– Эк ман ётнаэр оф борна! Ба эр фордюм микфэдда хёфдю!
Ярость в его глазах сменилась паникой. Рюбецаль извергал проклятья на гномьем, которые авторы этих строк не решатся перевести. Наконец, Бернар срезал швертом его голову, окончательно уничтожив душу старого скульптора.
Лишённый своих прошлых хозяев, осиротевший замок захрустел и затрещал, будто снег под сапогами. Стены держались из последних сил. А с востока послышались первые раскаты грома, гулявшие эхом по долинам хребта Фельдшнайдер. Надвигалась гроза!
Наши герои, превозмогая боль и усталость, спешно тащили добро из крипты замка – в конце концов, первопроходцы они или дураки какие? И если Бернар с горгульями вынесли сундук серебра и несколько удивительных артефактов, то Ганс, истекая кровью, нёс одну-единственную книжицу. Он прижимал её к груди будто священное писание самой Истэбенэль, Царицы ночи.
Сверкали молнии, рокотал гром, проклиная то ли чертей, ушедших в небытие, то ли первопроходцев, прекративших их неприкаянное существование.
Крыша древнего замка, стеная от тяжести веков, внезапно обрушившейся на неё, не выдержала, жалобно хрустнула и провалилась. За ней последовали перекрытия – устланные серыми плитами полы и сводчатые потолки рухнули на забитую скелетами спальню, на статуи богов в трапезном зале, на комнату с охотничьими трофеями. Наконец, не выдержала и крипта: камень прошлого погрёб под собой вонючий клозет, клети черепов, алтари работы Эйтри Скюльптюра и, наконец, молчаливых каменных слуг, так и не дождавшихся сытой и спокойной старости.
Первопроходцы едва успели добраться до моста, чтобы гибель древнелюдской громады их не задела. Бернар помогал Гансу, уже терявшему сознание, а две горгульи делили меж собой последнюю склянку петролитической эмульсии Вертенберга.
Какое счастье, что Чкт был белкой: белок всегда забывают посчитать и учесть, поскольку хвостатым зверькам так мало нужно. Вот и сейчас ему хватило лишь нескольких капель!
И первые капли дождя смешались с густым бурым маслом, снимавшим последние следы пребывания Клотильды Бергхоф в Этом мире. Лив оказалась крепкой улыбчивой гномой с разноцветными дредами и яркими смеющимися глазами. Холодные струи ливня смывали с её щёк нескончаемые слёзы, она открывала лицо грозе и хохотала, словно безумная. Счастливая, не верящая, что наконец всё закончилось.
– Я свободна! – перекрикивала она шторм. – Я свободна, а ты сдохла, сука!!!
В последний день месяца Шпре в долину Зерпентштайн наконец пришла весна. Да ещё как пришла! Вынесла дверь с порога, как говорят гномы. Набросившись на сухие скалы и измученные ели, гроза мигом растопила снег, смыла трёхсотлетнюю пыль и наполнила реку до того, что та вышла из берегов.
Когда стихли раскаты грома, реветь начала вода, грохоча валунами, унося прочь старьё. Каменный мост, виновник всей неразберихи, чудом устоял в тот вечер, чего не скажешь о Гансе. Нелегко, знаете ли, устоять, когда в вашем брюхе побывал древний клинок, до того окунавшийся в не менее древние нечистоты. Нисса вернулась как раз вовремя, чтобы в очередной раз вернуть книжника из путешествия в Тот мир.
Первопроходцы заночевали в лесу под старой разлапистой елью, слушая рассказы Чкта и Лив о том, как прекрасно чувствовать Этот мир. И хотя все промокли под дождём, никто не замёрз.
– Знаете, а мы отличная команда, я вам скажу! – заметил Бернар. – Дойдём до Грюйтгау, возьмём там новое задание, да?
– Нет! – ужаснулась Нисса. – Благодарю, но мне этих приключений хватило надолго! Тем более что деньги на лечебницу я уже собрала. Теперь её нужно открыть.
– Да ну! – не унимался следопыт. – Неужели мы были такой плохой компанией?
– Вы-то компания отличная, – поёжилась алхимица. – Но этот холод, когда в тебя влезает демон… Не удивлюсь, если и на моей голове появится пара седых прядей.
Нисса уставилась на потрескивающий костёр. Языки пламени отражались в стёклах её очков, а в огромных глазах гномы читалась такая безысходность, что даже Бернару стало чуточку не по себе.
– Кстати о волосах. Как тебе вообще пришло в голову, что мне надо поцеловать Клотильду?
Патоморбистка молчала, а полуэльф не сдавался:
– Вы, колдуны, конечно, меня удивляете. Столько всего читали!
– Бернар, это была просто шутка.
– Но ведь сработало! Выходит, то действительно было проклятье.
– Очень рада, что твои кудри к тебе вернулись. Но я, пожалуй, пойду спать.
Бернар, улыбаясь, проводил алхимицу взглядом до палатки и привычным движением убрал со лба густую рыжую прядь.
Гансу повезло: кишки, как это часто бывает, расступились в стороны от лезвия и остались невредимы. Нисса, штопая его живот, переживала, что лихорадка усилится, что миазмы клозета проникнут в кровь, но все её опасения развеялись, стоило гноме увидеть оружие.
– Священный шверт Хютера, – благоговейно признала она. – Конечно, Солнцеликий несёт чистоту.
– Я же говорил, он полон первертивных феноменов, – прохрипел тогда мальтеорус.
– Это… не перверсия, – смутилась гнома. – Это диесциентический конундрум.
– Что и есть… первертивный феномен.
– Не соглашусь. Этот конундрум не соответствует четырём из пяти критериев…
– У него есть силы занудствовать! – радостно перебил её Бернар. – Нисса, прошу, оставь Ганса при своём мнении. Тогда ему придётся дожить до утра, чтобы продолжить спор! Наши дела здесь ещё не закончены.
И действительно, эрудит дожил до утра, да так хорошо поправился, что смог даже ехать верхом на Гюнтере. Нисса тоже чувствовала себя гораздо лучше. Как будто сам воздух, свежий и тёплый, придавал им сил.
Наступил месяц Нуи́, «ночной» в переводе с эльфийского, самый тёмный в году. Хютерово светило словно отпрянуло от земли подальше в небо, уступая свои обязанности звёздам. А те даже посреди дня горели яркими белыми созвездиями. Нуи считался месяцем загадок, колдовства и бесовщины – лучшее время, чтобы похоронить маленького чертёнка.
Чкт убедил всех, что необходимо найти хорошее место для погребения: подальше от родителей, поближе к самим горам, к той жизни, что бурлила здесь до строительства замка. А потому первопроходцы поднялись вдоль реки в поисках её истока – ведь именно река приютила его останки.
Известно всем: хоронить беса – дело непростое. Нужно было и демона убедить упокоиться и уйти в Тот мир, и богов уговорить его принять.
Место нашлось само. К нему вела узкая козлиная тропа, опасная и крутая, взбиравшаяся по склону Снакфьелль на головокружительную высоту. Здесь располагался небольшой утёс, на котором росла последняя ель на этом склоне, но ночью её повалило бурей – тощие скрюченные корни поднялись к небу, а макушка зависла над пропастью. С утёса открывался восхитительный вид на долину Зерпентштайн: на реку, что неподалёку ещё одним водопадом срывалась в озерцо и дальше бурной змеёй проползала по её дну; на чахлый ельник да серо-зелёные скалистые склоны; на руины проклятого замка и мост, по которому шёл тракт.
Тракт, ради которого они сюда пришли.
Бернар тут же заявил, что это Ёрдово место и что здесь пахнет как нужно: драконом. С чего он это взял, никто не понял, однако все так устали, что тут же с ним согласились и принялись устраивать привал, ломать сухие еловые ветви для костра да готовить погребение.
Ганс присел на поваленную ель, кряхтя от боли в животе, и пошутил, что если раньше здесь жил дракон, то наверняка он неоднократно пометил гору…
– Кто знает, – добавил он серьёзным лекторским тоном, – быть может, журчание воды будило в нём эти позывы.
– Знаешь, – обиженно заметил Бернар, таская крупные булыжники, – я твои увлечения не трогаю. Вон ты до сих пор не можешь Клотильду позабыть, всё дневник её листаешь. А мы ведь чуть не погибли из-за твоей наивности!
– Ты тоже сначала ей поверил почему-то, – заметил Чкт.
Бернара словно молния ударила – следопыт застыл в неудобной полусогнутой позе, держа тяжёлый камень и глядя глубоко внутрь себя.
– Да, ты прав, Чикт, – молвил он ошеломлённо. – Я вот только сейчас понял, как глупо себя вёл… Пытался спасти их семью – хотя кто они мне? Неужели я такой недалёкий?
– А что ты чувствовал? – задушевно пропищал бельчонок.
– Будто… ничего нет важнее в Этом мире, – задумчиво ответил Бернар, сжимая булыжник. – Нет ничего важнее их отношений. Будто если они помирятся, то всё станет хорошо, всё исправится и я стану счастливым. Но я-то тут при чём?
– Они тебе кого-то напомнили, да? – понимающе спросил Чкт-Пфчхи.
– Да, моих родителей. – Полуэльф кивнул, и оцепенение сошло с него. Бернар положил булыжник на каирн, продолжая: – Ясно. Я спасал не их брак, а моих родителей. Но они уже давно умерли.
– Ты говорил, они скрепили брак клятвой Иянсе, – добавила Нисса, прекратившая на время ломать хворост для костра.
– Да какая там клятва, – грустно усмехнулся сирота. – Они ушли из столицы в горы, нашли какое-то такое место, Ёрдово, и признались друг другу в любви. Иянса ведь ничего больше не просит. И… они действительно любили друг друга… а не вот это вот всё. И что я здесь общего нашёл? Чуть что – сразу чей-то брак спасать? Дурь какая! Надо что-то с этим делать…
– Очень похоже на маледиктус, – заметил Ганс. – Я бы изучил историю твоего рода как следует.
– Слушай, я-то, понятно, дурак, – усмехнулся Бернар. – Но ты же магус демонических дел! Как ты сразу не понял, что всё было ловушкой с самого начала?
– Я бы не говорил так уверенно. Диалектика синистра тем и загадочна, что мотивы сатиров до конца никогда не узнать. – При этих словах Ганса почти весь отряд раздражённо вздохнул. – Но в графине всё же возобладало синистральное начало. И да, это моя ошибка, я поплатился за неё дырой в животе. Но что ещё страшнее, нас с тобой они прокляли дважды.
– И что? – пожал плечами Бернар, составляя из валунов основание каирна. – Я ничего пагубного пока не чувствую! В клозет лишь тянет чаще.
И хотя полуэльф казался спокоен, в душе его задул холодный ветерок нехорошего предчувствия.