождать здесь? Своди меня куда-нибудь после выступления. Мы могли бы пропустить по стаканчику или… А? Как, Эдди?
Ее голос завораживал, в нем было что-то магическое. Таким же он был, когда звучал по радио и на пластинках, а скоро появится и в кино. Я молчал.
— Эдди, пожалуйста!…
Я взял свой стакан, допил то, что там оставалось, стряхнул крошки с пиджака и положил салфетку на стол.
— Благодарю, — сказал я. — Но не смогу.
Она пристально посмотрела на меня — таким знакомым, испытующим взглядом, полным непонимания и растерянности. В зале по-прежнему гремели аплодисменты.
— Эдди…
— Ну ты же слышала. Давай-ка иди… Тебя зовут на «бис»!
Она молча повернулась и направилась к сцене, пробираясь между столами; ее юбки шипели и пенились.
— Эдди, ты с ума сошел? — спросил мой сосед.
— Весьма возможно, — ответил я, не собираясь ему ничего объяснять.
— Ну ладно, Эдди. Я полагаю, тебе виднее. Но все равно это странно: самая красивая женщина в мире бросается к твоим ногам — а тебе наплевать. Это просто неблагоразумно.
— А я вообще не слишком благоразумен, — ответил я. Разумеется, это ложь, потому что я — самый благоразумный человек в мире, и не только в этом мире.
— Ты выдаешь одни избитые истины, — заметил мой собеседник. — Но ведь это не ответ.
— Избитые истины… — я поперхнулся. — Ничего, ничего, все в порядке. А что ты имеешь против избитых истин? От частого повторения они стали банальными, но оттого не стали менее правдивыми, не так ли? — Я посмотрел на Малеску, сделавшую стойку у микрофона: она опять собиралась петь.
— Знал я одного человека, который пытался посрамить эти избитые истины, — продолжал я в раздумье, осознавая, что, возможно, говорю лишнее. — Он вляпался по самые уши. Круто ему пришлось, тому парню.
— А что с ним произошло?
— О-о! Он попал в сказочную страну, спас прекрасную богиню, сверг жестокого Верховного жреца, и… А-а, выброси из головы! Наверно, прочитал в какой-то книге.
— И что же это была за сказочная страна? — довольно безучастно спросил мой сосед.
— Малеско.
Он поднял брови и взглянул сперва на меня, а потом через зал на Самую Красивую Девушку в Мире.
— Малеско? Где это?
— Прямо у тебя за спиной, — ответил я.
Затем я снова наполнил стакан и уткнулся в него носом. Мне больше нечего было сказать, по крайней мере этому типу. Но переливы ее голоса вдруг пробудили глубины моей памяти, вызвав трепетное эхо, и на мгновение грань между нашим миром и тем, далеким, почти перестала существовать.
«Малеско», — думал я, закрыв глаза, и под звуки музыки попытался в темноте представить купола и башни того радужно-красного города. Но не смог. Он ушел, вернулся в сказку, и ворота захлопнулись навсегда.
И все же, когда я думаю обо всем этом теперь, у меня нет ощущения чуда, нет скептической мысли, что я гулял по тем улицам лишь во сне. Это все было на самом деле. И у меня есть очень убедительное тому доказательство.
А случилось все это уже довольно давно…
ГЛАВА 1
Вы помните историю про слепцов и слона? Никто из них так и не понял, что же из себя представляет слон. Примерно то же произошло и со мной. Передо мной раскрылся иной мир, а я счел, что у меня что-то случилось с глазами от перенапряжения.