Спотыкаясь, прижимая еле тёплую Ниссу к себе, эльф пробежал мимо автоматона, горящего масляными лампами и раскалённой на полную топкой.
– Спасибо, друг!
– Сулема ядовита для вас, – бубнил Вмятина, отбрасывая вейдхеллей. – Тебе разумно отступить.
Ганс поджидал их в зале через пару поворотов. Он чем-то обмазывал гвозди, вбитые в луровый ствол со всех сторон, но прервался и открыл рот от изумления.
– Бежим к выходу! – крикнул Бернар. – Вмятина сейчас выпустит пар!
А Вмятина действительно выпускал пар. Вейдхеллевый хитин трещал, будто щепки на засеке. Поршни ходили ходуном, мотор ревел, отравленная вода бурлила, шестерни крутились – удар за ударом он расправлялся с врагами.
Ганс и Бернар видели лишь отсветы фонарей, мелькавшие в проходе, слышали шум ожесточённого боя и такт несокрушимого автоматона.
– Ганс, что с Ниссой? – Тем временем Бернар осматривал спасённую гному. – Она умирает?
– Посмотри… нет ли раны…
Полуэльф отдёрнул окровавленную рубаху алхимицы – на животе зияло чёрное отверстие.
– Её ужалили… она отравлена…
– Подожди, яд же смертелен?!
Ганс в ответ успел только кивнуть. Затем из чёрного прохода раздались комментарии Вмятины:
– Обнаружена вейдхеллева ярла. Бак пробит.
– Нет-нет-нет, – беспомощно прошептал полуэльф.
– Давление падает. Потеря мощности.
– Что это значит? – Бернар схватил Ганса за плечо.
– Что не получится… затравить их…
– Мердэ… – выругался следопыт. – И чё мы сюда попёрлись?..
– Последняя надежда… дехронизация… Каммергофера… Если он выберется… Ударит по гвоздю… Спустя чуть времени… завал…
Во взгляде магуса, устало осевшего на пол, сквозили обречённость, какая-то великая древнелюдская печаль и… Сам Ганс вряд ли рискнул бы назвать это чувство вслух, так что и мы, пожалуй, не будем.
Но, вопреки ожиданиям Ганса, из тьмы угловатой грудой металла появился Вмятина. Теперь он сполна оправдывал своё имя! Из разодранного медного бака лилась кипящая вода, а на корпусе синими языками пылал ихор. Но гномий механизм работал, мотор стучал, поршни ходили.
За ним следовали вейдхелли, словно псы за медведем. Они кидались на махину, пытаясь укусить, пронзить, задержать, а Вмятина пускал из клапанов ядовитый дым, моривший их. Один за другим атакующие скручивались в параличе, но вместо них прибегали новые.
– Отступайте. Я ударю по гвоздю. У каждой вещи своя задача.
Удар должен был обрушить свод, но не сразу, а с достаточной задержкой, если верить Гансу. У них будет время, чтобы подняться на поверхность. Хороший план.
– Слишком слабый напор… – прохрипел эрудит. – Стреляй!
– Порох отсырел! Ганс, уходим! Мы слишком медленные! Он справится! У нас получилось!
Когда они свернули за угол, Вмятина уже дошёл до центра зала и со всей дури вбил кувалдой последний гвоздь.
Лур тут же треснул, раскололся, обломился, и свод пещеры всей массой обрушился на автоматона. Первопроходцев чудом не завалило громадными камнями, а пыль поднялась такая, что и Бернар зашёлся кашлем вместе с Гансом.
– Вмятина! Не-е-ет! – закричал Бернар. – Ганс, свод рухнул! Прямо на него! Как так?!
Упавший эрудит немощно дёргался, пытаясь выплюнуть пыль. Он смог ответить далеко не сразу, а опустевший взор его растерянно рыскал по тёмному коридору, в котором горела последняя их лампа.
– Я… я не знаю… Первертивный феномен… не случился… Полифакторный сосок… соскок… Может, удар не той силы… Может, гвозди не из того металла… Может, нужно было другой лур взять… Или арканум не подошёл! Хотя… хотя трёхстопный хорей…
– Ясно. – Бернар тяжело вздохнул, приходя в себя.
– Я не знаю… Механизм очень прочный… Если разобрать завал…
– Его не разобрать. Вмятина погиб, – мрачно констатировал полуэльф, поднимаясь.
– У автоматона нет души… – В полутьме Гансовы серые глаза казались Бернару двумя чёрными сгустками безразличия.
– Это у тебя нет души, – зло ответил следопыт и протянул эрудиту руку. – Вставай. Нам нужно бежать. Последний рывок.
Первопроходцы молча брели по тоннелю. Бернар забрал у Ганса все вещи, взвалил их на себя и на плечо закинул Ниссу. Но мальтеорус всё равно еле плёлся, опираясь на стены. Конец его был близок. Одно спасало: по наставлению алхимицы они помечали мелком свой маршрут, чтобы не потеряться. Впереди уже виден был спасительный ствол шахты, как вдруг откуда-то сзади снова донеслись стрёкот и шипение вейдхеллей.
– Мердэ! Они нашли обходной путь! – крикнул Бернар. – Лезем наверх! Скорее!
Ганс дёрнул за свисавший зачарованный канат, но тот легко порвался на самом верху и ещё в полёте вниз разлетелся на мелкую гнилую труху. Опус четвертичной вулканизации давно потерял свой эффект… да к тому же перверсия на этот раз не пощадила реципиента. Друзья оказались в западне.
– Я бы вскарабкался наверх сам. – Бернар опустил на пол гному и вещи Ганса. – Но без неё и без тебя. И без сраного камня. Так что не вариант. Придумай что-нибудь!
Пока полуэльф, чертыхаясь, чистил и перезаряжал двуствольный аркебуз, мальтеорус спешно открыл скрипичный футляр и достал из него скрипку цвета жгучей страсти. Бернар хотел было съязвить, что сейчас самое время для музыки. Но лишь только смычок коснулся струн, юноша как будто забыл все слова.
Поначалу мелодия была беспокойной, стремительной, острой. Постепенно она замедляла бег, становилась плавнее. Следопыту показалось, что всё вокруг тоже замедляется, воздух становится вязким.
Из тоннеля выскочили вейдхелли. Замедленные и плавные, их стремительные движения показались Бернару очаровательно красивыми.
Ганс продолжал играть. Вдруг к скрипке присоединилась неизвестно откуда взявшаяся флейта. Голоса двух инструментов то сплетались, то расходились, но выходило слишком гармонично, слишком красиво. Бернар тем временем разрядил один ствол в ближайшего вейдхелля – тот рухнул хитиновой грудой. Второй выстрел – другой таракан яростно завизжал от боли. Вот она – диссонанта, изъян, придающий композиции целостность. Ганс повторил этот звук на скрипке, и оксюмороны сложились воедино.
Мгла в шахте зашевелилась. Из глубинного мрака, из сажи и влажной грязи здесь и там поднимались тени, отдалённо напоминавшие гномов: с длинными бородами, натруженными руками и пустыми глазами. Цепляясь крепкими пальцами за стены шахты, гномы полезли наверх. Они лезли всё выше, а из глубин рудника прибывали всё новые. Наконец, одна из теней подошла к Гансу, протягивая ему руку:
– Лезь быстрее, приятель! Спасайся, я подсоблю.
Плоть шахтёра обгорела, лицо изуродовали шрамы. В левой глазнице копошились черви.
Ганс едва успел крикнуть Бернару, чтобы убедил гномов, что он свой, как неживой поток подхватил его вместе с Ниссой и повлёк наверх. У рудокопов, погибших в шахте Зерпентштайна от пожара, появилась возможность спасти хоть кого-то – величественный, горький аффектус.
Полуэльф бросился к ближайшему призраку, но тот лишь скептически на него посмотрел.
– Куда лезешь без очереди?! И где твоя борода? – спросил он хриплым, с присвистом, голосом, оскалив гнилые зубы.
– Я приехал купить этот долба… прекрасный камень. Я из Магны. Ребятушки, помогите мне, спасите… Во имя Эйрира! Нельзя ведь бросать заказчика в горящей шахте!
Рудокоп кивнул и протянул ему руку. Как раз вовремя: вейдхелль уже почти настиг его.
– Ребята, принимайте безбородого! – кричали гномы.
– И камень! Я оплатил его! – орал Бернар.
– Передай нашим наверху, что мы здесь, – прохрипел ему вслед шахтёр. – Пусть спустятся и помогут.
Выбравшись из рудника, друзья увидели нервного Гюнтера и застывшего рядом с ним Зубила – у того кончился завод. В алом от крови снегу лежал разодранный медведь, чья шкура клоками была разбросана окрест. Он ещё дышал, еле-еле, но его душа готовилась наконец отправиться к Хозяйке Леса – Мельнанэт.
– Зил-л-льбер-р-ргайсты! – прокаркал Карл, слетая с крыши заброшенного здания Гильдии горных дел. – Бел-л-лку сл-л-лопал-л-ли зил-л-льбер-р-ргайсты!
Бернар почувствовал, как бессилие собирается комом в груди и поднимается всё выше и выше, подходя к горлу. Полуэльф обхватил голову руками.
– Это несправедливо! – проговорил он. – Мы пошли спасать Ниссу, отбили её с таким трудом, потеряли Вмятину – и для чего? Чтобы узнать, что Чикта сожрали гончие?
На глазах первопроходца выступили слёзы. Они текли по щекам, оставляя разводы грязи и пепла, в которых юноша перепачкался с ног до головы. Мокрая холодная одежда прилипала к телу.
Ганс взялся за осмотр Ниссы, которую они уложили на тент от палатки. Кожа алхимицы была белой, как манная крупа. Живот был твёрдым, как доска, и весь в крови. Пульс у гномы еле угадывался – редкие бессильные толчки уходящей жизни.
И хотя Ганс не был патоморбистом – он не окончил особое обучение, чтобы иметь право врачевать, – ему многое было известно о лечебном деле. На то он и звался эрудитом: чтобы сочинять первертивные опусы, нужно знать как можно больше.
Конечно, без опыта трудно, но зато мальтеорус обладал превосходной памятью и даже в полуобморочном состоянии умудрялся выуживать из самых дальних её уголков нужные сведения.
– Внутреннее кровотечение не прекратилось, – хмуро заметил он. – Но прошло столько времени… А, точно, яд лишает тело сил. Сначала остановим кровь. Бернар, подойди, поможешь… Бернар!
Он окликнул друга, растерянно смотревшего на трясущегося в снегу осла.
– Почему они медведя порвали, а его не тронули?
– Без понятия, – буркнул Ганс. – Наверное, Зубило отгонял, пока не застыл. Не стой, помоги!
Эрудит отыскал в вещах Ниссы квасцы – белый порошок, останавливающий кровь. Благо что алхимица, в отличие от него самого, подписывала все скляночки. Ганс щедрой горстью засыпал порошок прямо в рану и закрыл её чистой тряпкой.
– Теперь надави как следует.
– Но ведь ей будет больно… – не понял Бернар.
– Дави, иначе она умрёт! – просипел мальтеорус. – Дави, пока я не скажу!