— Отец, все хорошо, прогулка пошла мне на пользу, конечно, идем, — я чуть тише пошла, и когда Табита поравнялась со мной, шепнула ей: — не говори никому о нашем разговоре, пожалуйста.
Она вскинула глаза, и тут же быстро мотнула головой, мол, поняла. Она была так напугана, что вряд ли сказала бы кому-то. Да они тут так запуганы этой Лорой, что когда видят меня, воздух в комнате становится зримым — все пылинки замирают от того, что никто не дышит и не двигается, ожидая с ее стороны подвоха.
Отец то и дело пытался дотронуться до меня, приобнять, прижать к себе, пока мы рядом проходили залу, поднимались по лестнице и шли по его крылу — оно было напротив моего. Где сейчас была матушка, чья дочь наконец пришла в сознание, мне было неведомо, но и мне не особо хотелось пересекаться с этой женщиной. В самом конце коридора он открыл дверь ключом, и впустил меня. Я увидела напротив его комнаты чуть заметную прорезь в стене, как и дверь в крыло с кухней. Ладно, это мы проверим потом.
Кабинет — достаточно просторная, как и моя, комната, разделенная столбами, два больших стола перед окном, но чуть повернутых друг к другу. Сидящие за этими столами одним глазом всегда видели дверь, но от окна было достаточно света — оно выходило на запад.
Отец пропустил меня вперед и указал на кресло. Их было два, и между ними стоял невысокий чайный столик. Следом за нами вошла служанка с подносом, расставила чашки, из чайника наполнила их до половины. Сняла с подноса вазочку с выпечкой, вроде рогаликов из песочного печенья, забрала поднос и вышла, закрыв за собой дверь. Я стояла, боясь сделать что-то не так. Но знала, что «спалюсь» достаточно быстро. Лучше поговорить сначала о чем-то общем, глядишь, он сам хоть что-то расскажет и откроет завесу моего прошлого.
Отец проследовал за служанкой и закрыл за ней достаточно массивную дверь. Закрыл на ключ, который положил в карман пиджака. Это была смесь сюртука и обычного пиджака.
— Отец, расскажи, что произошло нового, пока я была без сознания, — я аккуратно присела на край кресла, взяла чашку с чаем, и отпила. Это был травяной чай, но достаточно густой, он пах липой, а еще, по-моему, зверобоем.
— Лора, мы так и не нашли загонщика, что мог рассказать о том, что произошло на охоте. Может быть он испугался и уехал, или заболел, — Боже мой, отец даже не сомневается, что это стечение обстоятельств, и скорее всего, это не опыт, а его личная вера в человека, его доброта и непринятие того факта, что кто-то может желать сейчас нам смерти.
— Отец, я скажу тебе прямо — я, наверное, очень сильно ударилась головой, и не помню многого из того, что было раньше. Но память возвращается, когда мне рассказывают о моей жизни. Но то, что пропал загонщик, думаю, не связано никак с его личной жизнью. Ведь, если бы он боялся, он изначально не признался, что видел что-то, скорее, он пропал по одной причине…
— Какой еще может быть причина, Лора? — он искренне удивлялся моему предположению, как будто знал, что я скажу, мол, его могли украсть инопланетяне.
— Думаю, мистер Дюбар «помог» ему исчезнуть. Что ему грозит за то, что он попытался меня убить? — мне интересно было наблюдать за лицом моего нового отца, потому что оно читалось как книга.
— Ну что ты, Дюбар случайно толкнул тебя — его лошадь погнала от испуга и столкнулась с твоей, ведь вы скакали в паре, и олень выходил на вас. Ты сама настояла быть в этой позиции, Лора, — о Боже, все еще хуже. Даже служанка понимает, что меня хотели убить, а мой отец, похоже, последний розовый пони в обличие человека.
— Что будет Дюбару за то, что он толкнул меня случайно, отец?
— Ты женщина, а охота — место, где мужчина, в первую очередь, обеспечивает безопасность женщины. Каждый мужчина. Он не просто нарушил правила, он грубо ошибся, столкнувшись с тобой, и подверг тебя опасности. С него снимут титул, но оставят на довольствии.
— Довольствие мало?
— Достаточно, чтобы жить и содержать земли, что останутся при нем, но при дворе его больше не будет…
— А он так хотел быть личным советником… Отец, я хочу тебя расстроить — ты слишком добр к людям, и приписываешь им свои качества. Он хотел убить меня, и именно он «убрал» свидетеля.
— Как это «убрал»?
— В лучшем случае, он его запугал, или заплатил, чтобы тот уехал, но, мне кажется, что он его убил, — тяжело мне придется, и, видимо, моя безопасность теперь — мое дело. Потому что, пока наш зефирный папенька поймет как на самом деле устроена жизнь, меня убьют раз шестнадцать. А я снова и снова буду «скакать» по новым телам, и что уж я буду помнить каждый раз — можно только догадываться. Поселят еще жить в кошку, потому что надоем моему Архангелу. Нет, нет, у меня уже есть планы на эту жизнь.
Глава 6
— Лора, я давно знаю мистера Дюбара, и да, он стремится к власти, он хотел прийти к ней через тебя, это известно всем, но пойти на убийство он не способен, — отец говорил серьезно и уверенно. Я не думаю, что он слеп или глуп, но в этой истории столько деталей, что прямо говорят о сути Дюбара.
— Отец, давай вспомним все, чему ты меня учил, может быть, начнем с каких- то законов, или еще чего-то. Я могу в свободное время читать, а потом задавать тебе вопросы, — я хорошо училась, и мечтала стать журналистом, но моя бабушка настаивала на том, чтобы я стала поваром, мол, в хороших ресторанах повара получают заоблачные деньги.
— Давай, дорогая, ты быстро освежишь память, когда прочтешь свои записи, — он взял со стола, что стоял правее, толстую тетрадь в обложке. Она была обтянута кожей.
Это была очень толстая записная книжка, коричневая обложка имела тиснение в виде сложных арабесок и рамки по центру. Книга закрывалась на широкий пояс и застегивалась замочком — в отверстие в поясе полагалось пропустить железный краник и повернуть. Я открыла замок, откинула поясок и раскрыла на середине, где, по всей видимости, были последние записи, и… я поняла, что я не знаю этого языка. Буквы походили на криво построенный забор, который чинили раз триста, или как будто кто-то считал палочками, а потом каждую перечеркивал, или даже группу палочек.
— Что с тобой, Лора? Тебе плохо? Почему ты так тяжело дышишь? — отец поддержал меня под локоть и усадил в кресло. Я взяла чашку, налила из чайника чаю и выпила залпом.
— Мне нужно полежать, я пойду, у меня очень кружится голова, — я встала и он придерживая меня под локоть, проводил в мое крыло. Уже лежа я слышала, как он кричал Сауриту. К горлу поднимался ком — проблем становится все больше и больше. Отцу точно нельзя говорить правду. Да и кто знает, как у них здесь с инквизицией?
— Мисс Лора, как вы, — забежала и сразу села у меня в ногах Саурита.
— Рита, можно я буду называть тебя Рита?
— Да, конечно, мисс Лора.
— Рита, я не прошу у тебя ничего просто так, если нужно, я найду — чем тебе заплатить, но я должна знать — что здесь происходит, где я, и как жить дальше. Рита, я ничего не знаю, — мое отчаяние было сейчас не кстати, но контролировать себя я не могла.
— Вы поклялись мне, мисс Лора, и мне придется поверить вам. Я о таком никогда не слышала, но наш Бог всегда преподносит нам сюрпризы. Может быть, после смерти мы попадаем в новое тело, я сейчас много думала об этом, но никогда не читала в газетах, а там пишут обо всех странностях, что приносит долина Хорма.
— Рита, ты умеешь читать?
— Конечно, и читать, и писать, и танцевать, и управлять лошадью, все то же, что умеете вы, — она встала и привычным жестом опустила голову. — Я ваша компаньонка и служанка, я с вами должна быть до вашего последнего дня, и замуж могу выйти только в доме вашего мужа.
— И ты не против выходить замуж за кого придется?
— Хозяин подберет мне очень хорошего мужа, чтобы вы были в безопасности. И вашего ребенка буду кормить я, — она пощупала мой лоб и намочила в умывальнике полотенце. Положила его мне на голову. — По-моему, у вас снова температура.
— Нет, Рита, не переживай, все хорошо. Видишь, моя тетрадь, возьми ее, и прочитай последнюю запись.
— Вы что, мисс Лора, вы сами никогда не выносили тетради из кабинета, вы говорили, что это государственная тайна. Я не могу читать ее, если узнает ваш отец — меня повесят, — она отскочила от нее как от огня.
— Рита, я не знаю вашего языка…
— Вы же говорите, хоть и странно, что говорите очень спокойно — не орете все время, но я вас понимаю.
— Я не могу писать и читать. Я как ребенок, Рита. Который умеет говорить, но не умеет читать или писать, — я смотрела на нее, словно на последнего человека, оставшегося в мире.
— Я могу учить вас снова — мы вместе учились. У меня остались тетради, их несколько, но мама берегла их, — тут она снова загрустила.
— Рита, мне так жаль, что из-за Лоры ты осталась без родителей, но это была не я, я клялась тебе. Прошу, помоги мне, больше никогда я не сделаю тебе плохого.
— Читать тетрадь я не буду, даже за вашу клятву. Нас учили читать всего несколько месяцев, а вы уже большая, и будете, надеюсь, послушной ученицей.
— У меня нет «несколько месяцев», сестренка, просто нет. Сейчас я притворяюсь больной, но скоро отец позовет меня чтобы поговорить.
— Я научу вас за несколько дней. Переодевайтесь, я принесу ужин, свои тетради, перья, новые листы, и начнем, — она выбежала из комнаты, оставив на кровати пижаму. До вечера было далеко, и чувствовала я себя не очень хорошо, но времени прохлаждаться у нас нет.
Три недели мы учили буквы, цифры, для разминки учили танцы, которые не были похожи ни на что — притопы и прихлопы, проходы. Рита рассказала мне о том, что музыканты играют на множестве инструментов, а балы во дворце проходят каждый сезон — их ждут все горожане, а приглашают туда далеко не всех. За замком были леса, и отец часто приглашал меня на конные прогулки. Первый день был тяжелым и страшным — даже конюх посмотрел на меня внимательнее, когда я подставила табуретку, чтобы залезть на лошадь.