– А можно как-нибудь попроще? – перебил Бернар.
– Смотри, – хихикнул Чкт, слушавший объяснения Ганса. – Представь, что Этот мир – это моя плошка. А твоя плошка – стало быть, Тот мир.
Бернар уставился в свою плошку, как бы проверяя, не сидит ли в ней какой-нибудь чёрт.
– Это две разных плошки, – продолжал бельчонок. – Два мира. Когда смертный заканчивает свои дела в Этом мире, его душа отправляется в Тот. – Чкт метко бросил орешек в Бернарову плошку. – Понял?
Полуэльф кивнул.
– Вот, – одобрительно заключил зверёк, а затем вдруг перевернул свою плошку, так что ореховая скорлупа высыпалась в костёр. Бернар вздрогнул. – А здесь Та сторона. Это не отдельная плошка, а как бы изнанка Этого мира. Души, не обретшие покоя в чертогах своих покровителей в Том мире, остаются в Этом мире, но на Той стороне. Понял?
– Вполне, – ответил Бернар. – И как туда попасть, на Ту сторону?
– Туда лучше не попадать, – поёжился пушистый мельтиец. – Попасть-то легко при желании, а вот вернуться… Ходить туда-сюда могут только духи – они дышат где хотят. Смертным же и вовсе лучше туда не соваться. На Той стороне гибнут все наши надежды! – Бельчонок смешно подёргал кисточками на ушах.
– И как же нам тогда справляться с тенями?
– Не знаю. Выясним, что их тут держит. Если сможем это устранить, души уйдут.
Бернар внимательно смотрел на костёр, в котором тлела ореховая скорлупа. И тут прямо из золы, тонкою дугой извиваясь, вылезла крупная чёрная гадюка. Они встретились взглядом – и змея пронзительно завизжала.
Следопыт закричал, отскакивая от кострища. Оттуда на него завопила целая свора угольных гадов и бросилась за ним. Но на костёр обрушил свой молот Вмятина, с треском разламывая головешки.
– Обнаружена угроза.
Несколько змей мигом сгорели, остальные принялись расползаться по сторонам. Автоматон танцевал вприпрыжку, давя гадюк тремя ногами и орудуя молотом.
Из палатки Ганса донёсся крик, после чего он снёс её и покатился кубарем, лишь сильнее путаясь в ткани. Выбравшись чудом, он с ужасом смотрел, как вслед за ним медленно ползла змея. Она уже приготовилась к прыжку, открыла зубастую пасть. Извернувшись, эрудит с грохотом обрушил на неё коробку с висцерой, и на месте аспида осталась только дымящаяся зола.
По лагерю молниеносно прыгал Чкт-Пфчхи, нападая на гадюк, будто мангуст, и разгрызая их гнилые черепа.
– Только не выходите из круга! Они вас уводят из него! – кричал Бернар, вовремя подхватывая увлёкшегося бельчонка.
– Их всё больше! Да откуда они берутся?! – воскликнула Нисса, отбегая к самому краю круга и озираясь.
В стороне от лагеря из-за каменной кладки руин, что вчера обнаружил Вмятина, выглядывало странное существо. Голова его с тремя волосинами на макушке, плавниками вместо ушей и двумя маленькими рожками походила на сморщенную брюкву. Поймав взгляд Ниссы, бесёнок зыркнул на неё злыми глазками и оскалил зубастую пасть.
А гнома с испугу в ответ погрозила ему кулаком – рисунком Хютера, – и тому это, кажется, не понравилось. Он сморщился, захлопал кожистыми крыльями и невыносимо громко завизжал.
– Хютер защити! – закричала Нисса.
И то ли утренние солнечные лучи попали на чёртово крыло, то ли так он сам испугался алхимицы, что отвернулся, взлетел и понёсся прочь в тени ельника, разнося по округе свои возмущённые вопли. В тот же миг змеи, напавшие на лагерь, обратились кто во что. Поляну вокруг кострища густо усеяла пыль, тлен, песок и речная галька. Парочка змей даже разлетелась недовольно жужжащей стайкой мух – преодолев буквально несколько шагов, насекомые падали в снег и замирали навечно.
Неловкую тишину после боя, конец которого наступил быстрее схода лавины, прервал невозмутимый голос Вмятины:
– Ганс собрал палатку. Пора выдвигаться.
– Ага, – согласился Бернар, пытаясь выровнять дыхание. – Вы идите, а я костёр затушу.
Отряд шёл по заснеженному лесу. Было всё так же холодно, а тени среди деревьев продолжали следить за путниками. Но увидеть их можно было лишь боковым зрением. Стоило обернуться туда, где почудилось шевеление, – всë тут же замирало. Тени шли за отрядом, словно волки, ожидающие, когда добыча ослабнет.
– Слушай, Ганс, ты же, как его там, гениус во всех этих древнелюдских вопросах, да? – спросил Бернар на ходу, не сбавляя шага.
– Вовсе нет. Я получил пока что лишь степень магуса в беневер…
– Я не про это, – тут же перебил его следопыт. – Просто я давно пытаюсь понять, почему это – хребет Фельдшнайдера? Вот все прочие горы названы понятно. Из Гномьих гор пришли гномы, там Свартхакк их. Бирги – это горы и есть по-древнелюдски. Или Горы Самоцветов – про них сразу всё понятно!
– Да, есть ещё Фьорды, – вставила Нисса. – И там – фьорды, всё просто.
– Именно! – закивал Бернар. – А с какого рожна наши горы названы в честь какого-то Фельдшнайдера? Кем он был хоть? Небось очередной легендарный, не известный никому кайзер, да? Он хоть что-то полезное сделал или тоже сплошную войну воевал?
Ганс долгое время смотрел на спутников молча и очень мрачно, будто они только что оскорбили весь древнелюдской род. Наконец он ответил:
– Это не хребет Фельдшнайдера. Этот хребет и есть Фельдшнайдер.
– Чего? – не понял Бернар. – А, то есть… А-а-а! А почему его так назвали-то? «Полерез»? Или «Режущий поля»?.. Какие ещё поля?
– Это сейчас почти всё Акерецкое княжество поросло эльфийскими лесами. Но Фельдшнайдер так назвали ещё в Людскую эпоху. Тогда хребет окружали пшеничные пашни на многие рёсты. Он словно вспарывал зубцами золотистую гладь Среднеполья. Акерплатц вот тоже «Место в полях». Империи давно уж нет, поля либо засадили эльфийскими лесами, либо бросили зарастать кустарником. А названия остались. Об этом писал Миллер в «Памяти имён».
– Вам и правда так важно, что как называлось в Людскую эпоху?
– Но ты сам об этом спросил. Получается, не только нам.
– Да просто любопытно стало. Вдруг и моим именем назовут какую-нибудь гору! Пусть хоть малый горбатый холмик. Как лучше: Кохенберг или Мон-Бернар?
– Болтливый Холм будет как раз, – фыркнул Ганс.
За четверть дня экспедиция дошла до моста. Река ревела внизу, в глубоком ущелье. Эхо умножало её рёв и возносило к ясному небу.
Замок возвышался впереди, вырастая из беспорядочной груды серых обломков, когда-то составлявших его каменную плоть, а теперь поросших мхом и присыпанных снегом. Раньше башен, увенчанных острыми шпилями, было две, но теперь одна из них развалилась. На парапете в снежных шапках сидели две угрожающего вида клыкастые горгульи, сработанные из змеевика, и пялились на окрестности.
Стоило Бернару шагнуть на мост, как одна из горгулий снялась с парапета. Таких размеров каменная тварь никакой силой не смогла бы удержаться в воздухе. Тем не менее нескольких неестественно редких взмахов крыльев горгулье хватило, чтобы преодолеть заснеженный луг и с тяжёлым гулким стуком сесть посреди моста, преграждая путь отряду.
Все схватились за оружие: Бернар быстро скинул с плеча ружьё, беря чудище на прицел, Вмятина поднял молот, распаляя жар в своём чреве, Нисса спряталась за него, спешно копошась в сумке. И только Ганс достал походный журнал и принялся зарисовывать монстра. Он столько раз читал про горгулий в различных бестиариях, но живую ещё ни разу не видел.
Горгулья не двигалась. Увлечённый рисованием, Ганс сам не заметил, как оказался на мосту. Едва он подошёл ближе, горгулья выставила перед собой правую лапу с обломанными пальцами. Левой горгулья указала на замок, а потом провела когтем по своей толстой шее.
– Это невероятно! – воскликнул новоиспечённый художник, радостно оглядываясь на остальных. Затем он, внимательно посмотрев в каменные глаза горгульи, обратился к ней: – Ты нас понимаешь?
Горгулья медленно кивнула. Послышался хруст камня.
– Ты убьёшь нас, если мы пойдём в замок?
Чудовище помотало серо-зелёной головой. Затем оно повторило свою пантомиму: указало на замок и провело пальцем по шее.
– Нас в замке подстерегает опасность?
Горгулья кивнула.
– Мы можем пройти по мосту?
И снова кивок. Затем, в третий раз указав на замок и проведя пальцем по шее, горгулья поднялась в воздух, обдала Ганса мощным порывом ветра и полетела обратно.
– Ганс, сатир[29] тебя подери! А если бы она оторвала тебе голову?! Или руку?! – Бернар покраснел от злости.
– Ну, не оторвала же, – возразил Ганс, возвращаясь к Гюнтеру и беря его под уздцы. – Пойдём дальше?
– Значит, теней ты боишься, а настоящей ожившей горгульи – совсем нет? – пропищал Чкт. Кисточки на его ушах еле виднелись из-за плеча Ниссы.
Гордый эрудит, имевший учёные степени сразу в четырёх из двенадцати магических доктрин, в ответ сгорбился и заметно ускорил шаг.
Отряд двинулся по мосту, а затем перешёл через небольшой луг. Обернувшись у ворот замка, Ганс похолодел: он заметил, как от деревьев отделилась тень, скользнула по мосту и скрылась за сугробом. Больше всего она походила на легавого пса: дымчато-серая короткая шерсть, обвислые уши, вытянутая морда и мощное туловище на длинных тонких лапах. Эту породу ещё называют зильбергайстами, серебристыми призраками.
Древние стены медленно, но неотвратимо рассыпа́лись. От дворовых построек – конюшни, псарни, кузницы – остался только фундамент, и тот едва угадывался под снегом. Но сам замок, напоминавший разрушенный кариесом зуб, всё-таки устоял, вопреки безжалостному времени. По словам Ниссы, он держался благодаря какому-то «конундруму», и Бернар смекнул, что здесь не обошлось без чёрного колдовства. Мёртвые лозы вьюнка, свисавшие со стен, казались ему злыми чарами могущественного мага, захватившими замок в вековой плен.
Ганс привязал Гюнтера к дереву, пробившему себе путь в камнях неподалёку от входа. Сторожить осла оставили Зубила, а с еловой лапы на них поглядывал Карл. Ворон отказался лететь внутрь замка. Возможно, птица была умнее остальных.