– Ну что еще? – не в силах сдержать гнев, рыкаю я, но мгновенно себя одергиваю. – Прости, отец, я не хотел. Голова не соображает.
– Сделаю вид, что не слышал этого, – фыркает он и мрачнеет сильнее. – Овцы. Загон с овцами сломан на востоке. Мы потеряли пятую часть голов. Рабы хоть и ищут их по лесу, но вы и сами в курсе, насколько бараны упрямы. – Даже сообщая плохую новость, отец не упускает возможности поддеть нас лишний раз.
– Франческо, ты серьезно задаешься вопросом, кто устроил разруху на ранчо? – Джейден, что удивительно, отлично выражает эмоции, используя всего лишь один глаз и губы. Ему в бродячий цирк нужно, а не хлопок возделывать, это уж точно. – Конечно, за этим стоят Риды! Кому еще может прийти на ум поджигать чужое поле, а уж тем более выпускать овец? Пусть мне молния в голову попадет прямо сейчас, если овцы сами научились задвижки открывать и прыгать на полтора метра!
– И зачем Ридам это делать? – опять вспыхиваю я. – Джейден, что за бред? Во-первых, зачем разрушать то, что ты планируешь покупать? А во‐вторых, все Риды пришли в церковь! Кому ее поджигать?
Мне стоит сходить к доктору. Неужели я сейчас защищаю Ридов? Хорошо, одного конкретного Рида.
– Зато я вижу, – в комнату заходит Хантер. Вид у него мрачный, если не сказать злой. Ему тоже хочется рыкнуть на меня и Джейдена, но брат сдерживается. – Им нужно ранчо. Им нужна земля, а не то, что на ней растет. Чем меньше у нас будет шансов расплатиться с рентой, тем в более ужасной ситуации мы окажемся. Прибыв в наш город, он предложил отцу двадцать ежегодных выплат, завтра предложит пятнадцать, а то и десять. Он подталкивает нас к пропасти. По моим скромнейшим подсчетам, сгорело не менее десятой части хлопка и, как сказал отец, пятая часть овец разбежалась койотам на корм. Мы подходим к черте, когда будем вынуждены продать все имеющиеся запасы в попытках сохранить ранчо.
– Грегори не такой… – зачем-то говорю я, признавая тем самым правоту Хантера. Ужасно хочется поговорить с Грегори. Да вот только… Вряд ли он в курсе.
– Мы знаем, – шипит Хантер. – Он себе на уме. Ходит за тобой, болтает чушь, плюет на то, чем занимается остальная семья. Странный парень, но в нем я почему-то не сомневаюсь. А вот братья его…
Я не успеваю ничего понять, не успеваю дослушать. Перед глазами пляшут разноцветные круги, голова отказывается работать – и я просто начинаю падать. Я лечу на пол, даже не пытаясь удержать онемевшее тело.
Сильные руки отца и Хантера подхватывают меня до того, как зубы разлетелись бы по углам комнаты Джейдена. Они что-то говорят мне, но, осознав бессмысленность попыток достучаться до затуманенного сознания, подхватывают и куда-то несут. Как же странно наблюдать за всем, словно со стороны.
Зрение после вспышки фейерверков приходит в норму. Я осознаю: они донесли меня до спальни, уложили на кровать и оглядывают с ног до головы. По губам я разбираю пару бранных слов, а дальше перестаю всматриваться. Потолок пляшет в диком танце. Перед тем как упасть в бездну, я клянусь себе в двух вещах. Первая – ни за что больше не бросаться так отчаянно тушить пожары. Вторая – увидеть Грегори.
Мне нужно убедиться в его невиновности.
Нужно.
А следом меня настигает тьма.
Глава 9
Я смотрю на последствия пожара своей части поля и качаю головой. Это ужас, самый настоящий. Если Джейден не бахвалится, что ему пришлось отсекать больший кусок, чем мне и Хантеру, то его смелости стоит позавидовать. Рабы уже расчистили и проверили пепелище, надеясь избежать повторного возгорания. Оно возможно: жара опять несусветная, такая, что хочется прыгнуть в реку или забраться под камень.
Вокруг лишь пепел. Контраст между ним и белым хлопком режет глаз. Рей аккуратно ходит между рядами коробочек и водит мордой. Не знаю, что у него на уме, но гадать об этом не входит в мои планы. Я и в своих-то намерениях не разобрался. Пришел сюда, опираясь на палку, – оценить ситуацию, – перепугался и больше с места сдвинуться не могу.
С пожара прошло два дня, а от Грегори ни весточки. И куда пропал? Даже сердце сжимается, одно успокаивает: Грегори просто так не возьмешь. Не могу выбросить из головы рассуждения Хантера и Джейдена о Ридах. Хорошо, Грегори нет причин ни в чем подозревать, но весь этот хаос вокруг ранчо не дает покоя. Такой борьбы за нашу землю я не припомню. К сожалению, прямых доказательств поджога нет, а без них я даже смотреть на Ридов с осуждением не могу. В том числе поэтому я так жду Грегори. Он может хоть на что-то пролить свет.
От размышлений меня отвлекает Рей: он только что громко заржал и ринулся куда-то.
– Ты куда? Весь хлопок переворотишь! Рей!
Я разворачиваюсь, подумывая запустить в бесноватого коня палкой, но тут же замираю. Картина вроде непримечательная, я бы даже сказал, знакомая. Грегори бредет к нам, черт знает какими окольными путями. Его дурацкая привычка ходить не по главной дороге, а тропами рабов, иногда доводит меня до кипения.
Я глубоко вдыхаю, готовясь осыпать его проклятиями, но сдуваюсь через пару секунд. Обычная картина? Нет, что-то не так. Как правило, Грегори машет мне рукой издали. Да еще и кричит приветствия во все горло.
Но не сегодня.
Рей получает от него лишь одно ласковое прикосновение к гриве. Головы Грегори не поднимает и вдобавок хромает. Я замечаю это, стоит ему подойти ближе: он шагает с трудом, не поднимая глаз от хлопка.
Сердце начинает биться рвано, когда он рукой показывает мне на ближайший клен у кромки поля. Там тень, это насиженное место, скрытое от посторонних глаз и хлопком, и другими деревьями. Островок спасения. Например, Хантер частенько там прячется, негодяй.
По пути к клену Рей оставляет Грегори, дав нам возможность поговорить без его настырного вмешательства. А сам он, думаю, пока пересчитывает всех бабочек и стрекоз на поле.
– Грегори… Грегори, что случилось?! – Одно слово я шепчу, другие – кричу. Страх накатывает волнами. Может, я просто заразился его печалью?
Сгорбленные плечи, поникшая фигура, опущенная голова… и в целом Грегори выглядит грязным и помятым. Еще бы! Думаю, путь в несколько миль по жаре доконал его. Все больше паникуя, я хватаю его за руку и заглядываю в глаза.
– Пожалуйста, ответь, что случилось?.. Ты пугаешь меня. Грегори!
Но он лишь падает на колени – как подкошенный болезнью, как грешник перед Царством Божьим. В этой позе ни капли надежды. Рубаха натянулась от того, как он ссутулил спину; кулаки сжались; волосы спутались в колтуны. Но даже в отчаянии от него веет силой. Не знаю почему, но я еле могу подавить страх и желание отступить.
Взгляд цепляется за небольшую дыру на рубахе Грегори, потом – за порванные у голени штаны и кровь. Я так удивлен, что могу лишь бездумно моргать. Открываю рот. Нет, не знаю, о чем спрашивать. Моя рука опять тянется навстречу, но опускается. Я робею. Неужели он нарвался на каких-то головорезов, пока шел сюда? Или что стряслось?
Не знаю, как бы я набрался смелости и выжал из себя хоть слово, но Грегори нарушает тишину сам. Он вдруг бьет кулаком по стволу дерева, потом еще раз и еще, все яростнее, а я не смею его останавливать. Когда рука краснеет и начинает кровоточить, он раскрывает ладонь и вцепляется в кору, царапая ее ногтями.
– Это мы… Франческо, это мы, – наконец шепчет он.
Неужели этот пугающий голос принадлежит моему доброму Грегори? Не верю. Это дурной сон.
– Что… вы?
Но сердце, кажется, знает, о чем он говорит.
– Мы подожгли ваши поля и выпустили овец.
И он падает на траву, как подрубленный. Я практически чувствую боль, пронзившую его плечо от этого падения. Грегори разворачивается ко мне. Я будто цепенею – вижу на его скуле огромный синяк. Правая бровь в крови – ее, видимо, рассекли; кровь также запачкала волосы, губа разбита, а на рубахе нет половины пуговиц. Штаны держатся на честном слове, ей-богу!
Я робко сажусь рядом и тяну к нему руки, но он, морщась, подтягивает к себе ноги и будто сжимается. Недолго смотрит на меня – и утыкается в свои колени лицом. Знал бы он, что мы сами догадались обо всем, – может, не так бы мучился. А мне куда больше хочется спросить, кто его так поколотил и за что, нежели наброситься и вытрясти душу, выясняя, какого черта Риды вредят нам. То, с какой легкостью я отсек Грегори от остальной его семейки, поражает.
– Не хочу смотреть на тебя, – тихо говорит Грегори, и снова я лишь бессмысленно открываю рот. – Не хочу видеть ненависть в твоих глазах.
Кажется, я слышу всхлипы и спешу отвернуться, чтобы его не смущать.
– Мне так стыдно. – Его голос дрожит, у меня дрожит сердце, мир застыл вокруг нас. – Я… Моя семья попыталась уничтожить все, что дорого тебе. Вероятно, все, что тебе нужно в этом проклятом мире, Франческо! Отвернись и позволь уйти, а лучше сам… Сам уходи!
– Грегори…
– Франческо, ну пожалуйста, уходи. – Его костяшки бледнеют.
А я что? А я остаюсь на месте. И даже заставляю себя улыбнуться.
– Дураком родился, дураком помрешь. Я никуда не уйду, а ты убежать не сможешь. Рей запряжен. Будем преследовать тебя, пока ты не упадешь без сил. – Я горько усмехаюсь. – Почему я должен оставлять тебя? – Склоняюсь чуть ближе. – Посмотри на меня. Ненависть – последнее в списке моих чувств сейчас. Ты пришел напугать меня?
– Нет, – шепчет Грегори уже тише. Но смотрит он в сторону.
– Тогда чего ты хочешь Грегори? Чего ты хочешь добиться, прогоняя меня?
– Хочу защитить вашу семью! – громом срывается с его губ. – Франческо, я лучше заживо сгорю, чем позволю причинить вам вред. Пусть меня разнесет по долине пеплом и прахом! Зато я смогу навсегда остаться здесь!
Он кричит так громко, что становится понятно: Грегори не со мной говорит. С миром. С Богом. С судьбой. Он наконец поднимает глаза, но смотрит куда-то сквозь меня.
– Простишь мне поле? – шепчет он.
– Да за что тебя-то прощать… – падает с моих губ.
Нас накрывает мягкая тень Рея.