Глава девятаяДЕРЖИ КАРМАН ШИРЕ
Пришло время делить первую выручку. Шибаев предложил встретиться дома у Гриши Голубя — посидим, поговорим, поиграем в шахматы, а то собираемся на комбинате, как правительственная комиссия. Дал его телефон Ирме и наказал, чтобы она позвонила в десять вечера со словами: «Это квартира Голубя? Нам известно, что Роман Захарович Шибаев в настоящее время у вас в гостях. Это из горкома дежурная». Гриша обязательно спросит, зачем Шибаев понадобился горкому в такой поздний час. Ирма должна не растеряться и пояснить, что он является членом штаба гражданской обороны, а остальное вас не касается. Гриша очень не любит раскрывать свои связи и знакомства, в некоторых отдельных случаях, хотя в других отдельных наоборот афиширует.
Приехали с Васей к восьми вечера, чинненько одетые, при галстуках, едва переступив порог, согнулись в три погибели. Раньше люди при входе крестились на образа, а сейчас только поклоны бьют. Сшибаясь задами, будто в поисках грибов, гости разулись, выпрямились со свекольными физиономиями и в одних носках бодро приветствовали хозяина. Он стоял без всякого парада, в спортивном трико, выжидая, когда они стряхнут заразу с улицы, затем провел их в кабинет и закрыл дверь. Вася пронес туда небольшой чемоданчик с окованными углами.
— Где твоя хозяйка? — поинтересовался Шибаев слегка сквозь зубы.
Интерес его повис в воздухе.
— Будем рады знакомству, — добавил Вася, озираясь на стену из книг. — На сколько тут тысяч всего?
— Библиотека, Василий Иванович, исчисляется в томах, а не в рублях, — холодно пояснил Григорий Карлович.
Интересно, потянет ли на сто тысяч вот такой склад?
Журнальный столик сияет полировкой, на нем одиноко стоит хрустальная ваза и ни хрена больше, ни выпивки, ни закуски. Правда, в вазе цветок. Васю, что ли, встречать?
Гости сели в кресла, косясь поочередно на книги, на люстру, на телевизор.
— Цветной? — спросил Вася. — Который день из ремонта?
А Шибаев пристал к Голубю — почему ты не хочешь нам показать жену? Его заело, встречать гостей должна хозяйка. Гриша в лыжном костюме — тоже хамство. Шибаев распустил галстук, смотал его рулеткой и сунул в карман. Напрасно он разулся у порога, разнес бы грязь по всему паркету.
— Жена подрабатывает репетиторством, готовит в консерваторию, сейчас у нее урок. Но если бы она была дома, я попросил бы ее не мешать, у нас деловая встреча, не так ли?
— Брось, — махнул рукой Шибаев, — ты нас не считаешь за людей, вот и все объяснение.
— Я, конечно, дико извиняюсь, — вступил в разговор Вася, — но зачем детей силком гонять в музыкальную школу?
— А что, лучше пусть они через форточки совершают квартирные кражи?
Вася и глазом не моргнул — и то лучше, он убежден.
— Я своего не гонял, даже в школу не заставлял ходить, а сейчас он в Москве, Эдик.
— В Англии, Василий Иванович, родители несут уголовную ответственность за то, что не обеспечивают посещение школы их детьми.
— Безобра-азия! — возмутился Вася. — Я думал, только у нас срока мотают ни за что.
— За первое непосещение штраф десять фунтов стерлингов, на наш курс, примерно, рублей двадцать. А при повторном, в два раза больше. Одна из самых цивилизованных стран.
— Когда мой Эдик школу кончал, мы с ним в забегаловку вместе ходили, и ничего! — радовался Вася. — В Москве Эдик сумасшедший конкурс прошел.
— В Англии, между прочим, за появление на улице пьяного с ребенком до семи лет дают месяц тюрьмы.
— Ну-у, у нас тогда тюрем не хватит. Ведь как у нас? Пойду с дитем погуляю. За ручку его — и в «Голубой Дунай», дитё у меня как прикрытие.
— За продажу сигарет молодежи до шестнадцати лет штраф сто фунтов стерлингов — рублей двести, а то и побольше.
— Дикари, одно слов. Прогнивший капитализм.
Шибаев не деликатничал и прямо потребовал выставить выпивку и закуску.
— Ты русский или не русский? — пристал он.
— Не все русские пьют, как ты.
— Опять вы как кошка с собакой, — вмешался Вася. — Как люди не можете.
— Ты видишь, как он нас встретил! — возмутился Шибаев. — Пустой стол, и на нем тюльпанчик. А мы ему чемодан принесли, посидеть пришли. Может, потащим этого жлоба в ресторан?
— Я приглашаю, — солидно сказал Вася. Оба, конечно, настроились выпить по случаю первого дележа.
— Нет проблем, что вы так волнуетесь? — отозвался Гриша спокойно.
Он переставил вазу, журнальный стол раздвинул, приподнял и превратил его в обычный обеденный. Затем раскрыл пузатый бар и начал выставлять бутылки, да какие, одна другой краше, у гостей слюна вожжой — коньяк, водка, шампуза, век бы ее не видеть, и пиво не здешнее, чешское как минимум.
Выпросили. Однако досада у Шибаева не прошла. Если бы к нему Голубь домой пожаловал, он бы выстроил перед ним весь дом и весь двор, начиная с Тарзана, хотя никакой особенной любви к Грише у Шибаева нет — просто так полагается. Какого черта! Между тем Гриша выставил фужеры, рюмки, достал крахмальную салфетку, с хрустом начал протирать посуду, потребовал, чтобы Вася расставил все на свой вкус, а сам вышел и через минуту не вошел, а въехал — двухэтажная каталка, сверкающая никелем, и понаставлено на ней всякой всячины — и черная икра, и красная икра, овальные ломтики сервелата, кубики масла, пластинки мяса, карбонат, тут тебе горчица, тут тебе и хрен, — уважил Григорий Карлович. Сразу гости отошли, оттаяли.
Выпили по первой. Вася почувствовал себя человеком. Выпили по второй, но уже без Гриши, у него сегодня хронический холецистит, а в прошлый раз была язва двенадцатиперстной кишки.
— Прошу извинить, но я хочу, чтобы потом можно было говорить: черную икру ложкой ел. — Вася взял столовую ложку и полез в вазочку с икрой.
— Когда это потом, в зоне? — спросил Шибаев.
Вася черпанул из вазочки в рот, пожевал-пожевал и на пол вокруг себя посмотрел, нельзя ли сплюнуть — голимая соль!
— Василий Иванович, надо взять хлеб, намазать маслом, потом икру, и всего понемногу.
Лучше поздно, чем никогда. Вася заел маслом, запил пивом чешским, тоже пена одна, зато теперь может хвастать, имеет право, но есть ложками его не заставишь. От пива он захмелел и вышел на свою любимую тему: а что можно купить на сто тысяч?
— Свободу, — ответил Голубь.
— Сначала заработай себе тюрьму, — сказал Шибаев, — а потом купишь свободу. За первый квартал цех выделки не оправдал наших надежд.
— Мы с Мишей так и думали, — важно сказал Голубь.
— Они «думали»! — фыркнул Шибаев. — А мы делали!
Вася, чуя снова схватку, настойчиво попытался завладеть вниманием Григория Карловича.
— А скажите, можно ли купить жизнь?
— Купить нельзя.
— Но продать можно, — подсказал Шибаев.
Вася пожал плечами — если есть продавец, значит, должен быть покупатель? Он попытался углубить вопрос, но его перебил Шибаев:
— Как там Миша поживает в столице?
— Миша везде устроится, у него божий дар общения.
— Он мне обещал помочь.
— Миша слову хозяин.
— Однако до сих пор ничего не сделал! — грубее сказал Шибаев.
— Значит, уважительная причина. Он мне звонил, сказал, что тебе надо ехать в Алма-Ату к Рахимову.
Ну не сволочь ли, почему он звонит не тому, кому надо? Кто должен ехать, Гриша Голубь?
— Я его выброшу из доли. Он плохой компаньон.
— Надо идти к Прыгунову, взять ходатайство облместпрома и в Алма-Ате выбивать лису. Миша помогает через Москву, чего ты к нему придираешься?
— Дармоеды нам не нужны, — все более накаляясь и не слушая пояснений, сказал Шибаев.
— Без Мельника не было бы директора Шибаева, нового цеха и его начальника. Все это его задумка.
— У него были другие задумки. Расскажи про овчины.
Вася замялся — а чего рассказывать и зачем? Дело прошлое.
— Сколько овчин отвез Мельник налево с твоей помощью? — прокурорским тоном потребовал Шибаев.
Вася учуял опасность. Нельзя выдавать Мельника, тем более в присутствии Голубя.
— Чего пристал? — жалобно протянул Вася.
— Боишься, — утвердительно сказал шеф. — Чего боишься, кого боишься, нас? Михаил Ефимович тебе долю платил?
— Нет, клянусь, только оклад.
— Теперь ты в доле на равных, говори правду. Мельник платил долю мне и Григорию Карловичу, он обязан был выплатить нам и за продажу овчин. — Шибаев посмотрел на Голубя. Тот барабанил пальцами по столу и без особой охоты поддержал Шибаева:
— Да, Миша платил, а что вы имеете сказать, Василий Иванович?
— Да ничего я не имею, не впутывайте меня! — Вася встал, Вася сел, заерзал, попытался налить себе пива, но Шибаев поймал его за руку и прижал довольно крепко.
— Не крути задницей, как педераст. Сколько овчин Мельник вывез и на какую сумму?
Не признается Вася, Шибер вывернет ему руку, как у цыпленка-табака ножку-косточку.
— Сумму я не знаю, а овчин... — Вася вздохнул, выдернул все-таки руку, налил пива, была не была, от Шибера не отвертишься, и сказал: — Семь тысяч пятьсот овчин.
— Каждая по сорок рублей, — отчетливо добавил Шибаев. — И того триста тысяч.
Вася достал платок, отряхнул его за уголок до пола, вытер взмокшие щеки. Видно было, что он не врет, и еще видно было, что слова Васи ошеломили Голубя. Да и как не ошеломить? Шибер уже знал про обман и притерпелся, первая злость прошла, а Гриша только услышал и злость закипела. Из трехсот тысяч ему должна была перепасть по меньшей мере шестая часть. Однако Миша предпочел все забрать себе — уезжаю в столицу, братцы, Москва слезам не верит.
Вася ни на кого не смотрел, Вася не знал, куда себя деть, а Шибаев смотрел и видел, что облом в пятьдесят тысяч Грише ой как не по нутру, пальчики дрожат — нервы-стервы выдают в самый неподходящий момент.
А Шибаеву стало легче, он повеселел — друг-приятель Миша надул друга Гришу на пять новеньких «Волг» да еще с гаражом в придачу. Не один Шибаев в дураках остался.
Молчание нарушил Вася.