И, как я ни вслушиваюсь, не могу разобрать окончание фразы. Невероятно, но тишина природы вдруг поглощает и слова, и мысли. Ветер шелестит в поле, обдувая мою грудь под расстегнутой рубашкой, принося облегчение после тяжелого жаркого дня. Солнце спряталось за горизонт и пролило на мир баночку лазурной краски. Хлопок, секунду назад словно горевший, превратился в синеву корки льда на замерзшем озере. Ушли мягкость, воздушность и тепло, остались завораживающая хрупкость и колкий мороз. Природа, с одной стороны, так переменчива, а с другой… снег ведь не упадет на голову в июле, а солнце не разбудит тебя слишком рано зимой. С весной обязательно придет жизнь, осень накроет долину одеялом Морфея, погружая в сон до первой оттепели. Вещи меняют суть, в зависимости от того, как на них смотрят. Меч ранит и защищает. Все в мире меняется, и… это ли не постоянство?
Надо же, всего лишь зашло солнце, а мои мысли вместе с ним укатились за горизонт. И навалилась усталость; мне кажется, я делю ее с Реем пополам. Усну сегодня без задних ног и просплю до обеда.
– Франческо, ты такой странный! – Меня возвращает из мира грез голос Грегори. Он держит вожжи Рея. Неужели я выронил их, задумавшись? Позор моему дому! – Хотел бы я обвинить тебя в несобранности, да я и сам порой рассеян.
– Это я странный? Ты почти каждый день преследуешь меня! – Я пытаюсь забрать вожжи, но этот шут намертво в них вцепился. И ладно, если ему делать нечего, – пускай. Сил моих нет на эту рыжую непослушную голову. – Грегори, ну чего ты меня, как ребенка на пони, ведешь по дороге?
– Ну вообще-то не только детей так водят! – Смеясь, он больно щиплет меня за руку. – Но не надо опять проваливаться в свои тяжелые размышления, Франческо!
Он тянет Рея ближе к Алтею. Мой в прошлом верный друг безропотно, поддается – и Грегори дает мне щелбан! Я открываю рот от вопиющей наглости, а он опять отводит Алтея в сторону – чересчур грациозно и плавно для человека, который редко катается на лошадях. Ладонь Грегори, подобно змее, ползущей к птичьему гнезду, тянется к голове Алтея и треплет его гриву.
В тишине мы неспешно едем дальше, каждый – думая о своем. Уже в темноте, на подъезде к городу, Грегори поворачивается ко мне. Я ожидаю очередной глупой шутки, но нет. Его глаза – облачное небо, пейзаж грусти и сожаления. Я понимаю: он не хочет возвращаться к семье. Но как… Где привычные искры? Где игра в беззаботность? Ох… мне не посчастливилось: я попал за кулисы его души.
Мерцают звезды, стучат копыта, мое сердце отчего-то замерло. Эта ночь – волшебство, нас не видит и не слышит никто, кроме неба и хлопка. Я тянусь к Грегори, сам не знаю, зачем: ободрить его, потрепать по плечу или волосам, попросить все-таки не пускать себе пулю в лоб?
Но он спешивается и опускает голову, словно ему идти на плаху.
В эту минуту Грегори Рид мало напоминает мне живого человека.
Интерлюдия 1Прекраснейший цветок долины
Патриция стоит напротив туалетного столика и поправляет волосы. Сегодня она, как никогда, беспокоится за свой внешний вид. Так тщательно она готовится разве что к редким поездкам в город.
Ей уже семнадцать, а свататься приходили не так часто, и даже эти смельчаки с трудом переступали порог. Отец не хотел делать из нее молодую вдову, поэтому старался вежливо спровадить женихов в места, откуда они выползли. Патриция всегда по праву считала себя красивой. У нее имелось все, что необходимо молодой леди, чтобы удачно выйти замуж: бледная кожа, густые длинные волосы, полные губы, милое личико, пышные формы и, главное, умение смеяться над самыми глупыми шутками мужчин. Спасибо матери – за все, но прежде всего за мудрые советы.
Мужчины, с их воспаленным самолюбием, хотят быть в глазах женщин невероятно остроумными и мудрыми. Только поняв это, Патриция стала замечать, как натянуто и тускло мать порой улыбается на шутки ее братьев и отца. Красота относительна и непостоянна, а вот способность удержать внимание мужчины своим умом – искусство истинно женское. Им Патриция и надеялась пленить Колтона.
Сегодня она попросила Элис передать ему письмо. Патриция ни в коем случае не хотела, чтобы пошли слухи об их слишком близком, неподобающем общении. Лучше уж кто-то из братьев задушит обоих на месте. Благо Джейден с Хантером сегодня в поле, а Франческо с лошадьми и Грегори мотает круги.
Стук в дверь отвлекает Патрицию от мыслей. Она поправляет цветы в волосах и бросается вниз, взглянув на комод.
– Ох, я пришел, как только получил ваше письмо…
Когда Патриция открывает дверь, Колтон предстает перед ней во всей красе. Он в белой рубашке и темных брюках; его волосы уложены и блестят на солнце. Этот оттенок рыжины нравится ей больше, чем у Грегори. Она качает головой, давая понять, что дома никого, и Колтон переступает порог, аккуратно прикрыв за собой дверь.
– Дорогая Патриция, как же сложно улучить момент для встречи… – Он проводит тыльной стороной ладони по ее щеке. – Вы прекрасны и в свете дня, и в сумерках. Никогда не встречал таких острых скул и пронзительных глаз.
– Ох, вы заставляете меня краснеть, Колтон! – Она, театрально смущаясь, отстраняется, но не так далеко, чтобы он не мог дотянуться снова.
Мужчины быстро теряют интерес к легкой добыче.
– О, какая это честь – заставить краснеть прекрасный цветок! – Колтон и правда тянет руку, чтобы выхватить небольшой бутон розы из ее волос. – Но вынужден сообщить, что мое пребывание в вашем славном доме ограничено. Отец отпустил меня ненадолго, лошадь я гнал галопом. Случилось нечто срочное? Мой братец…
– Грегори и Франческо не будет до заката. – Патриция складывает руки на животе и кокетливо потупляет взгляд. – Боюсь, я побеспокоила вас по пустяку, Колтон. – И снова она поднимает подбородок, стараясь выбрать такой поворот головы, чтобы на ее лицо как можно живописнее падал луч света из полузашторенного окна. – Я просто соскучилась.
– О нет! Это важная причина! Более чем!
Воскликнув это, Колтон делает шаг к Патриции и, слегка наклонившись, дарит ей короткий поцелуй. К сожалению, правила приличия нарушать опасно, даже это – дерзость в глазах общества. Но Патриция еле стоит на ногах даже от такого поцелуя – невесомого, словно бабочка, на мгновение севшая на губы и упорхнувшая в неизвестность. Колтон все еще стоит близко, так, что она чувствует жар его кожи и запах пыли, может всмотреться в голубые глаза. В доме никого, кроме них. Никакой Франческо не упадет со второго этажа и не бросится на долгожданного гостя с кулаками.
– Что еще можно желать от жизни, как не увидеть столь прекрасную нимфу, Патриция… – Он склоняется ближе, румянец играет на щеках. – Жаль, волнение не позволяет мне вдоволь насладиться чувствами, переполняющими сердце. – Он делает шаг в сторону и с тревогой смотрит за окно.
– Что посмело нарушить ваш покой? – Она хочет сделать шаг, но останавливается, самая не зная почему.
– Перемены, Патриция, перемены. – Он качает головой. – Наши отцы договорились немного подождать. До скачек. Совсем близко, если так подумать.
Патриция ловит каждое слово.
– Если Франческо победит, ваш отец едва ли продаст ранчо даже за такие деньги, и наша семья покинет ваши края. – Колтон поворачивается к ней. – А я буду вынужден попрощаться с вами, мой прекрасный цветок.
– Это несправедливость ранит меня!
Патриция слегка повышает голос, но для леди это непозволительно. Ей приходится взять себя в руки. Она прекрасно понимает, что значит для Франческо победа на скачках и ранчо в целом, но… как же она и ее едва вспыхнувшие надежды найти себе достойную партию?
– А нет никакой возможности вам обосноваться здесь? – шепчет она. – Есть несколько ранчо неподалеку. Я слышала, вы постоянно путешествуете…
– Слово «несправедливость» не вместит всю горечь наших лишений, Патриция. – Он качает головой. – Ох, а ведь я мечтал… мечтал, что отец оставит ваше ранчо мне и двинется дальше в поиске хороших вложений. – Колтон тоже начинает говорить тише, словно таясь от кого-то. – Мы бы могли остаться с вами здесь… построить дом на другом краю долины, там, где течет река, а ваш отец жил бы здесь! – Колтон всплескивает руками. – И Франческо тоже! Однако… – Он вновь вглядывается в окно, продолжая уже совсем шепотом. – Было бы хоть что-то… отец бы без страха предложил и бо`льшие деньги за ранчо! Но что?
– Может, и найдет нечто, кто знает, Колтон? Давайте дождемся скачек? На них может случиться что угодно, и Франческо ведь еще не победитель.
Патриция скорее успокаивает Колтона. Она-то прекрасно знает, как ее брат готовится. Да и Рей – конь с невероятной родословной и стальными ногами; ветер – отец ему, а мать свобода. Так что она практически уверена, что останется без мужа и в этот раз. Колтон выводит ее из горьких мыслей, погладив по щеке и улыбнувшись.
– Не жалею ни секунды, что стал гостем в вашем доме. – Он целует ее в лоб и, отступив на несколько шагов, открывает дверь. – Но вынужден откланяться. Я снова появлюсь на вашем пороге, как только помогу отцу уладить несколько важных дел. Разлука ранит мое сердце больнее кинжала, прекрасная Патриция. – Он задерживается на пороге и смотрит куда-то в небо. – А ведь все это могло бы быть нашим… – С этими словами Колтон выходит и ловко вспрыгивает на лошадь, щиплющую траву около дома. – Что ж. До скорой встречи, дорогая!
Он машет ей рукой и шпорит лошадь.
– До скорой… – тихо отзывается Патриция.
Стоило Колтону проронить лишь пару слов о возможном будущем, как сердце ее застучало быстрее. Жить в родной долине, в своем доме, с таким мужем – о, какая же удача! Колтон невероятен: умен, щедр и милосерден, раз предложил остаться в доме и Франческо с отцом! Наверняка и для Джейдена найдется местечко, один Хантер сбежит прочь, лишь появится возможность! Разве это не счастье для всех? Франческо боялся потерять землю, вот, сама судьба в лице того, на кого он кинулся с кулаками, предлагает ему остаться и дальше лежать под своими кленами, смотреть в небо. Дело за малым: либо брат должен проиграть скачки, либо в долине должно найтись нечто… особенное. Повышающее ее цену.