— Самолет готовится к взлету, вернитесь, пожалуйста, в кресло, — сказала стюардесса. Да, та самая.
— Государственная необходимость, — говорю я, легко обхожу её (проходы здесь широкие) и сажусь рядом с доктором Гостеловым. Он зашел в самолет последним, может, знает, что с Автандилом Вахтанговичем.
— Знаю, — подтвердил он. Заработали моторы, пока на прогрев, но разговор маскируют. — Остался Автандил Вахтангович. Заболел.
— Чем?
Доктор заколебался, говорить, нет, потом подумал, что среди медиков таиться не стоит, и ответил:
— Рвёт и мечет. Пищевая токсикоинфекция. Возможно, сальмонеллез. Возможно, что-то иное. Даже, — он понизил голос — дизентерия. Заболел остро, под утро. Пришлось госпитализировать. Получат результаты анализов, там будет видно. А пока — по общим правилам.
— А в самолет — и домой?
— Инфекционного больного? Не положено. Тем более, в правительственном самолете.
— Ну да, ну да. Инфекционный. Значит, он сейчас в госпитале?
— Да вы не переживайте, Михаил. Прогноз благоприятный. Мы же все вместе питались, так? Никто не заболел. Видно, простое расстройство, от волнения. Это бывает. Но, сами понимаете, лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Понимаю.
Двигатели прибавили, шум стал громче.
Я поспешил вперед, не обращая внимание на стюардесс. Стюардов нужно держать, стюардов, мощных, борцов или боксеров. Может, и держат? Но не в этом рейсе.
До Брежнева я, конечно, не дошёл. Он был в закрытой части, туда не пускают. Но Медведев был здесь, он меня и перехватил.
— Садись, сейчас выруливать будем, — сказал он мне. — Что ты вдруг возбудился-то?
— Тут такое дело… — я сел. — Неотложное дело.
— Какое же? — спросил он без любопытства.
— У меня пропал чемодан. В Москве его взяли, сказали, не беспокойся, мол, не обычным самолетом летишь. Доставят в лучшем виде. Но не доставили. Я спрашивал у Автандила Вахтанговича, где он, там же костюм, рубашки, белье, фотоаппарат, а он только отмахивался, да ещё с ехидцей, мол, не до тебя мне.
— Дел у него много, вот и отмахивался.
— Допустим, но на второй день нежелание Автандила Вахтанговича заниматься мной стало очевидно. И я подумал — почему? На ногу ему я не наступал, так откуда неприязнь? Может, он обиделся из-за Гулиа?
— Кого?
Самолет тронулся, начал выруливать.
— Я обыграл грузинскую шахматистку, Нану Гулиа. Та хотела, чтобы я проиграл ей, а я выиграл. Она разобиделась, пообещала отомстить. Может, Автандил Вахтангович — её родственник или поклонник? И отомстил, как смог? Да, мелко, да, глупо, но люди порой несдержанны.
— Ну, знаешь…
— И я задумался. Я ведь пожалуюсь непременно, так?
— Уже жалуешься.
— Именно. И вдруг да отзовётся? Вдруг я дойду до Леонида Ильича, и тот впишет минус в личное дело Автандила Вахтанговича? Нет, госслужащий рисковать не станет.
— Вот видишь.
— Разве что он уверен, что Леонид Ильич ничего плохого сделать ему, Автандилу Вахтанговичу, не сможет.
— Это почему не сможет?
— Потому. Да и я не смогу пожаловаться.
— То есть ты считаешь, что…
— Неважно, что я считаю. Только мы сейчас взлетим, а Автандил Вахтангович останется в Триполи. Заболел он внезапно. Не может с нами лететь. Не положено. Понос и всё остальное.
Отвечать Медведев не стал. Побежал в отсек Брежнева.
Что там происходило, не знаю, но только мы не взлетели. Зарулили назад и остановились на прежнем месте. Почти.
— Просим оставаться на своих местах, — объявили по трансляции.
Подали трап.
Первым эвакуировали Брежнева, потом министра мелиорации и водных ресурсов, потом трех замминистров — иностранных дел, сельского хозяйства и опять мелиорации и водных ресурсов, а потом и вспомогательный персонал. Я — последний, опять. Но на этот раз меня вместе со всеми довезли до здания аэровокзала.
Сидим, ждём. Что делает Медведев и остальные — не знаю. Его с Брежневым, и дипломатов, министра и замминистров, увезли на двух «Мерседесах», а мы остались. Протокол нарушен, церемониймейстер отсутствует. Здесь, в аэропорту, хорошо, прохладно в меру. Полётов из аэропорта пока немного, и без нас зал был бы пустым. Он и с нами-то почти пустой. Дайте срок, и сюда будут летать не реже, чем в Хитроу или Орли.
Есть хочется. Сейчас бы в самолете подали воду, а там, глядишь, я бы опять икорку заказал. Как бы решила стюардесса — достоин я, нет?
Прошёл час. Прошло два. Люди волнуются.
— А не пообедать ли нам? — сказал я докторам, Гостелову и Жучарскому.
— Денег нет, — признались доктора. — Вчера всю валюту потратили, там и валюты было на сегодня — в половинном размере суточные. День отлета.
— Чернозёмск угощает, Чернозёмск валюту не тратил, — и мы пошли в ресторан. Здешний, при аэропорте.
Я бы, конечно, мог и всю честную компанию позвать, всю делегацию и экипаж самолета, деньги у меня были, но это было бы слишком уж по-гусарски. Лишнее. К тому же есть ведь у батоно Автандила заместитель, не может не быть.
Для обеда было рановато, но кто знает, что там, впереди, ждёт. Потому не торопились. Пробовали и то, и это, и так далее. Особого национального колорита в меню ресторана не было, но всё же.
Вернулись. Прождали ещё час. Трижды звонили в посольство, отвечали стандартно: ждите.
Мне надоело, я взял такси и поехал в город. Доктора отказались — как можно без разрешения? Велено ждать — нужно ждать!
По пути поговорил с водителем, что слышно в городе. Ну как же, вчера покушение на русского устроили, на Брежнева. «Джинны Пустыни», отряд египетских фидаинов.
— И что?
— Да наши их перебили, этих джиннов.
— Наши?
— Капитаны Революции. Гвардейцы особой секретности, для охраны полковника. И Брежнева спасли. Но это секрет, понятно?
— Само собой.
Завернули в госпиталь — хотел сменить повязку, раз уж мимо еду.
Но в госпиталь не пустили. На дорогах посты, и вокруг много людей в форме.
Я заметил знакомого лейтенанта.
— В чем дело?
— Сами не знаем. Тут одного русского убили. Часа три назад. К нему сначала дознаватели выехали, он из вашей делегации. Заболел внезапно, и его в госпиталь поместили. Так дознаватели из СБ допросить хотели, приехали, а он уже мёртвый.
— Умер? От болезни?
— Стальное отравление. Кинжалом закололи. Вот и велено — никого не впускать, никого не выпускать. Мне доложить о вас?
— Нет, не нужно. Я сам. Потом.
Вернулся в такси.
Похоже, я так и не узнаю судьбу чемодана.
Куда ехать? В посольство? В резиденцию?
Заехал в лавку, накупил воды в бутылках, рахат-лукума и лепешек. Вернулся в аэропорт. Вода, лепешки и сладости пошли на ура.
Посольство по-прежнему велит ждать.
Глава 21Эпидемия
— А лекарства? Какие мне пить лекарства?
— Если температура не выше тридцати девяти, то никаких лекарств пить не нужно, — сказала Зина Неклюдченко. — Пейте слабый зеленый чай. И то в меру.
— В какую меру?
— Хочется пить — пейте. Не хочется пить — не пейте.
— А если температура будет выше тридцати девяти? Сорок?
— Тогда принимайте парацетамол, по таблетке три раза в день. И вызывайте врача.
— А вы кто?
— А я студентка.
Больная N, двадцати шести лет, водитель троллейбуса, вызвала врача на дом в связи с тем, что болеет гриппом. Ну, это она так думает. Скорее всего, правильно думает. Сейчас в мире, в стране и в Чернозёмске эпидемия гриппа, потому любой чих рассматривается именно как проявление гриппа. Никаких лабораторных подтверждений не требуется. Да и где их взять, лабораторные подтверждения, на каждого из сотен заболевающих ежедневно? Много болеют, много. И нас, студентов шестого курса, бросили на грипп. Придали поликлиникам, те распределили по врачам, а уж врачи часть своих вызовов передают нам, студентам. Лотерея, да. Особенно для больных. Они-то надеются, что к ним придет настоящий доктор, а тут приходят свистушки, без опыта, даже без тонометра, ни давления измерить не могут, ни лекарств настоящих не посоветуют, ничего путного.
Ходим по двое. То ли это мера предосторожности, то ли разделение ответственности. Лиса и Пантера — в пару, конечно. А мне дали напарницу Зину Неклюдченко. Она прежде в седьмой группе училась, то есть на одном потоке. Теперь вот вместе.
Конечно, и Ольга, и Надежда могли отказаться от работы в эпидемию. И как мамы, имеющие детей до года, и вообще… Но не отказались. Эпидемия же. Успели привиться от гриппа, новейшей вакциной. Нашей, советской, конечно. Но взятой из спецполиклиники. Они и меня привили, и дали два пузырька ремантадина — пей, Чижик, очень способствует. Остальных студентов привили вакциной не новейшей, но тоже хорошей. А вместо ремантадина посоветовали принимать дибазол.
Мне в деканате говорили, что это не обязательно, на эпидемию, без вас большевики обойдутся, вам нужно к матчу с Корчным готовиться. На что я ответил, что готовиться нужно прежде всего морально, а какая же это мораль — медику в эпидемию сидеть дома? Плечом к плечу мы сила, надо нести людям помощь!
Вот и приносим.
Нет, мы никого не спасаем. Ни разу. Да и не лечим. Нас коротенько проинструктировали: антибиотиков не назначать, аспирин не назначать, ничего не назначать, кроме антипиретиков при температуре свыше тридцати восьми градусов, и при потливости рекомендовать обильное питьё. Но не слишком обильное. Всё! Витамины? Ну… можете аскорбинку. В профилактической дозе. Дибазол? Вреда не будет. Ремантадин? Его в аптеках нет, так что помалкивайте. Если видите, что в легкую форму гриппа больной не укладывается — звоните в поликлинику и спрашивайте, что делать. В крайнем случае — вызывайте «Скорую помощь».
Как звонить-то? В квартирах больных телефонов зачастую нет. Из автомата? Ну, можно, конечно, и из автомата, если найдешь поблизости исправный, да только кому звонить? Попробуйте дозвониться в поликлинику во время эпидемии. У врача, к которому (которой) нас прикрепили, телефона в кабинете нет. А хоть бы и был — она на вызовах, как и мы. Начмеду, заведующей? Ага, ага, ага… У них других дел нет, как на звонки десятков студентов отвечать.