павильонах «Всемирного центра» действительно весьма убедительны, раз нам удалось обдурить столько народу.
В небольшой бархатной сумке, спрятанной под какими-то детскими рисунками, мы обнаружили настоящий клад: три маленьких флакончика с водой, на дне которых блестели крупицы золота. Два из трех флаконов принадлежали нам с Рейми, однако и они каким-то чудом оказались среди маминых запасов. «Интересно, а куда я в старости буду прятать свои вещи!» – засмеялась Рейми. Мы с теплотой вспоминали тот день в начале апреля, когда мы промывали золотой песок на шахте в Далонеге, штат Джорджия. Туда мы отправились по приглашению Датана, главного управляющего шахты. Специально для нас он организовал экскурсию по катакомбам, и мы попытали удачу, промывая песок в поисках золота. Я никогда не забуду мамину решимость обойти все уступы и ступеньки, встречавшиеся на нашем пути в полмили. Даже когда мы оказались на глубине 300 футов под землей, мама не испугалась. Она лишь время от времени присаживалась отдохнуть на складной стул, который Датан очень удачно взял с собой. Мама была настоящим геологом; наш поход в шахту напомнил мне о том, как в детстве по выходным мы всей семьей отправлялись на местную каменоломню по добыче известняка в поисках окаменелостей.
Еще мы нашли небольшую тетрадь на пружине, в которой мама вела дневник. Внутри страница за страницей аккуратным почерком она описывала наше совместное путешествие. В пути мы с Рейми замечали, что она делала какие-то заметки, но мы никогда не заглядывали в них, а она никогда не предлагала нам почитать. Когда я увидел знакомый почерк, мне стало грустно и захотелось плакать. «Давай прочтем их в Нижней Калифорнии», – предложила Рейми. Рана от потери была еще слишком свежей, к тому же мы были заняты сборами в дорогу. Я согласился и припрятал дневник в надежное место, чтобы позже взять его с собой на юг.
Рано утром в субботу мы пересекли границу с Мексикой, желая поскорей добраться до нашего пристанища на берегу Калифорнийского залива, где мы останавливались на зиму. Полуостров Калифорния простирается на 800 миль и является вторым по протяженности полуостровом в мире. Чтобы добраться до нашего места назначения, нам предстояло преодолеть расстояние в 600 миль, то есть добрые три четверти от всей длины полуострова. Двухполосная дорога без обочин извивалась вдоль подножия гор и потухших вулканов, сформировавших «хребет» полуострова. Пока мы ехали по ней, нам открывались завораживающие панорамы.
Встречаясь с лежачими полицейскими на въездах и выездах из маленьких деревушек, я каждый раз сбавлял скорость и думал о том, что бы сказала мама, увидев эти пейзажи за окном. Интересно, ей стало бы жалко бедняков, просящих милостыню прямо на дороге? Захотела бы она остановиться и дать им немного денег? А все эти новые запахи, звуки и виды, произвели бы они на нее неизгладимое впечатление? К сожалению, я никогда не смогу узнать этого.
Пустыня Вискаино была последней точкой на возвышенности, после дорога шла под уклон к восточному побережью полуострова. Мы не спеша проехали известный своими медными шахтами город Санта-Розалия, который еще не оправился после недавнего урагана. Мы объезжали огромные рытвины, минуя искореженные машины, которые до сих пор лежали под валунами, оставшимися после оползня. Миля за милей мы приближались к дому, к нашему кусочку рая на земле.
Небольшая рыбацкая деревенька Мулехе – последний ближайший к нашему пристанищу оплот цивилизации. За долгие годы мы успели познакомиться со всеми ее 3200 жителями, некоторые из которых стали нашими друзьями. По пути, перед тем как преодолеть последние 15 миль до залива Консепсьон, мы всегда останавливаемся здесь, чтобы пополнить запасы. И эта поездка не стала исключением. Мы притормозили перед огромной ступой у ресторанчика Марио, где подавали тако, и повернули налево на пыльную парковку. Мы поприветствовали Марио и вместе съели тако с рыбой, которую он поймал утром. Пока мы сидели под огромным фикусом, ветви которого укрывали от солнца уличные столики (в помещении столиков не было), на меня навалилась гнетущая тоска. «Маме бы здесь понравилось», – сказал я Рейми, хрустя свежей редькой, разложенной на тарелке. Рейми взяла меня за руку, а я глубоко вздохнул.
Двигаясь вниз по главной улице, мы встретили Адольфо, подметавшего дорожку около семейного антикварного магазинчика. Увидев нас в нашем новом джипе, он засиял от радости и помахал нам рукой, улыбаясь во все тридцать два зуба. «Привет, ребята, – закричал он нам, а затем добавил: – Может, хотите прикупить что-нибудь? Есть все цвета! Сколько нужно? Отдам почти даром!» Как же здорово было вернуться сюда и ехать по узким улочкам, на которых не смогут разъехаться две встречные машины. Мы даже убрали зеркала, чтобы ничего не зацепить и без труда проехать на нашей большой машине. Как обычно, мы заходили практически в каждый магазин, чтобы купить все необходимое. Приветствуя людей на улице и болтая с кассирами, я постепенно вспоминал испанский язык.
Наполнив двадцатилитровые бутылки питьевой водой, мы двинулись на юг. Несмотря на то что я регулярно бываю в этих краях с 1990-х годов, каждый раз меня поражает вид с вершины холма. Отсюда можно увидеть весь залив Консепсьон целиком. По всему западному побережью простираются дугообразные бухты и песчаные пляжи, а бирюзовые воды залива усеяны множеством маленьких островов. От этого пейзажа просто дух захватывает.
Мы припарковали джип у домика на второй береговой линии, выкрашенного в зеленый цвет. Это и было наше пристанище, в котором мы намеревались провести зиму. Мы зашли внутрь через раздвижные стеклянные двери и осмотрелись. В доме было две спальни и душ, и мы тут же почувствовали, как нам не хватает мамы. Места было намного больше, чем требовалось для двоих. Во второй спальне, предназначавшейся для мамы, стояли двухъярусные кровати. Мы с Рейми рассмеялись, представив, как мама залезает на верхний ярус исключительно для того, чтобы попробовать что-то новенькое. Я залез по лестнице, лег на одинарный матрац, и тут же меня накрыла волна воспоминаний.
«Не уверен, что нам удалось бы затащить ее наверх», – сказал я громко, чтобы Рейми слышала, представляя, как мама слезает с верхнего яруса и идет в уборную, выкрашенную в ярко-желтый цвет. Я вспоминал, как в Северной Каролине она каталась на некоем подобии качелей, подвешенных между двумя деревьями. Их собственноручно смастерил мой давний приятель Кевин. «И все это снимали на видео операторы NBC, уму непостижимо!»
«В этот же день она впервые прокатилась на лошади, – сказала Рейми, – никогда не забуду, как тренеры сказали ей выпрямиться и выгнуть плечи».
«И правда», – поддержал я. «Она не может держать спину ровно», – кричали мы через весь ипподром, а она вдруг взяла и выпрямилась. Когда я вспомнил об этом, по щекам потекли слезы. Впрочем, я прекрасно знал, что могу начать плакать практически по любому поводу.
Мы с Рейми сошлись на том, что маме понравились бы разукрашенные ракушки, висящие на стенах, рисунки тропических рыбок на душевой шторке и то, что она могла бы воспользоваться обычным туалетом со сливным бачком. Она смогла бы собирать своих поклонников в одном из двориков и наслаждаться тем, как ее почитатели, которые до недавнего времени даже не были с ней знакомы, были глубоко тронуты ее стремлением жить. Она положила бы еще множество вещей в свой «беличий ящик» и добавила бы главы в незаконченную историю… Только вот история была закончена. Пришло время закрыть эту книгу и начинать новую.
Мы никогда еще не жили в этих окрестностях, обычно мы останавливались на пару миль южнее, там, где нет домов. Мы надеялись, что сможем вписаться в общество жителей каменных зданий так же, как смогли подружиться с теми, кто, как и мы, на протяжении многих лет останавливался в палатках на пляже. Время покажет.
Этой ночью я спал на новой кровати, и мне приснились родители и Стейси. Они пролетели над моей головой, и Стейси сказала: «Эй, Тимми смотри, – я узнал ее голос, – мама теперь тоже умеет летать. Она быстро учится!» Моя семья казалась такой счастливой, пока я, как это со мной часто происходило во сне, тоже не поднялся к ним в воздух. «А это что еще такое? – разозлилась Стейси. – Я думала, только мертвые могут летать». Мы немного полетали вместе, а затем они втроем испарились в дымке. Когда я очнулся от сна, мое сердце наполняла безграничная любовь, которой я никогда не чувствовал раньше. Сквозь открытое окно я услышал, как волны мягко бьются о берег, и та ясность, которая пришла ко мне во сне, вдохновляла меня. Я понял, что границы между мирами зыбкие и те, кого мы любим, всегда остаются рядом. Я знал, что справлюсь со своим горем.
В Южной Калифорнии по утрам мы всегда ходили купаться. Это занятие дарило нам умиротворение. Мы вставали еще до восхода и плавали на доске, пока не встанет солнце. И теперь мы хотели возобновить эту практику. Рейми очень дисциплинированна, и это помогло мне последовать ее примеру в первое же утро. К 8 утра мы обогнули остров Койот и остановились посмотреть, как скопа ныряет в залив в поисках добычи. Над горами, простиравшимися вдоль восточного побережья полуострова, поднималось солнце. Вода была спокойной и отливала золотом. Мимо нас проплыли три дельфина. Дождливый и туманный тихоокеанский северо-запад остался далеко в прошлом.
А затем по воде до нас донеслись звуки волынки. Кто-то играл гимн «О благодать». Мы перестали грести и расплакались. Мы плакали все пять минут, пока длилась песня. Мы знали, что ее исполнял Гэрри, ежедневно устанавливавший мегафон рядом со своим тростниковым навесом и игравший эту мелодию перед тем, как сообщить прогноз погоды и рассказать о том, какие ожидаются волны. Но сегодня нам казалось, будто он играет специально для нас.
После бодрящего купания нас ждал завтрак. Лупе приготовила для нас тамале и принесла угощение в пластиковом ведре, укрыв его теплым и влажным полотенцем, чтобы все осталось свежим. Потом мы отправились на прогулку вместе с Ринго по тропе Гуд-Харт, пересекавшей главную мексиканскую автомагистраль. Тропа уходила наверх, откуда можно было увидеть близлежащие бухты и палатки на берегу, пустовавшие, поскольку сезон еще не начался. Мы ждали встречи со своими друзьями, которые должны были приехать сюда в ближайшие дни, недели или месяцы.