— Благодарю за поправку. Так вот, вещизм, идеология непрерывного потребления есть порождение общества с рыночной, нерегулируемой экономикой, где постоянно происходят кризисы перепроизводства. Понаделают, понимаешь, в избытке джинсов, так ведь нужно их продать, чтобы получить прибыль, а не убыток. А как продать, если у человека уже есть штаны? Сказать, что его штаны уже не модные. Они какие, светло-синие? А этой осенью в моде тёмно-синие, вот и популярный певец поменял штаны, смотрите! И народ ломится в магазин за тёмно-синими джинсами. А весной придумают что-то другое, чтобы люди свои трудовые доллары отдали за новые, новые и опять новые штаны, магнитофоны, автомобили… Но мы и избыток вещей — на разных полюсах. Не грозит нам избыток вещей. У нас экономика плановая. И потому боятся вещей в ближайшее десятилетие нам нет нужды. Как нет нужды пингвинам бояться белых медведей.
Вот вы спрашиваете, зачем Дон Кихоту «Мерседес». Позвольте и мне спросить: у нас что, затоваривание «Мерседесами»? В каждом магазине по восемь штук пылятся? Или американские джинсы на каждом прилавке? О чём вообще речь? Это вроде спора средневековых схоластов, сколько ангелов умещается на острие иглы — бессмысленное времяпрепровождение.
Я за границей бывал не раз и не два. И в свободное время стараюсь посетить университет или другое образовательное заведение. Обучение в Америке платное. Очень платное. И когда студент знает, что каждая минута учения стоит его родителям или ему самому изрядную сумму, он это время старается использовать на все сто процентов. Я говорю о серьезных студентах. Легкомысленные бездельники там тоже есть, куда же без них, но им приходится трудно — потом, по выходе из института. Годами ищут работу, кто перебивается мытьем посуды в ресторанах, кто сидит с чужими детьми — это с университетскими-то дипломами. Грустно все это.
— Но джинсы он может себе купить? Прямо пойти и купить?
— Легко. В любой лавке, на любой достаток. За пять долларов индийские или из Гонконга, за двадцать пять американские, и за сто двадцать пять — от законодателей моды. У них это данность — затоваривание джинсами, и принимается как само собой разумеющееся. А у нас данность — бесплатное образование. Что ценнее — штаны, или профессия врача, геолога, химика? При том, что никого без штанов я в зале не вижу. Имею в виду парней.
А мы тут тратим время на «Мерседесы», нужен, не нужен… У кого из присутствующих есть «Мерседес»? Поднимите, пожалуйста, руку, или встаньте! Что, нет таких? Тогда о чем мы тут рассуждаем?
— А сам-то, сам? — опять крикнули из зала.
— Что — сам? «Мерседеса» у меня нет. Я сюда приехал на «ЗИМе», который мой дедушка купил почти тридцать лет назад, и который достался мне в наследство. Отличный автомобиль! Я его берегу, по кочкам не гоняю, не забываю о профилактике, и, надеюсь, он мне ещё послужит.
— Но ты можешь купить себе «Мерседес»?
— Я победил в ряде турниров. Я четырехкратный чемпион Советского Союза. Я много работаю. И потому да, я могу купить себе «Мерседес». Но я — внимание! — ни разу не Дон Кихот. Я — Михаил Чижик. И я, Михаил Чижик, говорю: каждый из вас сможет купить себе автомобиль. Если не «Мерседес», то «Рено», «Тойоту» или «Форд». Или «Ладу». Если захочет, ну, и будет работать, разумеется. Каждый из присутствующих. В этом я совершенно уверен. Более того — знаю.
— И когда же это будет?
— Тебе, может быть, назвать день и час? Придёт, придёт времечко. Сдавайте на права, готовьтесь.
Когда мы ехали на зимние квартиры, Ольга сказала:
— Ты прямо как Заратустра какая: «Я, Михаил Чижик, говорю». А что за «Лада»?
— Экспортная «Нива». Ну, «Жигули» повышенной проходимости. Для деревни. В поле, в лес, на рыбалку.
— И продаётся?
— За чеки — хоть сегодня.
— Ты в самом деле считаешь, что у каждого будет автомобиль?
— У каждого, кто сильно захочет. Как сегодня пианино. Почему нет? Автомобиль — это не талант, не редкое природное явление, автомобиль есть закономерный продукт развитой промышленности. Всего-навсего. Их уже во всяких Япониях предостаточно, делают на экспорт. Не будем производить свои — станем покупать чужие. Не гадание на кофейной гуще, а принципы экономики.
— Научный коммунизм, — согласилась Ольга.
— Научный атеизм, — добавила Надежда.
— Приехали, — сказал я.
Глава 16Там, где начинается Земля
— Всё просто: в понедельник ты летишь в Стокгольм. Первым классом. Билеты на двоих, тебя и сопровождающее лицо. Вас встречают в аэропорту, везут в пятизвездочный отель с оплаченным номером, вручают деньги, четыре тысячи крон, то есть около четырехсот долларов. На сувениры. Ты отдыхаешь, а вечером в студии репетиция и запись. Во вторник — основная запись и фотосессия. В среду утром, если понадобится, опять запись и фотосессия, но, скорее всего, вы просто будете гулять про Стокгольму с персональным гидом. В пять вечера вас отвозят в аэропорт, садишься на самолет, и через час сорок ты уже в Шереметьево.
— Тебя послушать, это так просто, — засмеялась маменька.
— В общем, да, просто, — ответил я. — Сложное — это пение, оно целиком на тебе. А прилететь-улететь, это проще простого. Миллионы людей куда-то едут буквально каждый день. Из Парижа в Лондон, из Лондона в Мадрид, из Мадрида ещё куда-нибудь.
— Но ведь паспорт, визы…
— Об этом не волнуйся, и паспорт, и выездная виза будут готовы завтра, — сказала Галина.
— А шведская виза уже ждет тебя в посольстве, — добавил я.
Мы сидели в «Арагви», Галине Брежневой этот ресторан нравится больше привычной мне «Москвы». Ладно. Я и Галина, маменька и Марцинкевич, такая встреча Большой Четверки в Женеве.
Я заманивал маменьку в проект «АББА + Опера». Студийная запись «Пустыни», с участием как «АББЫ», так и оперных певцов. Успех сингла «Гамбит» позволял надеяться, что и «Пустыня» станет событием в мире музыки. Не самым великим, но заметным. И прибыльным: впереди мой матч с Корчным, нужно, чтобы «Пустыня» вышла аккурат к открытию матча.
Когда «АББА» узнала, что ведущая солистка Большого Театра, Мария Соколова-Бельская — моя маменька, они захотели во что бы то ни стало заполучить её в проект. И мы стали уточнять, «во что бы то ни стало» — это сколько? Мой поверенный Ульф Андерсон бился как лев, и вырвал-таки из пасти шведских поп-идолов изрядный кус.
Дело за малым — уговорить маменьку. По глазам вижу — согласна, но ведущей солистке сразу соглашаться петь с артистами зарубежной эстрады не пристало. Нужно пройти стадию колебаний и раздумий. Уместно ли советскому артисту, носителю передовой идеологии, участвовать в коммерческом зарубежном проекте? Соответствует ли это дальнейшим видам нашей политики? Нужен ли Дон Кихоту «Мерседес»?
На это я ответил просто, что да, соответствует: опера признана прогрессивной и принята к постановке Государственным Академическим Большим театром имени Алишера Навои, в Ташкенте, узбекский вариант либретто создается с участием Шарафа Рашидова, да-да, первого секретаря Центрального комитета Коммунистической партии Узбекской ССР. Весной ожидается премьера.
Так что никаких препятствий.
Мы ещё поговорили о том, о сём, и маменька изволили согласиться. Если, конечно, будут готовы документы.
Будут-будут, заверили мы — и я, и Галина, и Марцинкевич. Ему, Марцинкевичу, тоже хочется в Швецию, с кратковременным неофициальным визитом. Сопровождающее лицо.
Я расплатился по-грузински, и мы разошлись. То есть разъехались. То есть Марцинкевич нас развёз.
Меня довезли до моего дома. На набережной.
Читал я Трифонова, читал. Если коротко, то книга о том, как номенклатурный сынок скатился до жизни обыкновенного обывателя. А пацанчик из коммуналки поднялся на ступеньку-другую. Дом На Набережной — как бы рай, а изгнание из него — низвержение в ад. За жизнь в раю готовы на всё, а потеря рая — непоправимая катастрофа.
Ладно, это литература. А я? Я тоже привык жить хорошо. Плохо никогда не жил, но последние годы по любым меркам жаловаться грешно. А по нашим, по советским таблицам мер и весов живу просто роскошно. Дом, автомобиль, квартира в Москве, Лиса, Пантера, Ми и Фа, чеки, «Березки», загранкомандировки, со многими знаменитостями знаком, сингл вот записал. Мне не просто завидуют, мне завидуют активно. Пишут всякого рода обличительные письма в газеты, а то и Куда Нужно. Мол, наряжается в буржуазные тряпки, привозит зарубежную литературу, вызывающе обедает в ресторанах, и знает иностранные языки. Ну да, в основном пишут простаки, уверенные, что знание иностранных языков присуще только шпионам или предателям. «Он для того язык выучил, чтобы убежать в Америку!»
Но ведь и люди поумнее за мною следят. Затаясь. Ждут, когда пошатнусь, тогда и подтолкнут. По свойству человеческого характера.
Нет, сейчас не тридцатые годы. Но они, тридцатые, могут вернуться. Не сразу, не мгновенно, но могут. А может и что похуже случиться. На что уж немцы были культурной, просвещенной и законопослушной нацией, Кант, Гегель, Гёте и множество других, но ведь сбесились же. И до сих пор ответа, научного внятного ответа, как они дошли до жизни такой, нет.
Так что всё может случиться. Абсолютно.
Предположим, меня изгонят из этой квартиры, как многих предыдущих жильцов. Как я буду себя чувствовать? Не просто изгонят, а с конфискацией всего, сошлют куда-нибудь на поселение. Крайний Север, к примеру. Лису и Пантеру в Джезказган. Ми и Фа — в детдом. Чисто теоретически. Что тогда?
Наверное, и Спасский, и Корчной, и другие тоже задавались подобными вопросами. И решили, что болезнь легче предотвратить, нежели излечить, тем более, что многие болезни неизлечимы.
Здесь, в этой квартире, я не чувствовал себя дома. Мой дом там, в Сосновке. Но да, квартира в Москве не роскошь, а необходимость. Далеко не всё можно решить по телефону. Письмо из Чернозёмска в Москву идет четыре дня, будь то простое, заказное или авиа. Проверено. То есть только почта забирает восемь дней на обмен мнениями. И вообще, каждый знает, что Земля начинается с Кремля. Вот он, Кремль, виден в окно. Я у самого истока существования нашей планеты. Страны уж точно.