Михаил Николаевич мрачно вздохнул:
– У нас с тобой нет таких средств!
Жена притихла. А ведь верно, лабораторных животных придется покупать за свой счет, еще реактивы и много других опытных материалов.
– Вот нищета проклятая, – стукнул кулаком по столу Клара́, – кабы не бедность, дал бы Ваське взятку, и снова мою тему признали бы перспективной.
Васькой звали замдиректора по науке, и все вокруг знали, что он очень любит брать «борзыми щенками».
Примерно года полтора Михаил Николаевич ходил просто убитый, потом неожиданно повеселел. Затем в доме Клара́ появилась новая мебель. Гортензия отправилась в субботу к Алеше в интернат, а когда вернулась, грузчики как раз втаскивали диваны и кресла, старинные, но в отличном состоянии, с бархатной обивкой.
– Это откуда? – изумилась Гортензия.
Михаил обрадованно воскликнул:
– Мне всегда хотелось такую! Тебе нравится?
– Очень, – кивнула жена, – но где ты ее взял?
– Помнишь Олега Яковенко, моего аспиранта?
– Конечно, очень милый молодой человек, но слегка туповатый, – вздохнула Гортензия, – по большому счету ему не следовало идти в науку. Если бы не ты, Олегу никогда бы не защитить диссертацию. Ты практически написал первую главу, да и остальные капитально перешерстил. Только он так и не понял, кому обязан степенью.
Михаил улыбнулся:
– Зато его матушка великолепно разобралась, что к чему, и завещала мне мебель. Олег выполнил ее волю.
В душе Гортензии шевельнулось легкое подозрение, но мебель оказалась не новой… И червячок сомнения был зарыт. Потом, на Новый год, Михаил подарил Гортензии дорогие серьги.
– Миша, – ахнула она, разглядывая крупные бриллианты, – где ты их взял?
– Купил, – преспокойно ответил муж, – у одной вдовы, которая распродает старинные вещи. Знаешь, я долго колебался, что брать – шубу или драгоценности. Потом рассудил: шуба новая, пойдут пересуды, перешептывания, станут спрашивать, где деньги взяли. А серьги прошлого века, всегда можно сказать, что достались от бабушки в наследство.
– Так где ты все-таки деньги взял? – налетела Гортензия на супруга.
Михаил попытался уйти от ответа, но она вцепилась в него, словно бульдог в тряпку. В конце концов муж рассказал ей удивительную историю. Дескать, однажды, когда Гортензия отсутствовала, в кабинете перегорела лампочка. Михаил встал на стул, бархатная обивка лопнула, а оттуда посыпались несметные сокровища: камни, золотые монеты… Очевидно, кто-то из прежних владельцев мебели спрятал там клад…
Гортензия спокойно выслушала мужа и заявила:
– Ты не умеешь врать. Я тоже читала роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Немедленно говори правду!
Михаил недолго посопротивлялся, а потом рассказал такую историю, что Гортензия чуть не лишилась от страха чувств. Сейчас она видела, что Михаил говорит правду, но по мере его повествования Гортензия все больше пугалась, и было отчего.
Леонардо, Володя и Михаил остро нуждались в деньгах. Миша во что бы то ни стало хотел продолжать свои исследования. Володя мечтал, чтобы Люсенька и Настя ни в чем не нуждались, и лелеял мечту отправиться за границу, ну а Леонардо просто очень любил красивую жизнь. Деньги никогда не задерживались у Якунина, протекали сквозь пальцы, как песок. Леонардо хорошо зарабатывал, он построил дачу, сделал ремонт в квартире, постоянно что-то покупал. И всем вокруг казалось, что их семья великолепно живет. Но на самом деле ситуация была совсем не радужной. Художник сначала просто брал в долг, чтобы, допустим, купить дачу, потом, понимая, что к определенному сроку нужную сумму ему не собрать, шел к другим приятелям, просил у них денег, отдавал первому кредитору… В конце концов он окончательно запутался и почувствовал себя мышью, загнанной кошкой в угол. Короче говоря, деньги были нужны всем трем друзьям, а где их взять? Гортензия Петровна не могла сказать, кто из приятелей придумал выход из финансового тупика. Она только знала, когда это произошло.
У Леонардо имелся приятель Костя Самсонов, очень ценный человек по тем временам, когда любой товар был в дефиците. Костик работал директором одного из крупнейших универмагов и исправно приглашал Леонардо в свой кабинет, где оставлял для него и для Марфы всякие необходимые вещи: обувь, пальто, рубашки, нижнее белье.
Однажды Леонардо решил подшутить над приятелем. Очередная встреча его и Самсонова должна была состояться первого апреля. Целую неделю художник, хихикая себе под нос, рисовал десятирублевую купюру. Подделка вышла пугающе настоящей. Естественно, любой опытный эксперт мгновенно бы распознал, что перед ним фальшивка. Леонардо предполагал, что и Костя это поймет, а потом они вместе посмеются. То, что он занимается уголовно наказуемым деянием, не пришло Якунину в голову. На то оно и первое апреля, чтобы подурить.
Но все вышло не так, как рассчитывал художник. Костя показал приятелю вещи, а потом назвал их цену – сто пятьдесят рублей.
Леонардо отдал директору сто сорок целковых, потом помедлил и добавил ту самую десяточку.
Костя совершенно спокойно бросил ее в открытое нутро сейфа.
Леонардо быстро сказал:
– Ты на деньги-то глянь!
– Зачем? – удивился приятель.
– Вдруг чего не так.
– С какой стати?
– Все-таки проверь.
Самсонов вытащил купюры и принялся считать.
– Сто пятьдесят, как в аптеке.
– Взгляни на десятку, вот эту.
– И что с ней?
– Не видишь?
– Да в чем дело?
Леонардо ответил:
– Она какая-то странная.
Костя начал щупать бумажку и потом вдруг воскликнул:
– Действительно! Похоже, фальшивая. Я, откровенно говоря, с таким пока не сталкивался. Хорошо сделана, с первого взгляда не различишь, но бумага другая и водяных знаков нет. Во народ! Ведь за такое и расстрелять могут!
И тут вдруг Леонардо испугался, шутка перестала казаться ему смешной.
– Разорви купюру, – промямлил он, – вот, возьми другую. Ума не приложу, как она ко мне попала.
– Небось на сдачу дали, – вздохнул Костя, – ты и не заметил, на это и рассчитывают.
Через пару дней Леонардо, выпив, рассказал о своей дурацкой шутке Михаилу и Владимиру. О чем они говорили и кто стал автором идеи, Гортензия не знала. Но именно в тот день приятели решили наладить выпуск фальшивых купюр, причем не рублей, а долларов. Им по наивности казалось, что подделка американской валюты в России не преступление. Подготовительный этап занял больше года, и в нем самое активное участие принимала Марфа. Она работала в издательстве, заведовала художественной редакцией, частенько по долгу службы бывала в типографиях, и в конце концов именно она сумела найти нужную бумагу, которая, конечно, не была точь-в-точь такой, как у настоящих баксов, но выглядела очень похоже. Конечно, ей удалось стащить совсем немного листов, на которых напечатали первую, пробную партию долларов. Именно бумага могла стать большой проблемой для фальшивомонетчиков. Но потом появился человек, который начал снабжать приятелей необходимым материалом. Михаил, имевший за плечами два высших образования, химика и биолога, экспериментировал с красками, и в результате его усилий фальшивый доллар не оставлял следов на влажных руках и вообще выглядел словно родной. Леонардо, художник без вдохновения, но очень тщательный копиист, сумел сделать великолепное клише. Он давно освоил граверное искусство. Производство наладили на даче Леонардо, в сарае. Михаил, увлекающийся изобретательством, ухитрился собрать печатный станок, и «монетный» двор заработал.
– А что за человек доставал бумагу? – спросила я.
– Сейчас объясню, – кивнула Гортензия.
Когда на свет появились фальшивки, друзья вдруг сообразили, что не подумали о канале сбыта и не знают теперь, что делать с деньгами. Пару раз Володя, а Трошев обладал уникальным даром располагать к себе людей, ходил к магазинам «Березка», где толпились фарцовщики всех мастей, и продавал по сто долларов мальчикам в американских джинсах. Но, сами понимаете, это не было выходом из положения. Леонардо предложил поискать клиентов среди тех представителей интеллигенции, кому разрешается выезжать за рубеж, но Михаил и Володя сочли это занятие опасным.
Потом Володя ухитрился всучить сразу несколько бумажек мужику из Грузии. Трошеву суетливый представитель «мандариновой» республики, одетый, несмотря на жару, в добротный шерстяной костюм и кепку-аэродром, показался самым подходящим покупателем. У грузина было немерено денег, в темном подъезде на Профсоюзной улице, где совершилась сделка, он вытащил из кармана пачку сторублевок толщиной с орфографический словарь. Володя, окрыленный удачей, понесся к Леонардо, прижимая к себе портфель, в котором находилась огромная по советским временам сумма.
Не успел Володя выложить на стол красивые сторублевки, как дверь кабинета Якунина распахнулась и на пороге возник тот самый грузин, на этот раз без кепки-аэродрома, зато в компании двух других парней, тоже представителей солнечного Закавказья.
Пока остолбеневшие художники приходили в себя, грузин без всякого стеснения плюхнулся в кресло и велел:
– Никого не пускайте.
Парни заняли позицию у двери. Двигались они словно кошки, быстро и ловко, сразу стало ясно: от таких не убежать, мигом догонят. Грузин спокойно посмотрел на Володю и Леонардо, потом, чувствуя себя хозяином, взял с маленького столика графин с коньяком, плеснул в бокал, понюхал, сморщился, вылил спиртное на пол и нагло сказал:
– Дураки, пьете дерьмо, небось берете его за большие деньги. Это не настоящий «КВК», вот пришлю вам канистру, тогда поймете.
Трошев с Якуниным только хлопали глазами.
– Дураки, – продолжал грузин, – у «Березки» торгуете. Мы вас неделю ждали, после того как этот… – палец, украшенный золотой печаткой с бриллиантом, уперся в Володю, – одному из наших «паленую» сотню всунул. А работаете хорошо. Ладно, давайте знакомиться, Вахтанг. Да не дрожите, я с миром пришел, денег вам принес.
Постепенно до наивных художников дошло, что судьба совершенно случайно столкнула их с человеком, который сумеет решить проблему сбыта фальшивых купюр.