По удивленному виду Гаррета я поняла, что он не знает, о каких вопросах идет речь, и это испугало меня еще больше. Мне совсем не нравилось, что этот чертов шотландец решил допросить меня в обход официального расследования.
«Примите мои глубочайшие извинения, миссис Сент-Джордж, — начал Маколифф со своим шотландским акцентом. Он был невысокий, но плотный, и носил маленькие усики, такие же седые, как его голова. Голубые его глаза так и сверлили меня, и я не видела в них ни малейшей симпатии. — Я очень, очень сожалею».
Конечно, док, подумала я. В последний раз ты очень сожалел, когда тебя приперло как раз перед платным туалетом. Но главное, о чем я думала, — нельзя показывать ему свой испуг. Он ведь мог сказать мне что угодно: например, что, когда Джо положили на стол в прозекторской, в руке у него нашли клочок женского платья. Такое тоже могло быть, но я не хотела раньше времени доставлять ему удовольствие.
«Спасибо вам большое», — сказала я.
«Садитесь, мадам», — пригласил он, будто это был его офис.
Я села, и он попросил у меня разрешения закурить. Я сказала, что не боюсь загореться, и он засмеялся, будто это было так уж смешно, но глаза его не смеялись. Он достал трубку, набил ее и зажег, и с того момента, как он сунул ее в зубы, его глаза-сверла ни на секунду не отпускали меня. Даже сквозь дым, который он напустил, они глядели мне в душу, как луч прожектора.
Я начала мигать от этого его взгляда и тут вспомнила, как Вера Донован говорила: «Чушь. Мужья умирают каждый день», — и подумала, что Маколифф мог бы глядеть на Веру до посинения и она бы даже не шевельнула ногой. Это немного успокоило меня, и я села прямо, положив руки на сумку.
Наконец он увидел, что я не собираюсь падать на колени и, заливаясь слезами, сознаваться в убийстве моего мужа. Тогда он вынул трубку изо рта и сказал:
«Вы сказали констеблю, что синяки вам наставил ваш муж, миссис Сент-Джордж».
«Да».
«Что вы сидели на крыльце и смотрели затмение, когда между вами случился спор».
«Да».
«И о чем же вы спорили?»
«О деньгах, — сказала я, — а на самом деле о его пьянстве».
«Но вы сами в тот день купили ему бутылку спиртного, не так ли?»
«Да», — сказала я. Я могла бы что-то добавить, объяснить, но не стала. Маколифф только и ждал, чтобы я начала оправдываться. Оправдания — верный путь в тюрьму.
Наконец он решил нарушить молчание первым:
«После того, как муж напал на вас, вы убежали и пошли на Русский луг смотреть затмение».
«Да».
Внезапно он наклонился вперед и спросил:
«Миссис Сент-Джордж, вы знали, в каком направлении в тот день дул ветер?»
Я подумала: осторожней, Долорес Клэйборн, не попадись. Тут колодцы везде, и этот тип их все знает.
«Нет, — ответила я, — тот день был тихий».
«Ну, разве что бриз», — начал Гаррет, но Маколифф движением руки прервал его, как отрезал.
«Он дул с запада, — сказал он. — Западный ветер, бриз, если вам угодно, семь-девять миль в час. Странно, миссис Сент-Джордж, что при таком ветре вы не услышали с Русского луга криков вашего мужа».
Я секунды три молчала. Дело в том, что я считала до трех, прежде чем отвечать на любой вопрос, чтобы не попасть ни в один из его колодцев. Но он решил, что поймал меня, — он еще больше подался вперед, и глаза его из голубых сделались раскаленно-белыми.
«Ничего удивительного, — сказала я. — Семь миль в час — не так уж много в пасмурный день. К тому же у берега собралось с тысячу лодок, и они гудели. Да и откуда вы знаете, кричал он или нет?»
Он откинулся назад с немного разочарованным видом.
«Это можно предположить, — сказал он. — Мы знаем, что он не умер сразу при падении и оставался в сознании еще какое-то время. Миссис Сент-Джордж, если бы вы упали в колодец и лежали там со сломанными ребрами и разбитой головой, вы стали бы кричать?»
Я посчитала до трех и ответила:
«Это же не я упала в колодец, мистер Маколифф. Это был Джо, и он был пьян».
«Да. Вы купили ему бутылку виски, хотя мне говорили, что вы ссорились с ним из-за этого. Вы купили ему виски, и он напился. Он был очень пьян. Изо рта у него вытекло много крови, и рубашка тоже была в крови. Если сопоставить это с тем, что у него пробиты легкие осколками ребер, то знаете ли вы, что это значит?»
Раз-два-три, мой милый пони.
«Не знаю», — сказала я.
«Это значит, что такого рода повреждения вызваны продолжительными криками о помщи». Да, Энди, он так и сказал — «помщи».
Это был не вопрос, но я все равно сосчитала до трех.
«Так вы думаете, что он звал на помощь?»
«Не думаю, мадам, — сказал он. — Я в этом уверен».
На этот раз я не стала ждать.
«Доктор Маколифф, вы что, считаете, что я его туда столкнула?»
Это на миг выбило его из колеи, и его глаза отпустили меня. Он пыхнул пару раз своей трубкой, а я попыталась угадать, что он мне ответит.
Но вместо него заговорил Гаррет:
«Долорес, никто и думать не может…»
«Погодите, — Маколифф опять прервал его. Я чуть затормозила его паровоз, но с колеи он не сошел и спешил теперь наверстать потерянное расстояние. — Я могу. Видите ли, это моя работа, миссис Сент-Джордж».
«Не зовите меня так, — сказала я. — Раз уж вы обвиняете меня в том, что я столкнула своего мужа в колодец и смотрела сверху, как он зовет на помощь, можете звать меня Долорес».
Это во второй раз заставило его смутиться. Думаю, он не видел такого с окончания медицинского училища.
«Никто вас ни в чем не обвиняет, миссис Сент-Джордж», — сказал он, но в его глазах я прочла — «пока».
«Это хорошо, — сказала я. — Просто глупо думать, что я могла бы его столкнуть. Он был тяжелее меня на пятьдесят фунтов, а может, и больше. Последние годы, да и раньше, он не стеснялся избить любого, кто его задевал. Можете спросить людей, если не верите мне».
Это, конечно, было преувеличение, но на острове и правда сложилось такое мнение, и я вовсе не хотела его оспаривать.
«Никто не говорит, что вы его столкнули, — сказал шотландец. — Но он действительно кричал, быть может, несколько часов, и довольно громко».
Раз-два-три, мой милый пони.
«Теперь вы думаете, что он упал туда случайно, но я слышала его крики и не отозвалась. Так я вас поняла?»
Лицо его говорило «да» и еще говорило, что он взбешен тем, что все идет не по его сценарию. На щеках у него вспыхнул легкий румянец, и я обрадовалась, увидев это. Я хотела, чтобы он взбесился.
«Миссис Сент-Джордж, — снова начал он, — нам будет очень трудно разговаривать, если вы будете заменять мои вопросы своими».
«Но вы же ничего не спросили, доктор Маколифф, — я изумленно выпучила глаза. — Вы сказали, что Джо кричал, вот я и…»
«Ладно, ладно, — сказал он и вытряхнул трубку в медную пепельницу Гаррета так, что она стукнулась о край. Теперь румянец появился у него и на лбу. — Вы слышали, как он кричал, миссис Сент-Джордж?»
Раз-два-три, мой милый пони.
«Джон, по-моему, хватит ее мучить», — опять вмешался Гаррет уже более резко, и будь я проклята, если он не заставил этого чертового шотландца отвлечься. Я чуть не рассмеялась при виде этого.
«Вы согласились на это», — бросил Маколифф.
Бедный старый Гаррет съежился в своем кресле и буркнул:
«Да, но не надо же пережимать».
Маколифф, забыв про него, опять повернулся ко мне, чтобы повторить свой вопрос, но я ему не дала.
«Нет, — твердо сказала я. — Я ничего не слышала, потому что все время тарахтели лодки, и эти дураки кричали, что началось затмение».
Он подождал, не скажу ли я чего-нибудь еще, — старый трюк, — и воцарилось молчание. Мы с ним смотрели друг на друга.
«Ты мне все расскажешь, женщина, — говорили его глаза. — Все, что я захочу… и столько раз, сколько я захочу».
А мои глаза отвечали ему: «Нет, болван. Можешь сверлить меня своими гляделками, сколько тебе влезет, но я не скажу ни слова, пока ты сам не откроешь рот».
Мы просидели так, наверное, целую минуту; я уже ослабла и готова была сказать что-нибудь вроде: «Разве мама не учила вас, что нехорошо так долго смотреть на людей?»
Тут заговорил Гаррет — вернее, его желудок. Это был такой дооооолгий звук.
Маколифф укоризненно посмотрел на него, но Гаррет только достал из кармана ножик и начал чистить ногти. Маколифф в ответ извлек из внутреннего кармана своего шерстяного (это в июле-то!) пиджака записную книжку, посмотрел что-то и сунул ее назад.
«Он пытался вылезти, — объявил он. — Я получил заключение».
Мне в бок будто воткнули вилку, в то место, куда Джо когда-то ударил меня поленом, но я изо всех сил старалась не показать этого.
«Неужели?» — спросила я.
«Да, — подтвердил Маколифф. — Колодец вымощен большими камнями, и на нескольких из них остались кровавые отпечатки. Видимо, он встал на ноги и медленно полез наверх. Это потребовало от него больших усилий».
«Жаль, что он так мучился, — я пыталась говорить спокойно, но чувствовала, что по спине у меня стекает пот — помню, я боялась, что он будет виден у меня на лбу, — Бедный Джо».
«Да, — глаза Маколиффа снова вспыхнули. — Бедный… Джо. Он ведь мог вылезти. Конечно, скорее всего, он бы все равно умер, но он мог вылезти. Что-то ему помешало».
«Что?» — спросила я.
«Ему разбило череп, — голос Маколиффа стал мягким, вкрадчивым. — Мы нашли у его тела большой камень, покрытый его кровью, миссис Сент-Джордж. Кровью вашего мужа. И мы нашли на нем микроскопические частицы фарфора. Знаете, что это значит?»
Раз-два-три…
«Это значит, что Джо разбил свои коронки, — сказала я. — Жаль. Не знаю, как Люсьен Мерсье сможет придать ему приличный вид для церемонии».
Губы Маколиффа приоткрылись, когда я это сказала, и я посмотрела на его зубы. Никаких коронок. Я думала, он улыбнется, но не тут-то было.
«Да, — сказал он. — Да, это фарфор из его коронок. А теперь скажите, миссис Сент-Джордж, как, по-вашему, камень мог попасть в лицо вашему мужу, когда он был на краю колодца?»