– О боги-судьи! – пискнул тут Чкт, взявшийся вести церемонию. Он встал на край каирна и смотрел на горы. – Я взываю к вашему взору! Отверзните очи да узрите этот каирн. Я взываю к вашему слуху! Отворите уши да услышьте мою погребальную молитву! Даруйте мне уста, дабы мог я рассказать о лежащем здесь смертном! Ёрд! Твердь земная! Хладнокровный хозяин гор, старец, мудрости преисполненный! Молю тебя, Ёрд, посуди мёртвое тело Хаймунда, сына Оддбьорга и Клотильды, да последний приют его.
Он кивнул Ниссе, а та, подойдя к открытому каирну, аккуратно сложила в него кости ребёнка, завёрнутые в холщовую тряпицу. Тяжёлое кустистое облако, чьё пузо царапали горные пики, заслонило в этот момент Хютерово светило, накрыв долину тенью. Поднялся лёгкий ветер, подхватывая дым из курильницы, трепля великолепный пушной хвост Чкта и чёрные кисточки на его ушах. Тот стоял, гордо выпятив грудь, и весьма громко для беличьей глотки вещал:
– Могила эта в месте укромном и красивом. Кости Хаймунда преданы камню, забери их, Ёрд! А подле них – вещи близких его. Увы, он слишком мало прожил на Этой стороне, чтобы нажить свои. Там же найдёшь ты когти медвежьи – знак Мельнанэт. Да будут они даром священным в знак того, что она заберёт к себе его душу.
Бернар сложил в могилку связку огромных медвежьих когтей, молоток Оддбьорга и серебряные ложки Клотильды, украшенные тончайшей резьбой.
– Пертиссимус! Познаний хранитель, – продолжал бельчонок с важным видом. – Посуди память начертанную о погибшем ребёнке. В некрологе твой служитель, лектор…
– Странствующий лектор Ганс фон Аскенгласс, – подсказал шёпотом эрудит, хотя все его слышали, и отложил скрипку.
– Твой служитель, странствующий лектор Ганс фон Аскенгласс, написал достоверные слова. Ганс?
Мальтеорус зажёг большую толстую свечу от костра, поднял заготовленную бумагу с некрологом, прокашлялся и прочёл:
– Хаймунд Бергхоф, сын Оддбьорга и Клотильды Бергхофов, графов фон Зерпентштайн. Новорождённый младенец. Вошёл в Этот мир в седьмой день троицы Шпре двести тридцать второго года Гномьей эпохи. Погиб в первый месяц жизни, в неизвестный день. Убит родным отцом Оддбьоргом Бергхофом по наущению родной матери Клотильды Бергхоф. Затем был сброшен с моста в реку, лишённый достойного погребения.
Закончив, он окропил воском бумагу.
– Данный некролог я обязуюсь отнести в архив Магны, дабы увековечить память о Хаймунде. Пертиссимус, добавь его в священную Некробиблию.
Ганс кивнул Чкт-Пфчхи, спрятал бумагу в сумку и вернулся к скрипке. А мельтиец продолжал:
– Истинно клянусь перед Орднунгом, творцом законов божьих! О судебных делах покойника нам неизвестно. – Он грустно усмехнулся. – Да и какие суды у младенца… Истинных клятв он не давал, а краткую жизнь провёл праведно. Убийцы его, прости нас, Орднунг, не предстали перед твоим судом, но души их навеки уничтожены. Что говорю я – правда. Молю тебя, традиций блюститель, начни Последний суд над Хаймундом в ближний седьмой день. Помоги душе его уйти в Тот мир и обрести покой! Бернар.
Дождавшись сигнала, полуэльф принялся закладывать каирн сверху булыжниками, проверяя, чтобы они потом не рассыпались от сильного ветра, который, к слову, уже грозно свистел меж скал.
– Мельнанэт… – тихо произнёс Чкт, соскочивший с каирна, чтобы не мешать Бернару. Но порывы ветра стали столь сильны, что заглушали его. И тогда он громко запищал: – Мельнанэт! Любовь моя! Жизнь моя! Молю тебя! Мы сделали, что ты просила! Убили демонов! Очистили долину. Подарили покой последнему медведю. Пожалей этого маленького бесёнка, Мельнанэт! Он не ведал любви, он познал лишь злобу! Не его в том вина! Прими его в свои чертоги! Забери его…
Шквал ветра чуть не унёс бельчонка прочь. Птицы бешено кричали, ельник у подножия горы волновался зелёным морем, с пиков гор летел снег, а со склонов – камни, булыжники и даже валуны. Водопад неподалёку бушевал, плевался белой пеной, а небо тотчас заволокло свинцовыми тучами. Казалось, вся долина ожила, зашевелилась, запротестовала. Музыка прервалась. Первопроходцы растерянно смотрели вокруг, опасаясь обвала.
– Чикт! – закричала Нисса, пригибаясь. – Что происходит?!
– Он не хочет! – отвечал угодник, запрыгивая на один из камней. – Мельнанэт его зовёт! Но что-то не так! Мы что-то сделали не так!
– Пр-р-родолжай цер-р-ремонию! – прокаркал Карл, взмывший над горным склоном.
– Да! Мельнанэт! Это ты прогоняешь зиму! Ты приносишь первое тепло! Ты оживляешь мёртвый мир своей радостью! Ты могущественнее всех богов, потому что ты любишь Этот мир с такой силой, что он оттаивает каждый раз! Так полюби и того, кого любить не за что! Прими демона! Только ты можешь!
Вдруг послышался детский плач – омерзительный, резкий, оглушительный. Но Чкт продолжал сквозь слёзы:
– Молю тебя, Хозяйка леса! Я не хочу его убивать! Забери его! Прими! Полюби беса! Полюби страшного!..
Что дальше кричал бельчонок – уже никто не слышал из-за детского воя, от которого все невольно заткнули уши. Но даже так от него всё равно становилось нестерпимо больно. Наконец, появился и сам Хаймунд: маленький бесёнок прилетел, хлопая кожистыми крыльями, быстро оглядел свои похороны узенькими глазками. На носу его красовался пятак, вместо ушей росли плавники, а гузно украшал длинный крысиный хвост. Орал он страшнее вепря.
Бесёнок опустился на свой каирн и сбросил с него несколько камней, залез внутрь да вынул молоток Оддбьорга, трогательно обмотанный красивой лентой. Под гневный визг младенца молоток полетел вниз со склона горы. За ним последовали и все серебряные ложки Клотильды. А когда ничего, что напоминало бы ему об убийцах-родителях, в могиле не осталось, бес вдруг умолк. Он осмотрел ошеломлённых первопроходцев, икнул, залез в каирн и застыл мертвецом.
Повисла тишина. Долина тут же успокоилась – ветер прекратился, а водопад вновь мирно зашумел. Даже тучи поторопились прочь. В воздухе разносился аромат земли, какой бывает после дождя. Бельчонок улыбался:
– Петрикором запахло, душой земли. Это Мельта! Она примет его. Но… Хаймунд не уйдёт в Тот мир. Он останется добрым духом оберегать долину.
– Это… хороший конец? – спросил Бернар.
– Это лучший конец, – ответил Чкт-Пфчхи.
С вашего позволения, дорогой читатель, мы не будем описывать в подробностях, как герои продолжили путь по забытому тракту. Пересёкши реку по мосту и свернув у замка, первопроходцы прошли по вересковым лугам и отыскали ущелье, уходившее в иную долину. Не встретив опасности, они спустились с гор уже по другую сторону хребта, казавшегося доселе неприступным. И всего через несколько дней добрались до конечной цели – города Грюйтгау, связав его с Магной новым коротким трактом.
Не станем также мы рассказывать, как герои распорядились добром, спасённым из замка, и наградой от Гильдии первопроходцев. Скажем лишь, что этого серебра хватило бы на год рихтовой жизни. Друзья шумно отметили успех в богатом кабаке – первый тост был, конечно, за Нидгара, товарища Лив, а второй – за нового мастера Гильдии первопроходцев, Бернара.
Дело вызволения Вмятины, которое и без того никому не казалось простым, увязло в бюрократической трясине. В Гильдии первопроходцев просителей приняла почтенная обермейстерица Астрид, внимательно выслушала и заверила, что приложит все мыслимые усилия к тому, чтобы их друг не остался вечно лежать под завалом. Однако, чтобы правильно оформить финансирование экспедиции, требуется подготовить целый ряд бумаг, справок и требований. Не говоря уже о том, что найти желающих спускаться в пещеру, кишащую вейдхеллями, будет ой как непросто. Пришлось героям смириться с тем, что спасение друга затянется на неопределённый срок.
После они тепло попрощались и занялись тратой своих богатств порознь. Каждого ждали личные дела и заботы.
Ганс отнёс некрологи семейства Бергхофов в архив Грюйтгау, а затем сел работать над подробным отчётом об экспедиции. Он рассказал историю Клотильды, Оддбьорга и их сына, нарисовал карту долины и описал алтарь работы Скюльптюра. Отчёт эрудит отдал писцу, дабы тот скопировал его трижды. Одну из копий книжник отправил в Магну с гонцом по вновь открытому тракту, другую оставил в архиве Грюйтгау, а третью самолично повёз в столицу, в легендарный Акерецкий схолум.
Там мальтеорус занялся изысканиями на тему фамилии Витцев и Ордена Офиодона Длинного. Ганс провёл в архиве почти три седмицы, но так ничего и не нашёл. Витцы встречались в летописях пару раз, но Нитигис был последним из упомянутых, а Мельхиора библиотека Акерплатца и вовсе не знала. Да и в гербарии их не нашлось. Конечно, нонсенсом такое не назвать: многие, очень многие людские династии, увы, канули в небытие, когда орки истребили их, а после сожгли архивы.
Об Ордене Офиодона Длинного Ганс не нашёл вообще ничего. Либо он был очень мал, либо секретен, либо Мельхиор его выдумал. Последнее казалось всё более вероятным. И был ли Мельхиор Витцем – или же так назвался ради того, чтобы обдурить Клотильду? И был ли Мельхиор Мельхиором? И был ли вообще Мельхиор?..
Вот так целый месяц поисков не дал ни единой зацепки. Это любого введёт в отчаяние – скучнейший тупик, фиаско беневербиста. Невзрачная трагедия в пыльных лабиринтах книжных шкафов.
– Ну и дур-р-рак же ты, Ганс! – услышал вдруг книжник с другого яруса архива. То был конец Нуи, а потому эрудит никогда не мог по свету из узких окон определить время дня. Но сейчас он почему-то осознал, что давно было за полночь. Возможно, магус даже уснул на мягком пергаменте древнего талмуда, на очередном рогатом зайце или похотливом монахе.
Карл – а то был, разумеется, он – указывал Гансу на свиток, на который сам эрудит и не подумал бы взглянуть. То был матрикуляр Рорского монастыря, перечень схоларисов за последние два года. Он лежал среди сотен других, присланных из монастырей и схолумов со всего, наверное, Среднеполья. Взгляд Ганса тут же упал на заветные слова: «Фантина – Ордо Офиодонус Элонгатус». Здесь мы и оставим эрудита – склонившимся за письменным столом в предвкушении новых конундрумов. За окном сияют звёзды Истэбенэль, указывая путь во тьме, а над древними фолиантами чадит свеча Пертиссимуса, записывающего дела смертных. А из углов, из щелей, из укромных нор пристально следит за происходящим ещё кое-кто. Он выжидает и замышляет, ибо время на его стороне, ему некуда и незачем торопиться. Когда-нибудь он покажет себя, но это, как и то, что случится с нашими героями в Рорбахе, – совсем другая история, тогда как наша подошла к концу.