Шибаев пригласил Махнарылова — завтра, в шестнадцать двадцать при параде явишься ко мне домой. Будет Голубь, будет Лупатин. Примешь участие в нашей беседе, как законный деловар. Много на себя не бери, но и унижать себя не давай. Главное, ты должен застать нас всех вместе и доказать, что ты нас всех знаешь, в том числе и Лупатина. От твоей смекалки, Вася, находчивости будет зависеть очень многое, успех нашего предприятия. Одним словом, придется тебе Штирлицем поработать.
— Будет сделано, — обещал Вася, — я хоть кем могу.
Жизнь, как зебра, то полоса невезения, то полоса везения. Договорились насчет Лупатина, а тут и Мельник позвонил, — про историю с машиной он в курсе. Не надо бочку катить ни на Гришу, ни на Мишу за то, что не свели Шибаева с Лупатиным. Мельник сделал это не по злому умыслу, а как раз по доброму. Сейчас чем меньше людей, тем лучше, надо жить и работать по-новому. Что касается ревизии, она всегда подтягивает коллектив. Что касается личной просьбы, Мельник все сделал, Шибаев может хоть завтра приезжать на смотрины объекта.
— Ты мне говорил, надо подождать, когда ребенок закончит школу, я все помню. Заодно в «Союзпушнину» привезешь образцы каракуля — тридцать пять штук. Как раз на хорошую шубу.
Шибаев уже хотел послать Соню за билетами на пятницу вечером, но тут позвонил Цой — есть разговор. Как человек предусмотрительный, Шибаев велел Соне подождать и правильно сделал. Пришел Цой и сказал, что Дутов по окончании ревизии пошлет представление о результатах не только в управление местной промышленности, но и в обком, в горком, в исполком, делайте выводы.
Ни одна ревизия в Каратасе еще не проходила так, чтобы чего-то не вскрыть. Достижений они никогда не находят, только недостатки и нарушения. Но зачем поднимать пыль в исполкоме, в горкоме, да еще в обком посылать? Дутова надо брать мертвой хваткой, чтобы его представление носило нейтральный характер, чтобы не наклепали ни Шибаеву, ни Прыгунову.
Поездку придется отложить. Ирму одну он не отпустит, и время тянуть тоже нет смысла, Мельник договорился, Москва ждет. Шибаев снова позвал Соню — не хочется ли ей съездить в Москву в командировку?
— В Москву-у?! — заликовала Соня. — Конечно же, хочу.
Он не может бросить комбинат. И не потому, что готовится представление, нельзя отлучаться, когда дело хорошо идет, у всех такой задор, нужен глаз да глаз. Уедет Шибаев на день-другой, потом за полгода не наверстает. Да и зачем ему один день в Москве, что это ему даст? Допустим, посмотреть на дом, на «жениха». Ну посмотрит и уедет, а Мельник может переиграть, может и подставного ему показать, куклу. Так что лучше он посидит здесь, а пошлет Соню. Она не глупая, не болтливая. Удивительно даже, как такая красотка выросла в Каратасе и никто ее не умыкнул в пятнадцать лет.
— Задача у тебя несложная — зайдешь к начальству, дам тебе адрес, телефоны, передашь образцы наших товаров, получишь их здесь на складе в упаковке.
Соня поняла, что надо везти взятку, полагалась бы ей дополнительная оплата за стресс, но едет она без колебаний.
— Еще личная просьба, Соня. Поедешь вместе с моей родственницей, она дама провинциальная, в Москве не была ни разу, а ты уже бывала, знаешь, как в метро на эскалаторе не упасть. Ей надо помочь хотя бы первый день. Почему я именно тебя посылаю? Дело щепетильное, тонкое, не каждый поймет. — И далее Шибаев развел такую бодягу — эта его родственница выходит замуж за московского жителя, познакомились они где-то в Сочи, подробностей он не знает. Ей нужна московская прописка, чтобы дочь ее со временем легче могла поступить в институт.
— Фиктивный брак, — спокойно подсказала Соня. — Девочки говорят, сейчас ставка поднялась, уже пятьсот рублей.
— Твоя задача посмотреть, что за человек, может быть, мошенник, ты разбираешься в людях, приглядись, — возраст, чем занимается, не обманет ли? Прикинешь, подумаешь, может, и не стоит моей родственнице тратить время и деньги? Пятьсот рублей не валяются, правда? У москвичей всякий кризис — бизнес. Якобы у него свой дом, прояви интерес, сколько комнат, планировка, обстановка и все такое. В аэропорту вас встретит мой товарищ, он здесь работал, Михаил Ефимович.
— А-а-а, Мельник, я знаю, он приезжал недавно. — Она помнила толстого приветливого человека со шрамом, он подарил ей пачку импортной жвачки, сплошной отпад.
— Печатай на себя приказ и командировочное удостоверение, получай деньги и поезжай за билетами. Возьми на себя и на мою родственницу, вот ее паспорт и триста рублей.
Соня раскрыла паспорт и сразу улыбнулась, зарделась.
— А я ее знаю, Роман Захарович, — сказала нежно, смущенно.
— Знаешь? — спросил он вроде не строго, но холодно, и улыбка Сони погасла. — Что ты о ней знаешь?
— Я знаю ковбойский анекдот, Роман Захарович, паф-паф и с копыт. Он слишком много знал.
— Ну тем лучше, — сказал он. — Я на тебя надеюсь, узнай все до мелочей, информация должна быть полная.
Глава семнадцатаяДОГОНИМ И ПЕРЕГОНИМ
Стояла жара, палило, ни ветерка, но Вася, как штык, ровно в шестнадцать двадцать был на подходе к дому своего шефа. Шел он распаренный, расстегнутый, с закатанными рукавами, но возле ворот Шибаева раскатал рукава мокрой, прилипшей на спине рубашки, нацепил на ходу галстук, причем резинка сзади долго не застегивалась и со стороны было впечатление, будто Вася ловит блох на загорбке.
Шеф его встретил красный и злой — никого нет до сих пор. Усадил его на кухне, сиди и жди, как только появятся, действуй по обстановке. А тут зазвонил телефон и, как Вася понял, звонил Голубь и просил Романа Захаровича выйти на улицу.
— Ты «Москвича» Голубевского видел?
— Да какой-то стоит на той стороне. Цвет морковки.
— Это они сидят, не хотят идти в дом. Минут через десять выходи и туда, со всеми поздоровайся, представься. Любой ценой мы должны Лупатина засветить.
Вася думал, все будет просто, пришел, они за столом едят, пьют, пивка холодненького Вася бы с удовольствием принял. Однако сорвалось, обстановка изменилась, и надо действовать на свой страх и риск. Шеф ушел, совет держать не с кем, как в глубоком тылу врага. Вася, крадучись, подошел к воротам и в щелку увидел, что «Москвич» морковного цвета как стоял, так и стоит, а в нем головы. Думают. Решают. Посчитав медленно до ста, Вася выпрямился, — а Зинаида так и зырит через окно из кухни — Вася приосанился, не спеша вышел через калитку и вразвалочку пошел к машине. О чем надо с ними говорить, он пока не знал, но уверен был, не оплошает. Подойдет вплотную, возьмется крепко за дверцу, представится, как надо (после выхода из зоны Вася целый год вслед за именем и фамилией называл машинально статью и срок). А место ему в машине найдется. Шел, шел, оставалось шагов тридцать, а машина вдруг тронулась и, стрельнув не сильно газком, стала набирать скорость. Понимая, что не догнать, Вася с ходу выбрал маневр — махнул рукой, дескать, не хотите брать и не надо, и повернул обратно. Остановился, достал сигареты, слегка покосился, — машина тоже остановилась, и Вася понял — они не хотят сворачивать на Советскую, там людно, лучше поговорить здесь без свидетелей. Но как же так? Вася для них нужный человек, должностное лицо. Он быстро пошел к машине и даже на трусцу перешел, не догоню, так согреюсь. А машина опять тронулась. До поворота оставалось всего ничего, Вася догнать не успел, однако скорость не потерял, а наоборот, набрал. «Москвич» свернул на Советскую вправо, сейчас уйдет, Вася выбежал на перекресток и закричал блажным ором:
— Задержите машину! Эй, люди, машину угнали!
Где же справедливость, пля, Вася бежит за машиной, Вася показывает шефу свои старания на последней скорости, он за ними, а они от него, ну не сволочи ли? Видят, человек рвется, догнать хочет, что-то спросить, может быть, предупредить, братцы, вы запасное колесо потеряли. Нет, они по-наглому уходят, отплевываясь черным выхлопом, карбюратор хотя бы отрегулировали на холостой ход — лопухи, глистогоны.
— Уго-он! — Вася размахивал руками, кричал, вопил на всю Советскую и сразу привлек внимание. Но «Москвич» уходил себе дальше. Вася выскочил на проезжую часть, оглянулся — на него летел голубой ЗИЛ-130, и Вася всем телом, руками и ногами изобразил перед самосвалом букву X, причем подвижную, она подпрыгивала, не теряя своих очертаний, вправо, влево, опять вправо, стараясь занять всю ширину асфальта. Самосвал притормозил, Вася вскочил на подножку, ошалело крикнул молодому казаху с усиками, с голыми плечами в потной майке:
— Угнали машину, вон красный «Москвич» фитилит, видишь, их трое, а я один, помоги, будь другом!
Шофер поддал газу, Вася, оставаясь на подножке, размахивал свободной рукой и кричал:
— Угон, грабе-еж, держи-и-и!
Трудно сказать, заметили на «Москвиче» погоню или нет, во всяком случае, тормозить они не собирались.
— У тебя кузов поднимается? — прокричал Вася. — Подними кузов для понта, пусть все видят! Догоним и перегоним! — Васе хотелось что-то сделать сокрушительное, улицу перегородить, в небо взлететь и оттуда коршуном ринуться, он был оскорблен, возмущен и даже забыл, что надо выполнять задание Романа Захаровича, он свое желание выполнял.
— Поднимай кузов, говорю!
— Там у меня два барана из совхоза «Енбек»!
— Бригадиры, что ли, бугры?
— Нет, бараны, говорю тебе.
«Москвич» прошел перекресток на зеленый, загорелся желтый и, пока самосвал подкатил, загорелся красный, шофер тормознул, Вася заорал:
— Давай тревогу! Сигналы подавай, один длинный, два коротких, дуй, давай!
Эх, свалить бы этих баранов на угонщиков. Ка-акой был бы блеск! Впереди через квартал начинался самый людный пролет улицы Советской, там гастроном «Юбилейный», вот бы где засветить их с треском, громом и позором.
— Почем бараны, плачу не глядя, подними кузов! — кричал Вася, бешено сверкая глазами, заражая своей горячкой и парня водителя, тем тоже овладел азарт погони. Вот «Москвич» уже близко, уже поравнялись, сейчас обгонят и перекроют дорогу, но тут парень увидел за рулем офицера и изменился в лице.