С каждым словом Веры лицо Лексуса все больше мрачнело. Его нижняя губа, такая же полная, как и у его брата, чуть отвисла, открывая ряд нижних зубов, ровных и белых, как в рекламном проспекте. Он сжал ладони в кулаки и вдруг встал.
Вера закончила свой рассказ, и на несколько секунд в ванной повисла тягучая пауза.
– Я, знаешь, тоже душ приму, – пробормотал Лексус. – Там, в другой спальне.
Он протянул Вере бокал и вышел. Пожалуй, в первый раз Вера видела своего мужа в таком состоянии.
«Значит, – подумала она, – он поверил в то, что это был именно Вовка! Значит, это и в самом деле он!..»
Усилием воли Вера сдержала слезы, понимая, что разревись она сию секунду – и потоку соленой воды не будет конца. Начав жалеть себя, она, конечно, тут же побежит за мужем и выложит, что ей мерещилась в лесу сестра. Вера попыталась вообразить реакцию Лексуса, решись она описать ему свои приключения, и пришла к единственному выводу: лучше молчать.
Вода в ванне начала остывать, а еще Вере захотелось включить телевизор, поискать новости. Может быть, того человека, возле серой машины, уже спасли?
С трудом поднявшись на ноги и обернувшись в полотенце, она вышла в спальню, включила телевизор. Новостей не нашлось ни на одном из пятидесяти каналов, зато Вера успела озябнуть за время, потраченное на поиски. Надо было одеться.
Она обернулась к шифоньеру и замерла, широко раскрыв глаза. На зеркальной дверце шкафа было выведено красной помадой: «Вера, я жду тебя!»
Почерк был Асин.
Вера вскрикнула. Раньше она никогда не была такой курицей, чтобы кричать от испуга, а сейчас, увы, это было в порядке вещей.
Окна спальни были большими, занавески – полупрозрачными, но в такие сумрачные дни, как этот, света в комнате недоставало. Вера кинулась к выключателю, закрыла глаза, нажала пальцем на клавишу. Стоя с закрытыми глазами, досчитала до десяти, открыла глаза и обернулась, только чтобы снова посмотреть на надпись. В комнате стало светло и ясно, но слова, написанные красной помадой, остались на прежнем месте, ничуть не изменившись.
Тогда Вера открыла стеклянную дверцу шкафа, вытащила с верхней полки наволочку и взялась отчаянно оттирать помаду со стекла.
– Черт, черт, черт, – тихо бормотала она, чувствуя, как болят от напряжения мышцы предплечий.
Завершив работу, Вера сунула испачканную помадой наволочку под шифоньер. Оделась в сухие вельветовые штаны, водолазку и услышала голос мужа:
– Вера? Ты где? Вера, я хочу футболку переодеть, принеси мне…
С беспокойством оглядев зеркальную дверцу шкафа, она порылась в шкафу, скоренько обнаружила свежую футболку. Отнесла ее мужу, в ванную третьей спальни на этаже, пустующей. Лексус оделся и предложил поесть.
– Поесть? – растерялась Вера. Она вспомнила, что на кухне разлито кровавое пятно, и ее брови сошлись над переносицей.
Лексус всплеснул руками, сообразив, о чем подумала его жена, и сделал самое необычное предложение за все время их совместной жизни:
– Давай я уберу на кухне?
– Наверное, нельзя убирать, – предположила Вера, справившись с удивлением. – Это место преступления.
– Фигня! – ответил муж. – Пока они приедут, мы тут с голоду умрем. Да и что там особенного, на той кухне? Лужа крови и больше ничего.
Поднявшись на ноги, Алексей улыбнулся Вере своей самой лучшей улыбкой – открытой и дружелюбной. Так он не улыбался жене много лет.
– Сиди тут, жди меня.
Все время, пока он набирал воду в ванной на первом этаже, искал в кладовке тряпки, возился на кухне, сливал воду в туалете, мыл руки, она сидела неподвижно. Снизу вдруг пахнуло кровью, запах заставил ее передернуться.
Наконец Алексей вернулся.
– Ну вот, – сказал он, остановившись на пороге. – Знаешь, на улице, кажется, ветер стих…
На серой майке, прямо в середине живота, краснело небольшое пятнышко, и это пятнышко накрепко приковало к себе взгляд Веры. Лексус заметил это, снял со спинки стула рубаху, надел ее и застегнул. Жестом позвал жену за собой на первый этаж.
Словно очнувшись, она встала и пошла за ним вниз.
Если бы кто-то наблюдал за ними, например с помощью запрятанной в углу кухни малюсенькой камеры, он бы решил, что выглядят Вера и Лексус точно так же, как и любая другая семейная пара, решившая поужинать.
Поднос с едой Лексус отнес в гостиную. Супруги сели за темный полированный обеденный стол, стоявший возле большого окна. Занавеси были раздвинуты, по оконным стеклам плотным потоком стекала вода, искажая заоконную реальность.
– Ливень, – сказал Лексус пресно.
Очнулась Вера поздно ночью. Без всякой ясно различимой причины. Просто вдруг открыла глаза. В горле пересохло, кости ломило, водолазка на спине промокла от пота.
Она привстала на диване, обнаружив, что телевизор бубнит что-то несуразное про какие-то острова в Эгейском море, а муж ее спит рядом с ней в самой неудобной для человеческого тела позе: голова закинута, ноги, спущенные на пол, неловко вывернуты в коленях. Если бы он не похрапывал с довольно противным повизгивающим хрюканьем, то Вера забеспокоилась бы о нем.
Привстав, она подняла его тяжелые длинные и вовсе не худые ноги на диван, а плечи чуть развернула. Тогда спящий и сам стал устраиваться поудобнее, пока не улегся так, как ему требовалось.
Выключать телевизор Вера не стала. Ее пугали эти милые сестрички: тишина и темнота. Она взяла пульт дистанционного управления, уговаривая себя отвлечься от муторных мыслей. Вера уверяла себя, что ливень кончится, в Дом вернется Вовка с милицией, потом они все отправятся домой. А в Гродине Веру ждет дочь и море забот, связанных с похоронами сестры и продажей бизнеса. Вот об этом и стоило думать – о возвращении.
Подумать следовало и о том, что монстр в голове Веры остался несолоно хлебавши. Она не сделала того, что запланировала, и уже не сделает. Ей придется отложить свой замысел на неопределенный срок, а это значит снова жить в страхе, в терзаниях, в предчувствии большой беды. Эта последняя мысль была отвратительна на вкус, она вызывала тошнотворную головную боль.
Надо было глотнуть холодной воды из-под крана, не важно, с какими последствиями. Вера взяла с кресла плед, накинула его на плечи и вышла в темный холл. Из-под кухонной двери пробивалась полоска света, вдруг поманившая к себе Веру, словно бы она была ночной мошкой. Осторожно ступая босыми ногами по полу, не ощущая сквозняка, Вера пересекла холл и остановилась.
Медленно открыв дверь, Вера заглянула в кухню и отшатнулась: на полу красным языком растеклась лужа, оказавшаяся лишь частью лужи большой, разлитой в том самом месте, где и раньше. А в ее середине лежала Ася.
Вера бросилась к ней, обняла, подтянула себе на колени. Лицо сестры было закинуто назад, волосы разметались, но Вере не хватало сил поднять ее голову, чтобы заглянуть ей в лицо.
Ася снова была теплой, ее тело ощущалось как живое, трепещущее. Вера смотрела на запрокинутую голову сестры, оцепенев от странной смеси ужаса и надежды, и вдруг… О, ужас – голова Аси начала приподниматься. Вера еще не видела лица, но явно различала напряжение движения. Еще мгновение – и она увидит лицо Аси!
Вера нервно передернулась и потеряла сознание.
– Верочка, ты чего? – услышала она голос мужа. – Что ты тут лежишь? Что случилось?..
Сначала был только его голос, ласковый и требовательный, потом его теплые сухие пальцы, пахнущие чем-то приятным, потрепали ее по щеке. Открывая глаза, Вера уже понимала, что ей приснился страшный сон. Странным было только то, что лежала она посередине кухни.
Вера села, запустив пальцы в волосы и прикрыв ладонями глаза. Спазм горла и мучительное гулкое сердцебиение не давали нормально вздохнуть. В висках пульсировала боль. Плюс к тому – тошнотворные остатки пережитого ужаса…
Она огляделась. Кафель вокруг нее был чистым, Аси рядом не было.
– Сколько времени прошло?..
– С какого момента? – спросил Лешка, садясь рядом с ней на пол. – Я минуту назад проснулся, а вот сколько ты тут лежишь – не знаю. Ты совсем холодная, потому что в Доме похолодало за последние часы. Систему кондиционирования надо было перепрограммировать, да я позабыл.
Он положил длинную крепкую руку ей на плечи, привлек к своей груди. Его голос, такие обыденные речи о Доме и системе кондиционирования звучали убаюкивающе. Вера освободила свое плечо от его руки. Он не мог понять ее страхи, он не был членом Клуба десяти процентов. В этот клуб автоматически, без учета пожеланий, принимались только те, чьи близкие родственники были шизофрениками.
– Ну, что произошло? – спросил Лексус, трогая губами ее влажные от пота волосы на макушке. – Ты упала в обморок? Тебе не лучше?
Вера отняла руки от лица, выпутала пальцы из своей гривы и подняла на мужа красноватые отекшие глаза.
– Алеша, мне лучше, – пробормотала она хрипло, отводя взгляд в сторону. – Я проснулась посередине ночи, не помню, в какое время, не смотрела на часы. Встала, потому что воды хлебнуть захотелось. В кухне вдруг вспомнила, что тут было – кровь… И упала в обморок.
Покачивая головой, Лексус снова поцеловал Веру в макушку:
– Что ты, ничего же не произошло… все нормально, все в порядке.
– Алеша, – так же хрипло, но уже решительно проговорила Вера, – на мне крови нет?
– Нет. Ты ударилась, когда упала?
Алексей взялся осматривать голову жены, несмотря на ее упрямые попытки оттолкнуть его руки от своей головы.
Когда он отстал, Вера сама оглядела себя, ожидая найти в складках укрывавшего ее пледа кровавые пятна. Плед оказался чистым. Вера оглядела свою одежду. Лексус улыбнулся, узнавая эту ее манеру – быть дотошной даже в мелочах.
Тут она вскрикнула:
– Вот! – и протянула Алексею ладонь. – Вот же, смотри, кровь!
На рукаве ее черного свитера было нечто вроде пятна, отличающегося от остальной ткани скорее фактурой, чем цветом, – будто бы Вера влезла в темную краску. Поцарапав пятно, она предъявила Алексею красные крошки.