Выйдя из здания, я обернулась – и раскрыла рот от удивления. Под навесом на въезде в здание больницы стояла винтажная серебряная «Тойота MR2» 1980 года. Ее водитель явно ждал кого-то. Мы с Тимом переглянулись и, не говоря ни слова, замедлили шаг. Нас переполняли эмоции, ведь для нас это был знак: Лео ждал встречи с Нормой, он был готов забрать ее на своем «Мистере-2». Наконец, Тим зашагал в прежнем ритме. Не останавливаясь у «Тойоты», он подвез маму к нашему джипу, припаркованному на месте для инвалидов, словно хотел сказать: «Еще не время, пап».
Мы сразу же отправились во Фрайдей-Харбор, на ярмарку округа Сан-Хуан. Ни один человек не догадался бы о том, что только что Норму прикрепили к хоспису. Она тщательно изучала прилавки с отборными овощами и пирогами, радостно улыбалась, махала рукой узнавшим ее людям и позировала, просунув голову в фотостенд с героями «Американской готики» Гранта Вуда. Но самое главное, она не отказала себе в удовольствии съесть жареную лепешку, посыпанную сахарной пудрой, – лакомство ее молодости.
От всего этого у меня голова пошла кругом, словно колесо обозрения, расположенное в самом центре ярмарки. Я разделяла радость, которую в этот момент испытывала Норма, но в то же время беспокоилась, не имея ни малейшего представления о том, что ждет нас в ближайшее время.
«Добро пожаловать в особый хоспис для мисс Нормы!» – произнесла Нэн, ведя нас в хлев показать козлят. Вместе со Стивом они присоединились к нашей поездке на ярмарку и даже кое-что продали на ней. Я засмеялась. Весь этот год был особенным, так почему на этот раз что-то должно измениться? Нам оставалось лишь продолжать жить моментом и говорить «да» всему, что предлагала нам судьба, – пока у нас оставалась такая возможность.
Вечером я задумалась о том, что почувствовала Норма, увидев стоящую у входа в больницу «Тойоту». Интересно, возникали ли у нее такие же мысли, как у нас с Тимом? «Ты сегодня заметила машину около больницы?» – спросила я ее. «Да. Мне показалось это странным. Словно за мной приехал Лео, – ответила она, подтвердив мою гипотезу. – Я не знала, что и думать». «Значит, – решила я, – наши мысли все же совпали». На глазах у меня выступили слезы, и я улыбнулась Норме. Я представила, как Лео ждет, когда она будет готова отправиться с ним. Меня очень тронула эта картина, но стало грустно от того, что Нормы скоро не станет.
Нам не просто понравилось в северо-западном хосписе, расположенном на материке, и в хосписе Сан-Хуана, расположенном на острове, – мы были приятно удивлены. О Норме заботилось так много людей; как, впрочем, и о нас. Все сотрудники имели опыт работы со смертельно больными пациентами, однако Норме потребовалось немного времени, чтобы показать своей новой медсестре Кэтрин, что она была не простой пожилой дамой.
«Сейчас я измерю ваше давление», – сказала Кэтрин, впервые оказавшись в нашем фургоне. Затем она взяла анализ на уровень кислорода в крови и послушала сердце и легкие. Норма удобно устроилась в своем кресле и попивала чай, а Кэтрин прикрепила оксиметр к ее среднему пальцу и затем приложила стетоскоп, который она достала из санитарной сумки, к сердцу и легким. «Снимите тапочки, пожалуйста», – попросила она.
Снимая первый тапочек со своей опухшей ноги, Норма заговорщически мне подмигнула. Мы обе знали, что сейчас обнаружит Кэтрин, и едва сдерживали смех. Вскоре засмеялся и Тим, увидев, что происходит. Норма сняла тапочки и продемонстрировала удивленной Кэтрин яркие розовые цветы, нарисованные на больших пальцах ее ног. Недавно Норма впервые в жизни сделала педикюр и вся сияла, пока Кэтрин нахваливала чудные узоры на ее пальцах.
Затем Кэтрин осмотрела ступни и лодыжки Нормы. Она умело прощупывала руками ее тонкую кожу, но внезапно резко остановилась прямо над лодыжкой. «А здесь что такое? – обеспокоенно спросила она. – Что это за пигментация? А это что за линия?» Норма улыбнулась еще шире и гордо ответила: «А это линия от загара. Просто я загорала в носках, а они как раз ровно такой длины».
«Должна вам признаться, мне есть чему у вас поучиться, Норма», – рассмеялась Кэтрин.
Мы думали, что все решения уже приняты, а все неприятные беседы остались позади. Но в первую неделю нашего пребывания на острове Сан-Хуан, когда мы заметили, что здоровье Нормы резко ухудшается, нам пришлось настоять на том, чтобы она заполнила «Указ о пяти желаниях». Я обнаружил этот документ прошлым летом в киоске больницы, где Лео провел свои последние дни. Данная бумага является «завещанием о жизни», в которой пациент указывает свои требования личного, душевного или духовного характера, а также пожелания по поводу дальнейшего медицинского обслуживания. Если документ заверен в присутствии двух свидетелей, он приобретает юридическую силу и признается в сорока двух из пятидесяти штатов. Разговор был непростым, однако благодаря этому «указу» мы могли быть уверенными в том, что исполним все последние желания Нормы наилучшим образом.
Когда документ был заполнен и вся наша команда из хосписа была в сборе, мы решили, что готовы принять все их рекомендации и Норма уйдет во сне, так же, как и ее мама. Она сама призналась мне, что хотела умереть именно так. Несколько месяцев назад Норма рассказала мне, что в день своей смерти ее мама, пообедав с друзьями в столовой дома престарелых, решила вздремнуть, но так никогда и не проснулась. «И все, – подытожила Норма, – мне кажется, это лучше всего». Однако все оказалось намного сложнее. Норме прописали лазикс – мочегонное средство, способствующее выведению жидкости из организма и снижению отеков, вызванных сердечной недостаточностью. Для Нормы это была сущая пытка: ей приходилось раз по пятнадцать ходить в туалет днем и столько же ночью, а побочных эффектов лекарство имело массу, в том числе запор и вымывание кальция, так что требовалось принимать дополнительные медикаменты, чтобы компенсировать потери. Норма отказалась носить истязающие компрессионные гольфы, которые назначили от отеков, и, став пить меньше жидкости, она перестала принимать и мочегонное, которое так ненавидела.
После того как Норма прекратила прием лекарств, жидкость вернулась, и, когда Кэтрин в очередной раз пришла навестить Норму, она сообщила ей о том, что ее лечащий врач настаивает на возобновлении приема таблеток. Однако никто из нас не понимал, для чего это нужно. Организм Нормы, отработав 91 год, постепенно выходил из строя. Ее здоровье стремительно ухудшалось, и этого никак нельзя было избежать. Неужели мы будем мучить ее мочегонными средствами только для того, чтобы на время отложить то, что в любом случае произойдет? «Я просто хочу отдохнуть», – сказала она, изнуренная очередным походом в уборную.
«Объясните мне, зачем ей нужно возобновлять курс лазикса», – не унимался Тим во время очередной беседы с медсестрой.
«Он поможет ей дышать», – ответила она, намекая на то, что так будет лучше для Нормы.
Но Тима убедить было не так просто. «Для чего мы пытаемся продлить ей жизнь, которую никак нельзя считать полноценной?» – поинтересовался он. Казалось, что разговор зашел в тупик. Норма заснула, и Тим перестал спорить, чувствуя, что его не понимают.
«Но это поможет ей дышать», – шепотом повторила Кэтрин, обращаясь ко мне.
«Расскажите мне, как действует это лекарство при длительном применении», – попросила я, пытаясь понять, сколько на самом деле Норма выиграет времени, учитывая пагубные побочные эффекты.
На протяжении всей нашей беседы Кэтрин проявляла огромное терпение. Тим сидел на кухне и безучастно слушал наш разговор о том, какая смерть может ждать Норму, какие симптомы у нее могут наблюдаться и каким образом мы можем поддержать ее в этой нелегкой борьбе.
«Уф, я не часто так откровенно разговариваю с близкими своих пациентов», – с облегчением выдохнула Кэтрин. Она была похожа на подростка-отличника, сообщающего своим родителям, что получил четверку, не зная, как они отреагируют на эту новость. «Такие беседы бодрят даже больше, чем вы можете себе представить», – добавила она.
Мы уже слышали подобное от другой медсестры, но все еще не могли переварить эту информацию. «Ваши слова меня удивили», – ответила я, считая, что многим другим семьям куда лучше удавалось справиться с подобной проблемой. Однако, очевидно, мы были не единственными, кто боялся говорить откровенно о таких вещах. «Я думала, когда пациент попадает в хоспис, для него это становится обычной темой для разговора, – продолжила я, – выходит, мы все оказываемся трусами, когда дело доходит до этих вопросов».
Перед уходом Кэтрин взяла с меня обещание поговорить с Нормой о возобновлении приема лазикса, но не посвящать в это ни Тима, ни кого-либо другого. Это должно было остаться между нами.
На следующий день мы с Нормой остались наедине (Тим вышел прогуляться). Мы говорили о том, что на ее часах, неумолимо бегущих вперед, осталось совсем мало времени, а потом я вернулась к тому, что сказала нам медсестра: в легких Нормы застаивается жидкость, и это только приближает ее конец. Если она начнет снова пить лазикс, то он сможет на время очистить ее легкие. Дышать ей станет легче, и она, вероятно, выиграет пару недель – однако, в конце концов, этот момент все равно настанет, и она в любом случае скоро покинет нас.
«Я понимаю», – сказала она. Норма не плакала, она просто взяла меня за левую руку, а в глазах ее читалась поразительная ясность ума.
Я провела правой рукой по ее пухлой, отекшей ноге. «Мне нужно, чтобы ты подумала, хочешь ли ты снова принимать лазикс, чтобы вывести застоявшуюся жидкость», – сказала я.
Я видела, что Норма пытается подобрать слова. Не дав ей заговорить, я быстро продолжила: «Не обязательно отвечать прямо сейчас. Я надеюсь, ты тщательно все взвесишь. Это твоя жизнь и твое решение. И что бы ты ни решила, мы будем на твоей стороне. Мы примем любой исход. Что бы ты ни решила, у нас есть лекарства, которые помогут тебе уйти в мире и покое, ты ничего не почувствуешь».