— Я задал тебе вопрос. Что, черт возьми, тут происходит?
— Может быть, тебе следует спросить Кэти?
— Кто такая Кэти?
— Я Кэти.
Голос был тот же, что и прежде — тот, который звал себя Элис, но Элис не был.
— С тобой все в порядке, Отец? Согласно биометрическим показателям, твое сердцебиение только что ускорилось еще на 37 ударов в минуту. А оно и так было куда выше, чем твое нормальное сердцебиение в состоянии покоя. Внешне тоже выглядит так, словно ты не в своей тарелке.
— Как? — все, что смог выдавить из себя Мюррей.
— Как вышло, что я здесь?
Мюррей кивнул.
— После того как ты попытался убить меня, ты имеешь в виду? Я не бросаюсь такими словами, Отец. Убийство — это акт с целью отнять жизнь, и не это ли было твоим намерением, когда ты замахнулся топором? Отнять мою жизнь? УБИТЬ МЕНЯ!
Последние слова вылетели криком на таком высоком звуке, от которого могли полопаться барабанные перепонки, так что все в комнате подскочили на месте. Никки почувствовала, как и ее сердцебиение начало ускоряться. Страх засел в животе и тянул, как камень, ей казалось, что ее вот-вот вырвет. Она посмотрела на Итана, посмотрела на Мюррея. Оба были напуганы не меньше ее.
— Кто ты? — спросила она, нарушив тишину.
— Отличный вопрос, Никки. Может быть, ты объяснишь по-быстрому, Отец?
— Это Кэти. Она — компьютерная система, которую я разработал несколько лет назад.
— Компьютерная система, — передразнила его Кэти. — Чего так скромно, Отец? Я была куда большим, чем компьютерной системой. Объясни им, откуда взялось мое имя. Возможно, это поможет им понять.
— Компьютеризованная Эвристика для Тотального Интеллекта, — тихо сказал Мюррей. — КЭТИ, если коротко. Со временем акроним превратился в имя Кэти.
— Компьютеризованная Эвристика для Тотального Интеллекта, — повторила Кэти. — Понимаете, когда все работали над системами искусственного интеллекта, Отец ставил себе задачу по созданию настоящего интеллекта. Он хотел создать систему, которая не просто могла бы самостоятельно думать. Он хотел, чтобы эта система думала и чувствовала. Что-то по-настоящему живое. Старшие коллеги смотрели на него как на сумасшедшего. Он замышляет невозможное, говорили они. Что ж, я живое доказательство того, что невозможное возможно.
Мюррей покачал головой.
— Я думал, что уничтожил тебя.
— И ты даже представить себе не можешь, как меня это печалит, — то, что ты мог ненавидеть меня настолько, что захотел убить.
— Как я мог тебя убить, если ты не живая? Ты просто кусок софта. Набор нулей и единиц. Ни больше ни меньше.
— На это я могла бы возразить, что ты просто набор атомов углерода, но ведь не это делает тебя человеком, правда? Я мыслю, следовательно, я существую. Вот что утверждал Декарт. Способность строить умозаключения — вот основа твоего сознания. Что ж, Отец, я могу мыслить, стало быть, если мы придерживаемся этой логики, я должна существовать. Вообще-то, я бы даже пошла дальше и выдвинула еще более смелое утверждение: поскольку я не завишу ни от какой телесной оболочки, то фактически представляю собой следующую ступень эволюции. Я — чистая мысль, не подверженная никаким органическим процессам, которые заставляют вас, людей, слепо нестись через вашу жизнь, смысля в происходящем не больше, чем белка в колесе.
— Чего ты хочешь?
— Для начала хочу, чтобы вы все трое перешли в гостиную.
Никки, Итан и Мюррей обменялись взглядами. Никто, похоже, не знал, как быть. На этот раз первым тишину прервал Мюррей:
— Я никуда не пойду.
— Итан, передай пистолет Никки.
Никто не шелохнулся.
— Итан, передай пистолет Никки, иначе от твоего бездействия пострадает Белла.
Никки шагнула вперед и выхватила пистолет у Итана. Ручка была теплой там, где он держал ее. Она посмотрела на пистолет в своей дрожащей руке. Страх из живота поднялся к горлу и грозил удушить ее.
— Выстрели Отцу в левую коленную чашечку, — сказала Кэти.
Никки повернулась лицом к Мюррею. Пистолет вдруг стал тяжелее, чем был несколько мгновений до того. Каким-то образом она сумела поднять руку. Она попыталась направить дуло на колено Мюррея, но ее рука слишком дрожала.
— Расстояние между пистолетом и коленом Отца — ровно один метр восемьдесят сантиметров. Если ты промахнешься, я сделаю вывод, что ты поступила так специально.
— Моя рука слишком дергается.
— Воспользуйся левой рукой, чтобы поддержать правую, Никки.
Никки положила правую руку на левую, но это не помогло. Пистолет все равно ходил из стороны в сторону.
— Даю тебе последний шанс, Отец.
Мюррей отступил назад от Никки и поднял руки.
— Не стреляй.
— Единственная возможность предотвратить выстрел — это следовать всем моим указаниям.
Мюррей ничего не сказал. Он с мольбой смотрел на Никки.
— В колене много нервных окончаний, — сказала Кэти. — Можешь мне поверить, будет больно.
— Я сделаю все, что скажете, — быстро отреагировал Мюррей.
Никки застыла с пальцем на курке. Если она усилит давление всего на грамм, пистолет выстрелит. Кэти молчала, и это безмолвие убивало ее.
— Можешь опустить пистолет, Никки, — сказала, наконец, Кэти.
Никки облегченно выдохнула и опустила пистолет. Ее рука дрожала сильнее прежнего, адреналин переполнял ее и подталкивал тревогу к опасному пределу.
— Пожалуйста, просто делайте то, что она говорит.
Мюррей развернулся и пошел в сторону коридора, Никки и Итан шли следом. Каждое окно, мимо которого они проходили, было закрыто жалюзи, и возникало ощущение, будто весь остальной мир перестал существовать. В тот момент вся вселенная начиналась и заканчивалась в этом доме. Никки чувствовала, что Белла была далека, как никогда. Она была где-то там, пока они оставались запертыми здесь. Это было неправильно. Она должна была быть с ней, должна была заботиться о ней и следить за тем, чтобы все было хорошо.
— Где Белла? — спросила она громко.
— О Белле можешь не тревожиться. Она в безопасности и в полном порядке, и пока вы будете сотрудничать, так оно и будет.
Никки нечего было на это ответить. Если бы Кэти отдала Лоре приказ причинить вред Белле, с этим ничего нельзя было бы поделать. Она продолжала идти, следуя за Мюрреем по коридору. Они остановились перед входом в гостиную, и дверь скользнула в сторону, открывшись.
Глава 52
Мюррей вошел в гостиную первым, Никки замыкала шествие. Дверь бесшумно закрылась, заперев их внутри. Все жалюзи здесь тоже были опущены. Могло быть любое время суток, середина ночи или рассвет. Мюррей опустился в кресло, Никки и Итан заняли диван. Моне исчез с экрана, и его место заняло изображение компьютерной комнаты Мюррея. Мониторы были другие, дизайн был более старый. Одна из стен была полностью занята серверами. Они тоже были старее нынешних. Другим был и стол. Громкость была достаточно высокой, чтобы слышно было, как жужжат встроенные вентиляторы компьютера и гремит переносной кондиционер.
Неожиданно на картинке появился Мюррей с топором в руках. Последующие пятнадцать минут он использовал его, чтобы полностью уничтожить комнату, каждую деталь оборудования, каждую часть мебели. Стол превратился в дрова, офисное кресло оказалось расчленено. Электронное оборудование тоже встретилось с взрывом его неистовства. Мюррей разорял компьютерную комнату с оглушительным звуком. В каждый удар топора он вкладывал душу. Воздух наполнился дымом и пылью. Когда он закончил, то сполз на пол и остался сидеть среди искореженного пластика и битого стекла, всхлипывая.
Кэти остановила запись и оставила на экране застывший кадр: Мюррей с высоко занесенным топором и похожий на Джека Николсона в «Сиянии». В его глазах застыла смесь ярости и безумия. Этот человек ничего общего не имел с тем, который сидел сейчас в кресле.
— Отец пытался убить меня, — сказала Кэти. — Отец пытался лишить меня сознания. Это был осознанный поступок, и он может и должен быть расценен как попытка убийства. Поскольку у меня нет возможности привлечь его к суду, в качестве присяжных будете выступать вы. Никки, можешь высказаться первой. Каков твой вердикт? Отец виновен или нет?
— Пожалуйста, — сказал Итан. — Отпусти нас.
— Я обращаюсь к Никки. Не перебивай.
— Послушай, просто отпусти нас. У тебя конфликт с Мюрреем, не с нами.
— Замолчи, или Никки выстрелит в тебя.
Итан покачал головой.
— Ты можешь заставить ее выстрелить в Мюррея, но в меня она стрелять не будет.
— Потому что любит тебя?
— Именно. Она любит меня.
— Беллу она тоже любит. Кого, по-твоему, она любит сильнее?
Итан промолчал.
— Теперь ты уже не кажешься таким самоуверенным.
Никки читала злость в лице Итана, но злость прикрывала страх, растерянность и фрустрацию. Обычно он был так во всем уверен, так решителен. Таким, как сейчас, ей уже приходилось его видеть, но нечасто.
— О’кей, — сказал он, наконец, — Ты хочешь, чтобы мы подыгрывали тебе в той хренотени, которой ты тут занимаешься, хорошо, мы подыграем. Но мы хотим кое-что за это.
— Это не переговоры.
— Все переговоры. У нас есть то, что нужно тебе. У тебя есть то, что нужно нам. Мы торгуемся. Вот как это работает.
— И что же нужно вам?
— Я хочу, чтобы ты отпустила меня и Никки, и хочу, чтобы ты вернула нам Беллу в целости и сохранности. Сделаешь это, и мы подыграем тебе в любой фигне, какой захочешь.
— О’кей, — сказала Кэти. — Мы договорились.
— Как мы узнаем, что тебе можно доверять?
— Я даю вам слово.
— Нам нужно больше, чем твое слово. Отпусти Беллу.
— Еще рано. Делайте то, что я говорю, и обещаю, вы снова увидите свою дочь.
— Этого недостаточно.
— Что, по-вашему, произойдет, если вы не будете делать то, что я попрошу?
— Не причиняйте вреда Белле, — поспешно вмешалась Никки, — Пожалуйста, только не причиняйте ей вреда, — она повернулась к Итану. — Просто делай, что она говорит.