Абсурд, конечно, но я страшно ревновала Нейта к гипотетической женщине, которую даже не встречала и никогда бы не встретила. Ведь если бы она существовала, ей принадлежало бы его сердце, смех, улыбка и тело; он обнимал бы ее по ночам, у них были бы дети…
Как же я ее ненавидела.
— Это значит «нет»? — спросил Грей.
Но он же не поменял данные в медицинской карте…
— Один раз был, — ответила я, проигнорировав изумленный взгляд Нейта.
— Серьезно? — Лайлак вскинул брови.
— Да. — Я улыбнулась. — По крайней мере, так он сказал медперсоналу, чтобы его не выгнали из больницы, пока я лежала в операционной.
Нейт фыркнул:
— О чем мне никогда не дадут забыть.
Грей рассмеялся:
— Потрясающе. А что это за жетон у него на шее? Замотанный изолентой?
Я изогнула бровь и взглянула на Нейта.
Тот окаменел.
— Не знаю, честно, — ответила я, стараясь прикрыть его реакцию на этот вопрос. — Зато знаю, откуда у него этот шрам. — Я взяла его теплую руку и повернула к Грею, показав шрам с тыльной стороны.
— Это должна быть очень глупая история, — взмолился Браун. — Должен же он хоть раз в жизни совершить глупость?
Я усмехнулась:
— Коралл на Фиджи. Я потеряла медальон, он нырнул за ним и порезал руку о коралл.
Я не сразу отпустила руку Нейта. Наши взгляды встретились.
— Дорогой, наверное, был медальон, — заметил Грей. — Кораллы острее ножа.
— Да, — проговорила я, неотрывно глядя на Нейта и вспоминая, как мы занимались любовью, когда я вернулась после плавания с маской. Тело вспыхнуло при одном воспоминании, и, глядя, как потемнели его глаза, я догадалась, что он тоже думает об этих часах и проживает их снова. — Это до сих пор моя любимая вещь, если учесть, что ты подарил мне его дважды: на день рождения и еще раз, когда нашел.
— Он всегда был тебе к лицу, — тихо ответил он. — Я несколько часов выбирал.
Глыба льда, окружавшая мое сердце, не просто оттаяла — она раскололась и рухнула разом. Наша непостижимая связь, благодаря которой мы когда-то встретились, никуда не делась, я все еще ее ощущала. Мы похоронили ее, пытались игнорировать, испепелить, но у нас ничего не вышло. По крайней мере, у меня.
Я поняла, что эта связь всегда будет со мной.
Зашипела рация, и Грей отвлекся на нее. Кажется, его вызывали.
— А есть пикантные истории? Такие, чтобы можно было использовать против него? — спросил Роуз. Во всяком случае, мне казалось, что его зовут Роуз, хотя «Лайлак» я тоже не исключала.
Нейт выгнул бровь.
Я покачала головой.
— Нет, — ответила я, оторвала взгляд от Нейта и улыбнулась Роузу. — Мне жаль вас разочаровывать.
Нейт встал и сам нарушил свое правило тридцати сантиметров, шагнув через проход.
— А он чего-нибудь боится? — спросил Грей, заняв место Нейта. — Пауков? Летучих мышей? Огурцов?
Я рассмеялась над предположением, что Нейт боится огурцов, и покачала головой. Нейт взял рацию. Я знала, чего он боится больше всего на свете, но это была не моя тайна и не мне было ею делиться. Судя по тому, что я видела, ему не светило стать похожим на отца.
— Наварро, — ответил он так тихо, что я едва расслышала это слово за абсурдными предположениями, которые продолжали лететь со всех сторон: может, он боится кошек? Объятий? Змей? Он ничего этого не боялся, поэтому я не отвечала.
— Наварро? — прошептала я. Нейт расправил плечи и кивал в ответ на то, что ему говорили, но его речь затерялась в гуле голосов.
— Его позывной, — тихо пояснил Грей. — Фишка с цветами для вас, чтобы вы не знали наши настоящие фамилии. А наши личные позывные нужны, чтобы понять, кто вызывает.
Наварро. Почва ушла у меня из-под ног.
Возлюбленный Изабо, который из-за проклятья мог видеть ее лишь на рассвете и закате. Обреченный любить ее, но никогда не прикасаться к ней. Никогда ее не обнимать. Никогда не жить вместе по-настоящему.
— С вами все хорошо? — спросил Грей.
Я кивнула.
Видимо, Нейт тоже не смог разрубить нашу связь.
Глава двадцатаяНатаниэль
Такома, Вашингтон
Июнь 2017 года
— Не станешь же ты отговаривать меня от поездки за три часа до рейса? — буркнул я с пассажирского сиденья пикапа Торреса.
Мы мчались в аэропорт. Мчались, потому что перед вылетом друг уговорил меня сходить на тренировку.
— Еще чего. — Он покосился на меня, затем подрезал внедорожник и перестроился через три полосы. — Я видел, сколько стоили билеты. — Торрес нахмурился.
— Но ты же хочешь что-то возразить. Давай, я жду твоего «да, но…».
Торрес резко свернул с трассы, и меня качнуло в сторону. Я уже жалел, что не поехал на своем пикапе: лучше бы оставил его в аэропорту на платной парковке.
— Ты понимаешь, как нам обоим повезло пройти отбор? — На светофоре друг ударил по тормозам.
Я действительно каким-то чудом прошел психиатрическую экспертизу. Но я уже давно смекнул: надо просто говорить то, что врачи хотят услышать.
— Понимаю.
Мы девять месяцев тренировались в Северной Каролине для последующего отбора в спецназ, и оба прошли. Кроме нас, взяли Роуэлла и еще одного парня из нашего подразделения, Пирсона. В этом не было ничего удивительного: в последние полтора года мы вчетвером непрерывно тренировались, а когда не тренировались, участвовали в военных действиях.
Это был адский труд, но я ни о чем не жалел.
Для Пирсона спецназ был пределом мечтаний, но для нас с Торресом и Роуэллом — всего лишь очередным этапом. Давным-давно, еще когда мы с Иззи летели в том самолете, я решил, что было бы здорово попасть в спецназ; теперь мечта стала реальностью. Я отлично делал свою работу и не скрывал, что хочу стать лучшим.
— И ты решил уехать на Фиджи, зная, что на подготовку к переводу в Брэгг остается всего пара недель?
Загорелся зеленый, и Торрес свернул на дорогу к аэропорту.
— Мы с Иззи планировали эту поездку несколько лет, — ответил я и поморщился: в моем голосе сквозила обида. — И я не собираюсь задерживаться в увольнительной. Вернусь как раз к отправке в Брэгг.
Мы с Изабо не виделись с маминых похорон, то есть уже полгода, и расстались, так ни о чем толком и не договорившись. Ночь мы провели вместе, но не обсуждали ни мою маму, ни наше будущее — точнее, его отсутствие; ничего, что имело значение за пределами гостиничного номера. Когда я уходил, Иззи спала и казалась такой счастливой; красивые длинные ноги запутались в смятых простынях, и я предпочел не будить ее, чтобы избежать неловкого прощания.
С тех пор я ни на секунду не забывал о той ночи. Я видел ее во снах.
А слова ее матери, недовольной, что дочь опять «гоняется за своим солдатиком», снились мне в кошмарах. Я понимал, что Иззи мне не пара, но одно дело — знать об этом, и совсем другое — услышать из уст ее матери.
— Надеюсь, так и будет. Мы договорились пойти в спецназ вместе. — Торрес снова покосился на меня.
— Ну да, ну да. — Я покачал головой. Торрес был моим другом, и я полагался на него на все сто, но в последнее время он меня достал. А может, я просто не мог думать ни о чем, кроме Иззи. — Я все помню. Сначала подразделение «Кью», а следом «Дельта».
— Будет круто, обещаю. — Он просиял. — Мой старик будет скакать от счастья, что я пошел по его стопам.
Я невольно улыбнулся. Торрес сам был готов скакать от счастья.
— А твоя подружка-не-подружка в курсе? — спросил он, когда мы подъехали к зоне вылета.
Сердце екнуло. Я вышел из кабины, захлопнул переднюю дверь и открыл заднюю, чтобы забрать свои чемоданы.
— Ты же ей сказал? — Его лицо выражало осуждение и беспокойство. — Насколько я знаю Иззи, она захочет какой-то уверенности в будущем, она же только что закончила юрфак…
— Я ей скажу.
Я взвалил рюкзак на плечо и затащил чемодан на тротуар.
— А она знает, где ты пропадал эти несколько месяцев?
Я поморщился:
— Я не стал объяснять.
— Но ты же сказал, что вернулся?
— Я… отправил письмо пару недель назад, хотел подтвердить, что поездка в силе.
Все, что я должен был ей объяснить, можно было сообщить только лично, а мы не могли встретиться лицом к лицу.
— То есть ты серьезно сейчас планируешь сесть на самолет, надеясь, что за последние полгода она никого не встретила и прибежит к тебе в аэропорт Лос-Анджелеса как ни в чем не бывало?
— Ну да.
Она же сказала, что приедет; правда, письмо было очень кратким, но я решил, что это естественно, ведь Иззи сдавала экзамены… Впрочем, я все равно боялся, что она передумает. Мы купили билеты в январе, я оплатил отель, но возможные финансовые потери меня не волновали; куда больше я беспокоился, не испортил ли наши отношения своим поступком полугодовой давности и тем, что не смог удержать руки при себе.
— Ясно. — Торрес опустил очки и посмотрел на меня поверх оправы. — Вся эта ваша игра в «ни туда — ни сюда» рано или поздно вам аукнется.
— Знаю, — со вздохом ответил я. — Но до тех пор не собираюсь портить единственное хорошее, что есть у меня в жизни.
— А как же спецназ? Это ж чудо как хорошо. — И он улыбнулся.
— Точно. Чудо как хорошо, Торрес. Спасибо, что подбросил. — Я надвинул на лоб кепку с эмблемой «Сент-Луис блюз» и захлопнул дверь.
Пять часов спустя в аэропорту Лос-Анджелеса я стоял у выхода на посадку на рейс 4482, направлявшийся в Нанди, Фиджи. Я нервно притоптывал ногой и с каждой минутой сильнее нервничал. Я снова проверил посадочный талон и убедился, что не перепутал выходы. Не перепутал.
Но Иззи нигде не было.
Я взял телефон и подумал, не позвонить ли ей. Но если я узнаю, что она не приедет, какая разница, когда это произойдет — сейчас или через пятнадцать минут? Я продолжал себя обманывать. От страха кровь стыла в жилах.
За последние несколько месяцев наши письма друг другу становились все короче.
В промежутке между моим возвращением с фронта и отбытием в тренировочный лагерь спецназа мы почти не созванивались.