Ира умерла, когда Свете исполнилось пять лет. На следующий день после ее дня рождения, как специально дожидалась. Брат до рвоты рыдал на Ириных похоронах и тогда же впервые сказал матери: мам, мы уедем. «Куда? — удивилась женщина. — Зачем?» «Куда-нибудь, — сказал сын. — И Свету заберем. Давай опекунство на меня оформим. Или на Женю». «От себя не убежишь, — сказала Любовь Николаевна. — Но попробовать, конечно, можешь. А внучка останется со мной».
Дядя Светы сейчас живет в Канаде. С Женей он развелся, сейчас женат вторым браком на тамошней украинке, вроде всем доволен, но о своей жизни подробно не рассказывает. Любовь Николаевна при всех нечастых контактах ему говорит: «Как бы ни обернулось, помни, что здесь тебя всегда ждут». Он всегда благодарит, но в гости не приглашает. И сам в Россию ни разу после отъезда не приезжал.
Я представила себе, в каком состоянии находилась сидящая сейчас передо мной женщина меньше десяти лет назад, и мне стало отчетливо нехорошо. Но теперь-то они обе — и бабушка, и внучка — бодры, энергичны, жизнелюбивы. Живут открытым домом. Как это у них получилось? Ведь люди начинают жалеть себя, уходят в депрессию, ломаются и от гораздо меньшего количества несчастий.
— Вы когда-то посещали психолога? — спросила я.
— Нет, это у меня первый раз, — простодушно ответила Любовь Николаевна. — Мне лор посоветовала, когда Света у нее ухо лечила. Сходите, говорит, побеседуйте, раз уж вы одна внучку воспитываете, вреда не будет.
Что я могла ей посоветовать, если она сама, своими силами, имея на руках только что осиротевшего ребенка, справилась… вот с таким? Но как именно? Имею ли я право спросить? Я решила, что имею (плох тот психолог, который не хочет узнать что-то новое или думает, что это новое можно узнать только в профессиональном сообществе). И спросила. Любовь Николаевна сразу поняла, о чем я спрашиваю, и… обрадовалась.
Почему обрадовалась и что именно она мне рассказала, я, в свою очередь, расскажу читателям в следующей истории.
Методика «радость»: окончание
Предыдущая история была не совсем загадка, а скорее подход к полноценной методике, которую придумала немолодая женщина, не имеющая никакого отношения к психологии (она и психологов-то до встречи со мной живьем не видела) и оказавшаяся в трудной жизненной ситуации.
Признаюсь сразу: прежде чем вынести данную методику на широкую читательскую аудиторию, я ее проверила. Разумеется, на своих знакомых и клиентах. Все без исключения, от кого я сумела получить обратную связь, дали ее с положительным знаком: «удивительно, но действительно помогает», «стало легче», «отвлекся от проблем», «сумел двинуться дальше», «черт побери, даже записать захотелось», «странно, но оно работает». Конечно, тут можно возразить: те, кому не помогло, просто НИКАКОЙ обратной связи не дали. С возражением согласна, вполне может быть. Но ведь в психологии нет и не может быть аналогов таблетки аспирина — действует на всех и одинаково. Любая, самая официальная, популярная и признанная психологическим сообществом методика кому-то помогает, а кому-то — нет. Эта методика некоторым однозначно помогает. И я вам сейчас о ней расскажу. Пусть она будет в активе наших читателей.
Итак, возвращаемся к Любови Николаевне. Почти последовательно, после тяжелых продолжительных заболеваний скончались ее муж и дочь. Пятилетняя внучка осталась сиротой на попечении бабушки.
После кончины Иры Любовь Николаевна сочла нужным все-таки сообщить об этом отцу девочки (пока Ира была жива, она запрещала матери с ним связываться). Тот приехал («Хотел на месте убедиться». Интересно, в чем?), встретился с дочкой, немного подумал и сказал буквально следующее (Любовь Николаевна изобразила мне эту сцену в лицах): «Я человек занятой, не слишком обеспеченный и обремененный многими обязательствами. Собираюсь учить старшего сына за границей, так что сами понимаете: на многое рассчитывать вам не приходится. Но я готов несколько материально участвовать в случае, если мне будет обеспечен периодический доступ к ребенку на моих условиях».
— Вот ей-богу, так и сказал! — Любовь Николаевна даже перекрестилась. — Периодический доступ на условиях. Именно так моя Ирочка с ним когда-то и встречалась…
— А вы?
— Я ему показала, где дверь.
Но сил жить не было совсем. Где их взять? Маленькая Света каждый день спрашивала: а когда мама из больницы придет? (Иру перед смертью госпитализировали.)
— Никогда, мама умерла, — отвечала бабушка. — Ее похоронили.
— А, ну тогда, значит, завтра, — покладисто соглашалась девочка, чтобы завтра задать тот же вопрос.
Вспомнив, что она крещеная, Любовь Николаевна отправилась за поддержкой в церковь. С бьющимся в виске вопросом: за что?! Представительный священник доброжелательно поговорил с горько плачущей женщиной, сказал, что Господь милостив и его пути неисповедимы, посоветовал больше молиться и не допускать уныния.
Молитвы не помогали, уныние захлестывало, как холодная душная волна. Участковый врач, которая была в курсе семейных несчастий Любовь Николаевны, выписала ей какие-то таблетки. Таблетки помогали — «ходишь как мешком по голове ударенная, но вроде и ничего, почти не болит». Ничего — это если бы она жила одна. В конце концов, все главное в ее жизни уже как бы случилось, можно было бы как-нибудь потихонечку… Но рядом с ней была пятилетняя одинокая Света, которой надо было расти, радоваться, развиваться…
«Ты должна жить ради внучки!» — говорили ей ну абсолютно все окружающие. Она и жила. Мыла, стирала, готовила, ходила на работу, даже телевизор по вечерам смотрела. Но разве это жизнь?
Подружка подсунула какую-то книжку в мягкой обложке из тех, которые «мы научим вас жить правильно и счастливо». Там было написано: оглянитесь вокруг, ваши несчастья не сделали весь мир черным, вокруг вас много радости, если вам нечему радоваться в своей жизни, порадуйтесь за других. Любови Николаевне (до сих пор она никогда таких книжек не читала) показалось, что это очень умная и глубокая мысль, она ведь и правда за своими несчастьями почти перестала замечать окружающее и им интересоваться. Пригляделась и увидела, что в книжке написана чистая правда: вот по двору идут счастливые мать с дочкой и по очереди кусают мороженое (а ее Света уже никогда с матерью за руку не пройдет), вот сидят на скамейке два старичка и улыбаются друг другу (а ее муж уже никогда ей не улыбнется), вот веселая молодая семья — мама, папа, я — покупает воздушный шарик ребенку, а вот мальчик-подросток серьезно обсуждает с отцом припаркованную у тротуара красную гоночную машину…
А-а-а! Так плохо ей, пожалуй что, еще ни разу не было. Усиливалась ситуация тем, что Любовь Николаевна еще и испытывала жуткое чувство вины: кто ж я сама такая, если чужой радости не просто порадоваться не могу, но и готова хороших людей за их счастье возненавидеть!
Теперь уже точно нельзя было «оставить все как есть». Любовь Николаевна вплотную задумалась. Идея о радости, существующей в мире единомоментно с ее несчастьями, все-таки прочно поселилась в ее голове. И вот однажды она услышала, как маленькая Света с кем-то разговаривает, сидя в своей кроватке.
— С кем это ты там беседуешь? — спросила бабушка.
— С подружкой, — ответила внучка.
— С какой еще подружкой? Никого же нет!
— А я ее придумала, чтоб мне не грустно было, — улыбнулась девочка.
И тут бабушку посетила идея. Этап ее несчастий, те моменты, когда ей особенно плохо и совсем не хочется жить, где-то для кого-то, несомненно, — миг удачи, пронзительного счастья, свершения мечты. Она («редиска — нехороший человек!») не может радоваться за реальных счастливых людей, которых видит вокруг себя. Но она же может радоваться за придуманных! Если уж пятилетняя внучка способна придумать себе подружку и спасаться от грусти беседой с ней, то уж она-то, немолодая и опытная…
Любовь Николаевна не привыкла откладывать дела в долгий ящик. Тренироваться она начала прямо в тот же вечер, прочитав Свете сказку на ночь и убедившись, что девочка спокойно уснула.
Одинокий вечер на хрущевской кухне, чай с сушками, городская темень за окном. В этот же час, миг… Кто?
В тот вечер она придумала себе юную пару. Наконец-то родители уехали на дачу, и она впервые согласилась прийти к нему, вместе посмотреть фильм. Он мечется по квартире, надевает чистую футболку, потом меняет ее на рубашку, поднимает воротник, смотрится в зеркало, приглаживает, а потом, наоборот, взъерошивает волосы, смотрит, что есть в холодильнике, ставит на стол купленные для нее цветы, рядом — бутылку вина, потом прячет и то и другое: цветы надо подарить, а вино… не слишком ли вульгарно? Все-таки они еще школьники. Решает, что он предложит; если она согласится — достанет. Жалеет, что не купил свечей, — он что-то такое видел по телевизору. Застилает свою кровать чистым бельем. Сверху — клетчатый плед. Дрожат руки. Что ты себе придумал, идиот?!! Бросает взгляд на часы. Она опаздывает! Может быть, вообще не придет? Просто посмеялась?! Или ее не пустили родители? Или она шла, упала и сломала ногу, а ее телефон разбился? Ее везут в больницу?! Он уже готов куда-то бежать, но тут — звонок в дверь, он хватает букет, роняя тапки, бежит к двери, открывает ее. На пороге она, глаза обоих сияют, и не надо слов…
Она как будто побывала там, в этой неприметной хрущевке, где в тот вечер вершилась первая любовь. Слезы сами собой текли по ее щекам, но впервые за много месяцев (если не лет) это были слезы не горя, но — радости. Она от души радовалась за них, за этих выдуманных ею мальчика и девочку. И радовалась за себя и Свету, потому что чувствовала: нашла источник, из которого теперь можно черпать, когда понадобится.
И она черпала. Придумывала себе бедного человека, неожиданно выигравшего в лотерею (он сначала никак не может в это поверить, а потом начинает придумывать, что себе купит), и богатую старушку, счастливо отыскавшую пропавших родственников (она так боялась умереть в одиночестве, а теперь ей это не грозит). Детдомовскую сироту, за которой приехала обманом потерявшая ее мать. Трехногую собаку, внезапно обретшую любящего хозяина. Художника, закончившего свою главную картину и понявшего это. Бизнесмена, заключившего невероятно выгодную сделку. Певца, который своей песней заставил плакать многотысячный зал…