Грегори заинтересованно наблюдает за тем, как я, не удержавшись, запускаю пятерню Рею в гриву. Во взгляде словно играют искорки. Он напоминает… Он напоминает мать: она так же смотрела на меня, когда я впервые подошел к лошади.
– Как его зовут? – Грегори кивает на моего друга.
– Рей, – шепчу я, искренне надеясь, что легкий ветер не унесет имя.
Грегори улыбается и делает еще один аккуратный шаг к нам. Забавно, многих Рей не подпускал и на такое расстояние. Откуда такое благодушие?
– Знаешь, этот конь с характером. Не стоит…
– Все хорошо, все будет хорошо.
И Грегори бесстрашно кладет руку на голову Рея. У меня от удивления открывается рот, а этот чудак уже достает из кармана небольшое яблоко. Мой продажный конь, конечно, тут же принимает лакомство и, вероятно, отныне будет считать ночного путника лучшим другом и братом на веки. Но дело не только в угощении. Чутье на людей у нас с Реем похожее, плохих не подпустим. Один раз Рей с ходу попытался лягнуть ненадежного перекупщика. Да… Грегори странный, но вряд ли хочет нам зла. К тому же, болтая с ним, я отвлекся от тревог из-за ранчо.
Грегори достает еще одно яблоко, и я уже готовлюсь к тому, что Рей с радостью прокатит его. Вот так многолетнюю дружбу меняют на пару угощений! Будто угадав мои мысли, Рей поворачивается ко мне и мотает головой, призывая не ревновать по пустякам. И, черт возьми, он прав. Но ему легко говорить, его-то кормят яблоками!
– Ну что? Пошли? – Грегори привлекает мое внимание. – Куда-нибудь?
– Давай сначала дойдем до моего дома? – предлагаю я, и он кивает. – Тут не очень далеко, тебе почти удалось добраться до нас. Как ты вообще попал сюда?
– Я шел от города по какой-то извилистой тропинке, пока не наткнулся на хлопковое поле. – Он поднимает руки и начинает трясти, словно индюк, который хочет взлететь. – Не сказать, что его тяжело заметить. Так моя вечерняя прогулка превратилась в ночную и я… Я решил пройтись вдоль поля, как-то сократить путь. В итоге я бродил, пока не вышел на эту дорогу.
Я боковым зрением поглядываю, как он жестикулирует, помогая себе удержать нить повествования. Его голос правда похож на шелест кленов и очень располагает: столько красок и переливов.
– Я побоялся, что уйду бог знает куда. А воды у меня нет, и потерять сознание от обезвоживания где-то в пустыне – такое себе приключение.
– Ты же понимаешь, что, будь я моим отцом, сначала на пробу пальнул бы солью, а уж потом выслушивал? – Это правда, мой добродушный отец на дух не переносит бездельников и воров. – Нельзя же просто так сидеть на куче с засохшим хлопком и разглядывать небо!
– А стоять можно?
– Я не…
Грегори светло улыбается и, черт возьми, мне тяжело не поддастся его искреннему веселью. Звучит и правда так, будто сидеть на чужом поле нельзя, а вот стоять можно.
– Не нужно цепляться к словам. Я имел в виду, что на Диком Западе пересекать границы чужой территории опасно.
– А, значит, президент Тейлор угостит меня чашечкой чая, когда я завалюсь к нему в Белый дом? Франческо, ты сам вынуждаешь меня придираться к словам! – Он улыбается еще шире. Я вздыхаю так возмущенно, что Рей дергает ушами. – Хорошо-хорошо! Я имел в виду, что прекрасно понимаю тебя. – Он перестает улыбаться. – Какой-то странный тип уселся на куче компоста и считает звезды. С таким лучше не разговаривать, а пройти мимо, а то и подстрелить на всякий случай. На твое несчастье, я очень хочу пить и готов убивать за глоток воды. – Он с надеждой смотрит на меня, но я качаю головой. – Эх, я обречен на гибель.
– Прости, я выбежал из дома и даже не подумал прихватить флягу с водой. – Настала очередь Рея фыркать и показывать характер. – Не надо тут выделываться, я тоже хочу пить, – обращаюсь я к коню и слегка тяну поводья, понимая, что, в отличие от меня, который просто печалился и ругал судьбу, Рей скакал на пределе сил. – Осталось немного. Потерпи, и первым делом мы пойдем поить тебя, Рей.
– А потом меня! – восклицает Грегори, и я невольно улыбаюсь. Он – стакан, в котором намешаны наивность и ум, мне хватило десять минут, чтобы понять это. – Чем вы вообще занимаетесь здесь? Не страшно ли жить на границе? Калифорния только-только стала нашим штатом…
– Нас коснулось не так много бед. – Я показываю Грегори большим пальцем на поле. – До тех пор, пока мы кормим и одеваем армию, многие вещи обходят нас стороной. Наши поставки заблокировали по южному и западному направлению, поэтому мы двигались по единственной дороге на северо-востоке. Ничего необычного с нашим ранчо в это время не произошло. – Грегори слушает эту ересь с таким животрепещущим вниманием, что мне кажется, он издевается. Кому вообще может быть интересно, что, как и кому мы продаем? – А ты откуда и чем занимаешься?
– О, ну я как раз с востока. – Мои брови удивленно приподнимаются. – А еще с севера, и юга. Мы с семьей побывали, наверное, во всех штатах. Так далеко на запад мы еще не заходили. – Грегори облизывает губы и продолжает: – Покупаем что-то за бесценок в одном месте, где этого пруд пруди, и продаем втридорога там, где этого отродясь не видели. – Он закусывает губу. – Продаем снег в Африке.
– Перекупщики – отвратительные люди, – морщусь я, украдкой наблюдая за ним.
– Ха, это точно, мы те еще ублюдки! – соглашается Грегори, но тут же заливается смехом. – На самом деле это очень утомительно и да, зачастую аморально. Конкуренция заставляет людей продавать, например, урожай за бесценок. – Грегори щурится. – Хотя, с другой стороны… Если кому-то проще вырастить кукурузу, чем отвезти ее на другой край страны, нашей вины в этом нет.
– Ты по этой причине не знаешь, где твой дом? – Ну никак я не могу уйти от этой темы. – Из-за постоянных путешествий?
– Вроде того. – Он медлит, будто задумавшись. – Я в телеге с четырех лет, поэтому моя задница квадратной формы. – Он опять смеется. – Я не знаю, что такое дом, но… тоскую по нему? – Он резко поворачивается ко мне и спрашивает шепотом: – Франческо… Ты же не считаешь меня дураком за такие рассуждения?
– Вовсе нет, – искренне говорю я.
– Хорошо… – отзывается он и отвечает на мой долгий вопросительный взгляд.
От слов Грегори сердце опять сжалось и заныло. Оно, словно стебель к солнцу, потянулось в сторону дома. Я щурюсь, стараясь разглядеть родные стены.
Как-то незаметно мы добрались до фамильного гнезда. Подул ветер, и Грегори вцепился в свое кепи, несколько засохших лепестков хлопка взлетели и закружились на фоне луны, коробочки наклонились, но не попадали. Я все смотрю на Грегори, думая о его признании, слишком личном для короткого знакомства. Как же так? Ни разу в жизни он не стремился вернуться под крышу какого-то особенного дома? И каково это – тосковать по месту, в котором никогда не был? Мне не понять… Я неразрывно связан с родной землей и небом, с самого рождения.
А Грегори? Он, похоже, повидал всю Америку, а может, и другие страны! Птица, вынужденная перелетать с места на место, свободнее ли той, что остается в обжитых краях круглый год? Ни у одной из них нет права выбора, так им диктует природа, они такими созданы, и что же? А наши с Грегори судьбы? Хотел бы я увидеть каньон или восточное побережье? А Грегори смог бы осесть на одном месте? Ответить в силах только он сам, потерявшийся путник.
Рей какой-то совсем тихий. Обычно, стоит ему увидеть дом после изнуряющей скачки, как он сломя голову мчит в сторону колодца. И я до сих пор удивлен его дружелюбием к Грегори. Мой дьявол настолько недоверчивый и своенравный, что даже отец не рискует к нему лишний раз подходить. Нет, отец не боится Рея, даже в его возрасте он способен заарканить жеребца, дело в добром сердце. По его мнению, все в его жизни делается по любви и из-за любви. Раз Рей подпустил к себе Грегори, значит, он заслуживает какого-никакого доверия. Я отрываю глаза от седла, смотрю на нового знакомого и опять теряюсь от его пристального взгляда.
– А ты любишь витать в облаках, да, Франческо? – Почему он произносит мое имя раз за разом? Запомнить, что ли, не может? Я хмуро сжимаю вожжи. – Я звал тебя раз сто, но ты не отвечал. Пять минут нужно, чтобы вернуться с неба на землю? – Он ухмыляется и засовывает руки в карманы.
– И что ты хочешь от меня? – не очень вежливо, но уж простите. Я устал и слова подбирать не собираюсь. Было бы перед кем еще! – Иногда я отвлекаюсь.
– Иногда? – Грегори так мастерски изображает удивление, что я почти верю. А ведь он просто дразнит меня и поддевает каждой второй фразой. Жаль, на язык у нас в семье остры Патриция и Хантер, а вот мы с Джейденом иногда непроходимые тупицы. – Ладно, не мне судить. В любом случае я хотел узнать у тебя, какого черта ты забыл ночью на поле? Не время собирать хлопок. Вот через месяц-два…
– Я слегка повздорил с родными и решил прогуляться. – Я не вру, просто недоговариваю. Зачем чужому человеку знать дела нашей семьи? – А Рея мы тренируем для скачек, и он привык, что я его гоняю.
Грегори косится на Рея.
– Да, я знаю, он выглядит так, будто его замучили. Но поверь, ему нравится. Не дай бог выйти с ним по утру на луг, не угонишься!
Короткое недовольное ржание раздается рядом.
– Мне кажется, ругань с семьей – дело привычное. – Грегори пожимает плечами. – Ты же дашь мне попить?
– Конечно, – спохватываюсь я.
Мы сворачиваем к колодцам. Рей настолько выбился из сил, что позволяет ногам самим вести его. Я понимаю его, и Грегори, думаю, тоже. Сначала я даю ведро с водой Рею, потом протягиваю еще одно гостю. Грегори жадно делает несколько глотков, потом умывается. Я делаю то же и довольно вздыхаю. Свежесть растекается по телу, и, кажется, дышится легче. Я прикрываю глаза, провожу мокрыми руками по шее и сгибу локтя, чувствуя, как горячее тело остывает.
Рей толкает меня в бедро, прося еще воды. Я подчиняюсь, а стоит наполнить ведро и распрямиться, как я опять ловлю Грегори на наглом разглядывании моего коня. Он поправил дурацкое кепи, в его зубах появился колосок. В глазах горит любопытство, сквозь веснушки проглядывается румянец. Чудак все-таки, ничего не скажешь. Я вновь умываюсь и убираю прядь со лба. Перед скачками надо подстричься.