– Хорошо! Бежим!
– Подожди! Достань, пожалуйста, мои вещи… оттуда.
– Ну уж нет! Твой аффектус – тебе и страдать! – усмехнулся Бернар. – Я пойду тайник открою, а ты добудь свои сокровища… У нас нет времени!
Вздохнув, эрудит закатал рукав и зажал нос. Надо же такому случиться, что из всего содержимого замка магия Оддбьорга сохранит именно нечистоты! Как он теперь будет смотреть в глаза Бернару? С вашего позволения, дорогой читатель, о том, как Ганс доставал меч, скрипку и смычок, что он пережил и что чувствовал, совершая сей подвиг, авторы рассказывать не станут.
Бернар тем временем уже отодвинул тяжёлую железную курильницу в мортуарии. Оказалось, картину посадили на петли, и она без труда открывалась, словно дверь. А вот за ней стояла дверь настоящая – окованная ржавым железом, дубовая, низенькая, сразу с тремя замками. Все замки – разных мастеров, так что даже хитрый замочник сюда бы не пробрался.
Какое счастье, что у Бернара были все три ключа.
Дверь со скрипом отворилась, пропуская полуэльфа в маленькую каморку, каменный чулан, святая святых всего рода Бергхофов – сокровищницу. Сюда вместили три здоровущих сундука, набитых истлевшими тканями, столовым серебром и прочим неактуальным богатством.
– Сейчас бы какое колдовство, чтобы отрыть здесь этот чёртов браслет, – вздохнул Бернар, погружаясь в первый сундук с головой.
Ганс вернулся победителем из схватки с отхожим ведром и вполне готов был нести погибель зловещей тьме. Однако, увидев расхитителя сокровищниц, увлечённого делом, он не успел его даже окликнуть: с лестницы послышался неторопливый стук дамских сапог. Сюда спускалась Клотильда! Ганс поспешил ей навстречу, чтобы перехватить.
Они встретились в мортуарии среди длинных полок с черепами. Стоило ей свернуть за ближайший угол – и хозяйка увидала б своих застывших слуг. Поверни графиня за другой угол – пред ней предстал бы распотрошённый тайник её династии.
Оставалось лишь отвлекать её разговорами! Хорошо, что Оддбьорг ещё не успел вернуться.
– Вы рано пришли, ваша светлость.
– Как проходит подготовка к обряду, граф? – поинтересовалась графиня. – Я отвлекла вас?
– Нет, что вы! – воскликнул эрудит, изображая невозмутимость и уверенность. – Всё почти готово, рутинные мелочи, не стоит беспокоиться…
– Я и не беспокоилась, – нахмурила чертовка брови. – Я подумала: странно встретить вас именно здесь, посреди прохода.
– Я просто здесь… проходил, – спешно оправдывался магус, стараясь говорить громче, чтобы заглушить звуки ограбления.
– А где Бернар? Вы же помните нашу концессию…
– Он наверху! Переодевается. – Ганс не знал, куда деть руки, куда деть ноги. Он повернулся к ней правой стороной лица, ведь по левой текла горячая испарина. – Концессия же попозже, нет?
– Нет, – качнула головой Клотильда. По её обезображенному лицу поползла кривая ухмылка. Она плавно подступила к эрудиту. – Концессия сейчас, мой милый граф.
Эрудит растерялся.
– Но постойте, я ещё не…
– Ты хочешь притронуться к нему, – шептала она Гансу на ухо, лаская призрачными ладонями напряжённое лицо. – Впиться пальцами в его шевелюру… Снять рубаху… Но тебе не хватает решимости. Зато она есть у меня. Я тебя научу, только одолжи… Одолжи своё тело…
– Нет, не… Хорошо… Хорошо!
Клотильда широко улыбнулась, открыв подвальной тьме ряды бесчисленных змеиных зубов.
– Ганс! Ганс, я нашёл его! – Бернар выскочил из-за угла с браслетом из змеевика в руке. – Ну что? Рвём его? Пока Клотильда не вернулась.
– Постой. – Эрудит накрыл его ладони своими. – Прежде есть одно дело.
– Ганс? Хватит уже её жалеть. Нисса…
– Ничего не говори, – сказал книжник и поцеловал его.
Пальцы, годами знавшие лишь пыльную бумагу, впились в седую шевелюру Бернара, возвращая ей прежний огненно-рыжий цвет. Другой рукой Ганс начал страстно сдирать с коллеги рубаху, а грудью толкать и припирать к полкам мортуария. Губы поедали губы. Их руки сплелись, а браслет упал на пол. Резкий аромат клозета, в котором Ганс искал скрипку и шверт, смешался со сладковатым амбре цитрона и кремовой лаванды.
– Генау зо, ду вильст мер, нихьт вар? – молвил мальтеорус нехарактерным для него высоким голосом. – Вот так, ты ведь хочешь большего, да?
– Ганс, я не понимаю… В тебя словно бес вселился! – удивлённо шептал Бернар. Но он не сопротивлялся ласке, послушно опускаясь на пол.
Эрудит в ответ звонко расхохотался:
– Зо зэе ихь дихь герне! Мне нравится видеть тебя таким!
За сценой супружеской измены меж тем молча наблюдал Оддбьорг. Он плюнул на подарок сыну и вернулся в замок – только чтобы увидеть, что лосиные рога на его шапке теперь вполне отражают хитросплетения его семейной жизни. Когда гном заговорил, Бернар поперхнулся и резко отстранился.
– Ты устроила этот спектакль, чтобы вызвать во мне ревность? – подчёркнуто безразлично заметил рогоносец.
Нежностям мгновенно пришёл конец. Ганс поднялся с Бернара, сверля Оддбьорга взглядом исподлобья:
– И что, Одди? Окаменелость в твоей груди даже не шелохнулась, да?
Гном, не торопясь с ответом, снял свою лосиную шапку, надел на чей-то череп и покачал головой. Раздался каменный хруст.
– Моя любовь мертва, Клотти. Можешь продолжать.
Лицо Ганса, а вернее Клотильды, что управляла его телом, наполнилось болью и яростью. Она роняла каждое слово, как палач роняет топор на плаху, – и эхо разносилось по древним сводам крипты, как ропот заворожённой толпы, наблюдающей за казнью:
– Триста! Тридцать! Три! Триста тридцать три года брака. Впустую. На жалкого нытика!
– Ой, не начинай очередную сцену, – брезгливо поморщился Оддбьорг. – Я устал от тебя!
– А я устал от вас! – воскликнул Бернар и одним движением разорвал браслет Клотильды – филактерий, что содержал её душу.
И…
И ничего не случилось. Графиня только зашлась хриплым смехом вперемежку с кашлем.
– Рви сколько хочешь. У меня теперь новый филактерий! Ах, эта чёрная кровь!
– Сука! – закричал полуэльф, выхватывая шпагу из ножен и наставляя на Ганса.
А Клотильда в ответ лишь шагнула ближе. Глаза эрудита искрились от восторга, счастья и упоения властью:
– Давай! Убей своего друга!
– Мердэ… Мердэ! – закричал Бернар от бессилия, опуская клинок. Всё было тщетно… Он остался один.
– Дураки, – смеялся Ганс, наслаждаясь победой. – Какие же вы наивные… Одди, забирай красавчика. Мой прощальный подарок! Никаких больше сцен! Я наконец покину долину Зерпентштайн! Без тебя. Без этих омерзительных гор. Найду себе жену голубых кровей. Буду не Бергхоф, но Глабер. Граф фон Аскенгласс! Звучит достойно. Графиня нарожает мне правильных детей, а не чёрт-те чего. Двоих. Нет, четверых! Но сначала съем милейшую гному на реке… Подожди, что это за вонь?
Поморщившись, ордфрау стала ощупывать тело Ганса и принюхиваться к его одежде, вещам, пока не заметила шверт хютеринга, висевший в ножнах. Вынув его, она аж зажмурилась от отвращения:
– Доннерветтер, почему он так воняет?!
Но затем её высокий голос сменился обратно на низкое эрудицкое сипение:
– Ну и дурак же ты, Ганс… – пробормотал мальтеорус, который воспользовался замешательством Клотильды и вернул на мгновение тело.
«Зловещей тьме несёт погибель» – блик от факела сверкнул на гравировке. Резким движением эрудит вогнал шверт себе в живот.
– Стой! – закричали Бернар и Оддбьорг хором, тут же подскакивая к Гансу.
– Одди, он убивает меня! – визжал магус, сопротивляясь сам себе.
– Я не отдам тебя, Клотти! – рычал гном, пытаясь вытянуть клинок из раны.
– Бернар! Помоги! – кричал Ганс, на миг овладевая своей глоткой в борьбе с демоном внутри.
– Мердэ! – орал Бернар, пытаясь вонзить лезвие по-глубже в своего друга.
В крипту спустился Чкт, силясь понять, что вообще происходит: Ганс стремился себя убить, гном ему мешал, а полуэльф – наоборот, помогал!
– Одди, ты всё-таки любишь меня! – умудрялась Клотильда перекрикивать остальных.
– Ну конечно, дура! – отвечал ей гном, до крови кусая Бернара.
– Да ни черта вы про любовь не знаете! – вопил юноша от боли.
– Какой прекрасный абсурдус, – горько прошептал Ганс, и восхищение оксюмороном придало ему сил. Мальтеорус добил себя, проткнув насквозь.
– Ненавижу вас всех! – закричал эрудит пронзительно. – Будьте вы все прокляты!
То были последние слова Клотильды Бергхоф, графини фон Зерпентштайн. Ганс бессильно упал на пол, повалив и остальных.
– Вы убили её… – проговорил ошарашенный гном, отстраняясь. – Клотти больше нет…
– Оставь нас, ты свободен! Уйди! – молил его Бернар, пытаясь отдышаться и закрывая собой друга.
Но каменный мертвец не внял ему, он весь потрескался от гнева, как следует вдохнул и обдал первопроходцев леденящей стужей. Их лица тут же покрылись инеем, а тела свело страшной судорогой. Нет, он уже не думал сожрать их отчаявшиеся души – Оддбьорг хотел отправить несчастных в Тот мир. Это было куда проще.
Бернар вырвал из раны еле живого Ганса шверт и от безысходности бросился рубить гнома. Без толку: лезвие лишь высекало искры из камня!
– Вам не понять моих чувств! – яростно отвечал Оддбьорг, собираясь заморозить их насмерть.
В этот момент к Гансу подскочила горгулья. Чкт-Пфчхи протягивал ему склянку с петролитической эмульсией Вертенберга. Точно! Магус кое-как встал, закрываясь рукой от леденящей вьюги, и разбил о каменную голову стекло. Зелье густой бурой жижей разлилось по лицу и бороде – и там, где оно протекало, кожа старика заметно смягчалась, светлела и покрывалась трупными пятнами.
Бернар со всей силы вогнал шверт Оддбьоргу под белую седую бороду, и клинок вошёл в тело. Боль – забытое чувство, оставшееся где-то в прошлой жизни, – пронзила старого скульптора насквозь. Оддбьорг захрипел и зашатался. Серые глаза налились кровью.
Он попытался сбежать: его ноги прошли сквозь каменный пол, за ними и туловище, но вот голова, спасибо старику Вертенбергу, теперь не желала иметь ничего общего с камнем. Гном застрял по шею, пронзённую швертом. Ганс изловчился и укусил его за ухо – тот заверещал: