– Теперь тут играет роль и другое обстоятельство…
– Ой, Колтон, прекратите, вы вгоняете меня в краску!
Патриция так заливисто смеется, что до меня наконец-то доходит. Этот тип, покушающийся на нашу землю, еще и флиртует с моей сестрой! Я настолько зол, что даже не знаю, как поступить. Немыслимо! Они приехали только вчера, а он набивается к ней в кавалеры и зовет на сеновал переговорить! Да где это видано? Какие слухи пойдут?! А если мерзавец об этом разболтает? Я должен убить его сейчас.
Я дергаюсь, но Грегори быстро вцепляется в меня и смотрит не менее яростно. Я не понимаю, что он хочет мне сказать.
– Кто такая Патриция? – шепчет он одними губами.
– Моя сестра, – шиплю я.
Его глаза расширяются.
– Ой…
– Ох, Патриция, так очаровательных девушек я не видел ни в одном из городов великих Штатов! Неужели ваша долина взращивает таких красавиц? – заливается певчей птицей Колтон.
Ну все, хватит с меня!
– Патриция Элизабет Дюран, какого дьявола ты творишь?!
Я взлетаю на край второго этажа, как петух на забор. Уверен, и выгляжу я так же. Красные пятна то ли от смущения, то ли от злости покрывают мою грудь под расстегнутой рубашкой, шею и лицо. Кулаки сжаты до побелевших костяшек, еще чуть-чуть – и пальцы треснут от напряжения. Я дышу так, будто меня держали головой в ведре с водой целую вечность. Воздух обжигает горло. Ноздри раздулись, а глаза вот-вот выпадут из глазниц. А уж как я взбешен, и вовсе не описать. Я не знаю, на кого злюсь больше, на ублюдка, который распушил хвост перед моей сестрой, или же на Патрицию, которая отвечает ему так благосклонно.
Стоит признать, они перепугались знатно. Сестра выронила веер, широко открыла рот и побледнела, будто призрака увидела. Рид же переводит глаза с нее на дверь. Правильно думаешь, паршивец, жить тебе осталось считаные секунды. Я смотрю на лестницу. Рид воспринимает это как угрозу и срывается с места. Однако я умнее: решаю преодолеть полтора метра одним прыжком.
Замысел воплотить не удается: я успеваю лишь занести ногу – и меня хватают за плечо. Я уже и забыл о Грегори! Брыкаюсь, но тот впился мертвой хваткой.
– Сначала я откручу голову этому любителю наживы, а потом и тебе! – рявкаю я. – А ну пусти, иначе я за себя не ручаюсь!
По собственному скромному мнению, я выгляжу устрашающе. Жаль, должного эффекта это не производит, Грегори держит меня все так же крепко.
– Да пусти же ты!
– Высоко, Франческо, ты убьешься! Он того не стоит, уж поверь мне!
Какой странный тон. Раньше Грегори так со мной не разговаривал: словно выплевывает каждое слово, боясь отравиться. На секунду это отрезвляет меня, но тут же я снова кручусь, как змей, в руках Грегори.
– Да чего ты вытворяешь! Там есть лестница!
– Да к черту ее!
С этим громогласным заявлением я оступаюсь – и падаю с края второго этажа. Грегори я прихватываю с собой, чтобы больше не занимался глупостями и не цеплялся. Кричу не только я, визжит Патриция, полагая, что мы свернем себе шеи, хотя падать здесь всего ничего. Честно признаться, я тоже боюсь закончить жизнь в собственном сарае, со сломанной спиной. Благо мы падаем прямо на лохматый тюк сена, который мы с отцом недавно разодрали для лошадей. Приземление мягкое, но постыдное. Вместо того чтобы напугать мерзавца Рида я напугал сестру и впечатался лицом в сено. Еще и Грегори своими локтями наставил синяков.
Воздух стремительно кончается, а туша на мне не собирается двигаться, поэтому вновь приходится барахтаться, как рыбе в сети. Вынырнув-таки из кучи сена, я жадно дышу. Нет даже сил обругать Грегори и все вокруг.
– Встань с меня! – ору я истошно.
– Да пытаюсь я! Пытаюсь, я застрял рукой под тобой! – вопит он в ответ.
А Колтон Рид, наверное, уже добежал до Коттон-Тауна.
Наконец я с болезненным стоном сбрасываю Грегори с себя, наслаждаясь его страдальческими оханьем и аханьем. Честно… не думал, что человеческая рука может согнуться под таким углом и не сломаться. Я, ни секунды не медля, подбегаю к Патриции, но не нахожу слов, чтобы вместить все бешенство, – и лишь начинаю бурно жестикулировать. Она смотрит на меня, как на умалишенного, и порывается схватить за руку, но я отпрыгиваю и вылетаю во двор.
Я все еще надеюсь застать Рида, и мне везет. Он только-только запрыгнул в седло и собирается пришпорить лошадь, но, обернувшись, замечает меня. Каким-то чудом – то ли мерзавец очень медлителен, то ли мне ярость придала скорости, – я в два шага преодолеваю расстояние между нами. Лошадь Рида пугается моих резких движений и становится на дыбы. Ее хозяин – явно не лучший наездник: тут же падает и с гулким ударом летит в пыль. Отец когда-то сказал, что настоящего жителя Дикого Запада даже пуля в лоб не выбьет из седла. Если Рид и сломал чего, то уж явно не по моей вине. Некоторое время я наблюдаю, как он корчится и пытается встать. Я, конечно, собирался стащить его с лошади силком и познакомить со своими кулаками, однако он сам справился с первой частью моего плана. Жаль, вторую не дает исполнить Патриция, подскочившая к нам.
– Ты неотесанный дикарь! Что ты творишь?! – Цвет кожи сестры сменился с бледного на пунцовый. Знаю, сейчас начнется яростная перепалка. И ничем хорошим не закончится. – Господь всемогущий, Колтон, вы в порядке? Прошу, простите моего брата, его в детстве конь лягнул, бывают вспышки гнева!
Глаза лезут на лоб от слов сестры! Моя гордость никогда не оправится! Чтоб я – и не поладил с конем?! Да я в пеленках и быка мог ударом свалить!
– Я сейчас его придушу и на растяжку для шкур натяну! – реву я, делая шаг в сторону Патриции.
Колтон Рид тем временем поднялся с земли. Выглядит он, мягко сказать, неважно. Его белоснежная рубашка и хлопковые бежевые штаны все в пятнах. Судя по грозному взгляду, сейчас и он готов оставить мне пару синяков. Прекрасно! Не люблю драться с детьми! Неинтересно.
Готовясь к бою, я отмечаю, что солнце и правда уже высоко. Отец, вероятно, в поле, пока его сын, главный защитник ранчо, спит на сеновале! От шага Риду навстречу меня останавливает рука на плече. Ох, опять Грегори! Клокочущий гнев не позволяет даже взглянуть в его сторону и послать парой ласковых. Отвернусь от противника – могу потерять несколько зубов. Из дома тем временем выбегает Хантер и молча становится рядом со мной, переводя настороженный взгляд с Грегори на Колтона и обратно. Мы попали в какой-то испанский тупик, только вместо револьверов навели друг на друга глаза. Неудивительно, что первой нарушает тишину Патриция, у нее храбрости всегда хоть отбавляй.
– Франческо, посмотри на себя! Ты что за цирк устроил?! Ты какого черта вообще забыл на сеновале и где мотался всю ночь? Мы, между прочим, переживали и не спали!
От ее тона мою злость задувает, словно пламя свечи ураганом.
– Колтон, – возмущенно продолжает она, – пришел поинтересоваться, что мы думаем насчет их предложения, и справиться о нашем благополучии! А ты, словно бешеная мышь, выпрыгнул из стога сена и бросился с кулаками! Где манеры, которые мать с таким трудом прививала всем нам? Под кленом зарыты?!
Патриция знает, что сказать, а главное как. Чувство вины теперь пожирает меня, как голодный Рей яблоки. И я не нахожу ничего умнее, чем сместить центр внимания с себя и своего бесноватого поведения на кого-то другого.
– Это, кстати, Грегори, я нашел его на хлопковом поле вчера ночью. Подумал, что к нам забрался какой-то бродяга.
Так и слышу недовольное: «Эй!» у себя за спиной. Странно, но почему-то Рид удивлен моим словам больше, чем сестра. Его лицо, красное и яростное, бледнеет, в глазах читается шок. Правое веко даже начинает дергаться.
– Патриция, – растерянно лепечу я. – Я подумал, твоя честь… под угрозой!
– Да как у тебя язык поворачивается нести такую чушь! Колтон – истинный джентльмен!
То, с каким рвением сестра оправдывается, говорит лишь об одном. Она совсем не против внимания мерзавца. От догадки я совсем сникаю, и Патриция атакует снова:
– Если отец узнает о твоей выходке, тебе конец, Франческо! Извинись и исчезни в доме!
– Брат, какого черта? – шепчет Хантер, и я цыкаю на него.
– И… – Я покорно пытаюсь выдаивать из себя извинения.
Благо Колтон и правда не убился, падая. Его рука поднимается, и мне уже кажется, что зубы я сейчас все-таки потеряю. Но нет, он все с такими же круглыми глазами указывает пальцем мне за спину:
– Так, какого черта ты забыл на хлопковом поле мистера Дюрана?!
Я готовлюсь все же броситься и расквасить ему нос за выпад в мою сторону, но вовремя понимаю: он обращается не ко мне, а к Грегори.
– Ты пропал аж в полдень, мы так не договаривались. План был совсем другой. – Колтон бросает на меня быстрый взгляд. – Зачем ты напугал Франческо? А если бы он пустил в тебя пулю? Кто предъявит ему за это на Диком Западе? Койоты?
За моей спиной раздается смех.
– Хах, ну, знаешь, он и без пуль острый на язык! Где хочу, там и хожу, и сколько хочу, ясно, братец? Братец?
Я медленно поворачиваюсь, как плохо смазанная стрелка старых часов. В голове щелкает. Я открываю рот, рискуя, что какая-нибудь птица совьет там гнездо и успеет вывести птенцов. Удивление, чистое, наивное, обрушивается на меня. Грегори… черт возьми! А я еще удивлялся, откуда на его ровном носу и бледных щеках так много веснушек. И может, поэтому он так любит слово «клен»: волосы-то у него цвета осенних кленовых листьев. Они отливают рыжиной, особенно на солнце, – просто оттенок более темный, чем у брата, менее насыщенный, не так режет глаз.
Грегори улыбается мне как ни в чем не бывало и заправляет одну из прядей за ухо. В руке злополучное кепи, которое вместе с темнотой ночи скрыло от меня его родство с Ридами. Грегори Рид – парень, потерявшийся на хлопковом поле и бесконечных дорогах, парень, настроение которого скачет от фатальной философии гниющей осени к надеждам и мечтаниям весны.
Наверное, я долго сопоставлял факты: Колтон успел снова залезть в седло.