Она имела право передумать, начать ходить на свидания, влюбиться в другого, наконец. Господь свидетель, будь Иззи моей девушкой, на полном серьезе моей, я бы не захотел, чтобы она летела на Фиджи на неделю с каким-то парнем.
Шли минуты; бортпроводник обратился к пассажирам в отпускных нарядах, в гавайских рубашках и шортах с карманами, и велел им готовиться к посадке.
Сначала вызвали пассажиров с правом первоочередной посадки. Я встал, взвалил рюкзак на плечо и окинул взглядом зону ожидания, высматривая белокурую голову и ясные карие глаза.
Потом бортпроводник вызвал нас.
Черт, подумал я. Неужели это на самом деле происходит?
Но время еще оставалось, а Иззи была не из тех, кто исчезал без предупреждения. Она бы позвонила. Написала. Прислала бы почтового голубя и сообщила, что злится на меня или не может улететь по какой-нибудь другой причине.
Я встал в очередь, просканировал билет в турникете у выхода и зашел в рукав. Сердце гулко стучало с каждым шагом. Когда я нашел свое место и увидел ее пустое кресло рядом, стук затмил собой все вокруг и превратился в глухой шум в ушах.
Я занял место у окна, потому что она не любила сидеть у окна после авиакатастрофы, и сделал единственное, что мог, — стал ждать. Подняв шторку иллюминатора, выглянул на летное поле и попытался отвлечься. Ничего не вышло; тогда я достал книгу и маркер. «Поправка-22».
Что же делать? Сойти с самолета? Или лететь на Фиджи одному? А может, сесть на первый рейс до Вашингтона и умолять ее со мной поговорить?
Тут меня окутал аромат духов «Шанель», словно объятия возлюбленной, и я улыбнулся.
— Еще чуть-чуть — и ага, — выпалила Иззи, и я развернулся к ней.
Эти слова — первые, которые я ей сказал, и было это в другом самолете, гораздо меньше этого. Ее глаза покраснели и опухли, как будто она плакала, но несколько часов назад перестала. С ясной улыбкой она плюхнулась на свое место.
— Рейс из Вашингтона задержали.
— Привет, Иззи.
Я пожирал ее взглядом. Она стянула волосы в небрежный пучок, несколько медово-золотистых прядей выбились и падали на лицо, изгиб мягких губ манил. Хотелось потянуться через подлокотник и ее поцеловать. Я даже не думал, что так сильно по ней соскучился.
— Привет, Нейт, — тихо ответила она и вгляделась в мое лицо, будто высматривая на нем новые шрамы и увечья. Но их не было.
— Ты плакала. — В груди завязался узел.
Она кивнула.
— Хочешь рассказать?
Пусть только сообщит, кого нужно прикончить, и я убью этого подонка за секунду.
— Я порвала с человеком, который мне нравился. — Иззи пожала плечами. — Потому что, если бы я уехала с тобой, это было бы непорядочно по отношению к нему. Я ни о чем не жалею. Я поступила правильно. — Она пристегнулась, взяла меня за руку, и мы переплели пальцы.
От мысли, что причиной ее страданий был я, стало трудно дышать, но едва она коснулась меня, я словно вернулся домой.
— Иззи, — прошептал я; слов не хватало, боль поселилась в груди. Я готов был сделать что угодно, лишь бы она не мучилась, даже если для этого пришлось бы отойти в сторону. — Зря ты это сделала. И тебе необязательно лететь. Ты еще можешь уйти, я все пойму.
— Но я должна была с ним порвать. — Она вздохнула, отклонилась назад, повернулась ко мне и опустила щеку на подголовник. — Потому что, как бы он мне ни нравился, я лучше проведу неделю с тобой, чем целую жизнь с ним. Мы оба заслуживали лучшего.
Я задумался об отношениях, которые сам недавно оборвал, потому что приближалась встреча с Иззи или потому что понял: никто и ничто не подарит мне того блаженства, какое я испытывал рядом с ней.
— Да, я понимаю. — Боль в груди заполонила собой все. Я взял Иззи за руку и поцеловал мягкую кисть. Она ни о чем не пожалеет, подумал я. Обязательно сделаю так, чтобы она ни о чем не пожалела.* * *
Через двадцать четыре часа мы уже гуляли по пустынному пляжу. У ног плескалась вода. Мы прилетели, пересели на другой самолет, снова полетели и наконец отключились в бунгало, которое стояло прямо над водой и обошлось мне в такую сумму, что даже не хотелось об этом вспоминать.
Впервые за много лет я крепко проспал всю ночь и, проснувшись рядом с Иззи, стал смотреть, как мерно вздымается и опускается ее грудь. Я будто очутился в раю.
А может, рай был здесь, на берегу, где она стояла в летнем сарафане, смотрела на воду и улыбалась, а солнце целовало ее обнаженные плечи.
— Какие планы на следующий год? — спросила Иззи.
— Мы не пробыли здесь и дня, а ты уже спрашиваешь про следующий год? — Я сунул руку в карман и потеребил коробочку, которую привез с собой. — А я только хотел взять скутер напрокат или подняться на гору.
Она убрала за ухо выбившуюся прядь волос и улыбнулась:
— Люблю строить планы. Мы целых два года мечтали приехать сюда. Бог знает, через сколько лет еще раз куда-то вместе выберемся.
— Ты права. — Я огляделся. Остров был прекрасен: цвет буйных зеленых зарослей, бледного песка и лазурной воды не передавала ни одна фотография. — Мне до сих пор не верится, что мы здесь.
— Мне тоже. — Ее взгляд скользнул по моей груди, в глазах загорелся огонь.
Я пожалел, что мы не остались в бунгало. Впрочем, я не хотел делать поспешных выводов. Если понадобится, готов был держать руки в карманах хоть всю неделю. Иззи нахмурилась, подошла ближе и остановила меня:
— Что это? — Она провела пальцем по шраму, умело скрытому татуировкой.
Так и знал, что она заметит. От Иззи ничего не скрыть. Даже если она не задавала вопросов и не говорила на темы, которые я не хотел обсуждать, даже если не разнюхивала — все равно все подмечала.
— Да так, ерунда, — заверил я ее.
Иззи приподняла бровь и бросила на меня резкий взгляд.
— Шрапнель. — Я пожал плечами. — Сразу после того, как я вернулся с маминых… — Я сглотнул комок в горле. Ее глаза искали встречи с моими. — Ерунда, правда. Четыре шва да курс антибиотиков.
Она выпятила губы, опустила руку и провела большим пальцем по шраму:
— Кажется, что всякий раз, когда мы видимся, шрамов все больше.
— Так и есть.
— И по-твоему, это нормально?
Иззи убрала руку. Ее лицо погрустнело.
— Работа такая.
Если благодаря тому, чем я занимался в Афганистане, она могла спокойно спать по ночам, значит все не зря.
Она отвела взгляд, и у меня ухнуло в животе.
— Сколько лет нужно прослужить в армии, чтобы накопить на колледж?
— О, я уже не планирую поступать. — Я пожалел о своих словах, как только они слетели с языка. — Кстати, раз уж мы заговорили об учебе… — Я достал из кармана коробочку. — Кажется, я не поздравил тебя с окончанием юрфака.
Я протянул ей бархатную коробочку, Иззи округлила глаза:
— Нейт…
— Возьми, пожалуйста. Она не кусается, — усмехнулся я.
— Не надо. — Иззи гневно посмотрела на меня, потом перевела взгляд на подарок.
— Что не надо? Покупать тебе подарки? — Я потряс коробочкой перед ее маленьким изящным носиком. — А на что еще мне тратить огромные надбавки за риск?
— Не надо сверкать своей ямочкой, меня этим не проведешь! — Она нахмурила лоб, и на нем залегли две милые маленькие морщинки.
— То есть, по-твоему, я манипулирую тобой с помощью ямочки на щеке? — Черт, надо чаще прибегать к этому средству. Но для этого нам надо чаще видеться.
— Хватит уходить от темы. Что там? — Она указала на коробочку.
— Открой и узнаешь. — Я улыбался во весь рот.
— Просто понимаешь, Нейт, — она резко вдохнула, — это очень маленькая бархатная коробочка. А мы с тобой так толком и не договорились насчет определения наших отношений, и я не против, но… Если в этой коробочке тот самый подарок, я должна быть готова, и, вообще-то, я бы могла обратить все в шутку, но мы на Фиджи, на пляже, и…
Я рассмеялся:
— Расслабься, Из. Это не кольцо. Я не стал бы так с тобой поступать.
— А, ну слава богу. — Иззи с облегчением опустила плечи. — Погоди. — Она подняла голову и снова посмотрела на меня. — Что значит «я не стал бы так с тобой поступать»?
Я склонил голову набок и попытался сдержать улыбку:
— Ты устраиваешь допрос с пристрастием всем, кто дарит тебе подарки? Это значит, что я не стал бы дарить тебе кольцо и требовать, чтобы ты отказалась от всего, ради чего так много трудилась, — я бы дал нам шанс сперва построить отношения. Это, как минимум, к тебе несправедливо.
Вдобавок я даже не знал, согласится ли она. Иззи, конечно, никогда бы в этом не призналась, но ей важно заслужить одобрение родителей, — думаю, она могла даже этого не осознавать, это было безотчетное стремление, а я далеко не идеальный кандидат на роль мужа их дочери. У меня же не было ни трастового фонда, ни политических связей.
— А.
Это было уже другое «а», и я не мог понять, хорошо это или плохо.
— Подарок, Иззи. Подарок. — Я встряхнул коробочку.
— Спасибо.
Она вырвала ее у меня из рук, а я попытался запомнить этот момент. Волнение в ее глазах, то, как она закусила нижнюю губу и от предвкушения слегка подпрыгивала на цыпочках…
Накатила волна смятенных чувств. Как можно так сильно нуждаться в женщине и так редко с ней видеться? Иззи была для меня всем миром, но при этом мы с ней существовали в совершенно разных вселенных.
Она открыла коробочку, ахнула и потрясенно посмотрела на меня:
— Нейт, не надо было…
И я опять заулыбался. Кажется, рядом с ней я никогда не переставал улыбаться.
— Еще как надо. Я очень тобой горжусь.
— Представляю, сколько это стоило. — Она достала бриллиантовые гвоздики, которые я заказал в том самом магазине с голубыми коробочками. — Подержишь? — Она протянула коробочку мне.
Я кивнул, а Иззи сняла сережки, сложила в коробочку, а надела подаренные мной.
— Я пока уберу к себе, — сказал я и сунул коробочку в карман.
— Ну как они? — Она повернула голову. Бриллианты искрились на солнце.