– Я вам не рес! – насторожился Бернар.
– Правильно, ты висцера! – засмеялась гнома.
– Прекрасно! – воскликнул магус, погружаясь в свою сумку. – Я подыщу пару оксюморонов тебе в помощь. Арканум и аффектус, да! Что-нибудь про верёвки, висельников… нити! Да! Судьба. И смерть. Нужна трагедия. Трагедия, жар и тьма.
– Какая ещё смерть? – поразился Бернар. – И откуда вы возьмёте молочное дерево? Оно растёт за тридевять земель! Вмятина, друг, хоть ты им скажи, что лезть туда неразумно!
– Лезть туда разумно. – Автоматон, как всегда, рубил правду. – Договориться с духом трудно, но разумно. Бить духа неразумно. Нет вещи, которая его бьёт.
– Ёрд их вразуми! – отчаянно воскликнул полуэльф, обращаясь к каменным стенам.
– Не кричи, – одёрнула его гнома, вручая медную плошку и бутыль. – Возьми тарелку, налей туда две с половиной чарки хельбренны[34] и подожги. Но тут же накрой крышечкой.
– Зачем её жечь? – не понял Бернар. – Её же пьют.
– Давай ты нам поможешь, но не будешь задавать вопросов? Так быстрее выйдет. У этого опуса долгая экспозиция, много оксюморонов и медленный кинезис. Вмятина, вот чёрное олово, расплавь его, мы им дадим инфлюкс[35].
– А зачем так сложно? – не унимался Бернар. – Разве вы не рождены с колдовскими силами? Просто заговори эти верёвки, и полезли…
– Рождаются с титулами да маледиктусами, – отвлёкся Ганс от шептания страшных колдовских заклятий. – А для перверсии нужны лишь оксюмороны и знания, чтобы верно их сложить.
– Если по-простому, – добавила гнома, что уже чертила лазурным мелом узоры на полу, – чем больше оксюморонов, тем сложнее опус, тем выразительнее первертивный феномен, полученный в результате, понимаешь?
– Да, это просто, очевидные вещи, – нагло соврал Бернар, поджигая хельбренну на тарелке и ловко гася её крышечкой. – Магия не колдовство, перверсия не фокусы, вы не чокнутые, но гении. Готово!
– Раз всё очевидно, то теперь добавь экстракт вьюнка и вулканизируй чёрным оловом, но лишь на четверть, строго по спирали Федельфрехта.
Работа закипела. Нисса начертила на полу замысловатую асимметричную схему, от вида которой у Бернара слезились глаза, и поместила в её центр все верёвки, что у них имелись. Конечно же, она их тщательно уложила по особому принципу – таков был «формен… фор-ма-мен-тум».
Перед тем алхимица пропитала верёвки веществом, полученным после смешения сока молочного дерева и духа хельбренны с экстрактом вьюнка да вулканизации оных в чёрном олове – то были «рес» и «инфлюкс». Воздух, и без того затхлый и душный, наполнился вонью гари, золы, бренны и металла.
Когда всё было готово, Ганс, приняв торжественную позу, продекламировал стихотворение на второй аркане:
Вперяю взор, бессильно жадный:
Везде кругом сырая мгла.
Каким путём нить Ариадны[36]
Меня до бездны довела?
В руках я нёс клубок царевны,
Я шёл и пел; тянулась нить.
Я счастлив был, что жар полдневный
В подземной тьме могу избыть.
Строчка про полдневный жар вызывала у эрудита особую гордость. Она полностью противоречила собачьему холоду снаружи – но ровно настолько, чтобы возник лёгкий «абсурдус» – оксюморон от люцидоменции.
Действо окончилось. Первопроходцы напряжённо ждали, но ничего не происходило. Повисло гробовое молчание. Бернар отступил в проход на несколько шагов, опасливо озираясь в тусклом свете ламп.
– Может, локус в противофазе? – тревожно прошептал Ганс, уставившись в центр схемы – там всё ещё лежала обыкновенная пенька.
– Да не, вряд ли, обычное же подгорье, – растерянно пробормотала Нисса. Столько времени потрачено было зря! Она напряжённо вздохнула, нахмурилась и пнула комок верёвок. А те громко зашипели! Затряслись, словно змеи, зашевелились. Гнома вскрикнула и отпрыгнула прочь.
Ожившая пенька скоро перешла в безумный пляс, стрекоча и треща, будто сгорая, и чуть было не слетела в пропасть – слава Исте, Ганс успел придавить толстый канат ногой. И вот она успокоилась, покорно свернулась ровными кольцами, обратившись в длинный толстый канат, будто новый.
– А теперь самое главное! – восторженно объявила алхимица, поднимая этот трос и показывая его всем остальным. – Инбутис!
И канат расслабился, растянулся.
– Лимбо!
И тот резко сжался обратно.
Что ж, проблема спуска была решена. Пора было отправляться на верную гибель.
Страх вьёт свою паутину глубоко в душе, в самой непроглядной тьме. Свет разума редко спускается туда, да и нечего ему там делать. Но ежели неосторожный смертный всё же полезет в такие глубины своего сознания, то, не ровён час, попадёт в липкие сети страха, будет долго биться в них, и ни одна душа не услышит его, не придёт на помощь. Только эхо слабеющих криков будет блуждать по мрачным сводам пещеры.
– Дьофуль! Только не это! – прошептала Нисса испуганно.
– Что случилось? Где?! – тут же напрягся Бернар, спустившийся вторым. Он выхватил пистоль, целясь в подземный мрак.
– Тихо! – прошипела она.
– Скажи, где он!
– Ещё тише! – Шёпот Ниссы было сложно разобрать, даже стоя рядом с ней. – У них очень тонкий слух…
– У кого? – Бернар еле шевелил губами и старался не дышать. Он искал врага своим фонарём с линзой, что выхватывал из мрака причудливые каменные формы, покрывавшие сплошь стены просторного зала, в котором они оказались.
Под потолком на тонких ножках висели сталактиты, сросшиеся в колоннады, а с пола причудливыми остроконечными башенками к ним тянулись сталагмиты. Камень искрился на свету, словно иней, и в неверном свете лампы казалось, будто они шевелились, качались, осторожно подкрадывались к первопроходцам. Но то был лишь бледно-зеленоватый камень.
– А! – охнул Бернар. – Ты про эту вульву? Взял на прицел.
Нисса хихикнула:
– Нет, это занавеси, минеральные, они тоже натёчные, как и вся эта Ёрдова красота.
Гнома говорила об удивительных наплывах камня, свисавших по одной из стен наподобие тяжёлых портьер и напоминавших… да, именно то, о чём подумал красавец-полуэльф.
К тому моменту уже спустились Ганс и Вмятина, пользуясь волшебной способностью каната плавно растягиваться. Гнома принялась за объяснение:
– Чуете запах? Горелое что-то и будто яйца протухшие. Вон в том проходе деревянные подпорки обгорели. Это очень плохо. Я-то думала, чего они всё побросали и сбежали отсюда. Они нашли здесь кое-что. Шахтёры зовут это «Ёрдов пук».
– Звучит пугающе, – согласился Бернар. – Я слышал, что камнепады и сели – это несварение горного бога. А тут мы ведь в глубине его… тела, да? Видать, не через рот мы шли.
– Они в шутку его так зовут. – Нисса была настроена крайне серьёзно и продолжала напряжённо шептать. – Это худшее, что можно найти в горной породе. Скопление флоггистейна, огненного духа. Прорубаешь окно в такую пещеру, и он заполняет всю шахту. Любая искра – и взрыв! Здесь всё сгорело, пожар был: посмотрите, сколько следов сажи. По полу разбросаны гномьи кости, они пытались подняться. А вот эти сталагмиты снесло взрывом, он шёл из того прохода.
Когда первопроходцы наконец поняли, что те массивные лежачие каменные столбы разрушил Ёрдов пук, они тут же разделили серьёзный настрой алхимицы.
– Насыщение флоггистейна в воздухе незначительно, – неожиданно возразил Вмятина, тихонько стучавший своим механическим нутром. – Пещера хорошо проветривается.
Автоматон был прав. Внизу дышалось заметно легче, чем наверху, что казалось абсурдным.
– Да, конечно, иначе б ты своей топкой давно бы его зажёг, – кивнула гнома. – Но проблема в том, что горелые шахты привлекают вейдхе́ллей. Это подгорные хищники, они крайне опасны.
– Они крупнее или мельче медведя? – тут же уточнил Бернар.
– Нет, скорее, как медвежий молодняк или лоси.
– Тогда аркебуза справится. У нас достаточно оружия, есть Вмятина. Не стоит так бояться, пойдёмте скорее.
Нисса покачала головой.
– Послушай внимательно. Даже подгорные первопроходцы боятся вейдхеллей. Они живут большими колониями, ходят на охоту стаями. Прочные панцири и мощные жвала – раздерут на части вмиг. И их яд смертелен для дворфа, что уж говорить о полуэльфе. Про Ганса я молчу, люду здесь совсем сложно.
– Скромно хочу заметить, что силой воли, известной в моём роду, я сдерживаю кашель уже больше заваренного котелка, – проговорил Ганс, почти не дыша, чтобы подавить приступ.
– Да, кстати, у них невероятный слух и чуткий нюх. Взрослая особь очень сильна, может утащить быка, а то кого и побольше. Если мы наткнёмся на стаю охотников, мы не справимся. Даже Вмятина не поможет. – Нисса выглядела крайне озабоченной.
– Слушай, зачем ты нас пугаешь? – возмутился Бернар. – Лучше расскажи, чего они боятся. Придумаем колдовство, выстроим оборону. Хищники не орки, справимся.
– Я привожу доводы для обоснования своего тезиса. Тезис такой: нам нужно отказаться от плана найти блок серпентинита. Поверьте. Надо лезть обратно. Никто в такие пещеры не ходит, это безумие.
Бернар резко вдохнул, сдерживая ярость. Только что он там, наверху, уговаривал их отказаться от этой затеи, а теперь чёртова гнома сама хочет повернуть назад!
Но вместо злых слов, крикливой гневной толпой собравшихся на его языке, полуэльф нашёл совсем другие:
– Нисса, я понимаю твой страх. – Он положил руку ей на плечо, для чего опустился на одно колено. – Ты права, это опасно. Но мы прошли уже слишком длинный путь, чтобы поворачивать назад. К тому же этих хейдвелей здесь может и не быть. Помнишь, во всей долине один медведь остался? Давай мы быстро поищем здесь нужную глыбу и тихо свалим поскорее.
Гнома очень тяжело вздохнула, но полуэльф явно умел покорять и не такие горы.
– Ты неправ только в одном. Не хейдвели, а вейдхелли.