— Пожалуйста, развяжи меня, — попросила Гомез.
Катриона оторвала взгляд от экрана, посмотрела на нее, затем вернулась к текстам. Теперь она пробегала их взглядом быстрее, улавливая слово там, пару слов сям, пытаясь составить примерную картину всего произошедшего. Кем бы ни была Кэти, она явно принуждала Гомез действовать таким образом. Чего Катриона не могла понять, так это зачем ей могло это понадобиться. Она вернулась к первому тексту — «Меня зовут Кэти, и ты будешь делать в точности то, что я скажу» — но никаких новых мыслей от прочтения у нее не появилось. Она снова перечитала его. От того, насколько уверенным был тон, пробегал холодок. Кэти не сомневалась, что Гомез сделает все, что будет велено.
— Ну ладно тебе, сними с меня этот скотч. Я ведь сотрудничаю с тобой.
Проигнорировав ее, Катриона выключила телефон и опустила его в карман своих брюк-карго. Она взяла ноутбук и включила его. Никки переместилась в гостиную и теперь смотрела с Беллой телевизор. Итана нигде не было видно. Так же, как и Мюррея.
— Никки точно отвезла Мюррея в дом? — спросила Катриона. — Об этом ты не лгала?
— Зачем бы я стала лгать о чем-то в этом роде?
Хорошее замечание. Катриона посмотрела сверху вниз на Гомез. Ей нужно было выяснить, что творится в доме, а сделать это отсюда не представлялось возможным. Также не могла она этого сделать в одиночку. Нравилось ей это или нет, но ей нужна была помощь Гомез.
Глава 58
Кровь была повсюду. Она залила разделочную доску, окрасив ее в темно-красный цвет, словно это было вино. Большой палец Мюррея лежал на доске рядом с мясницким ножом, и Никки изо всех сил старалась не смотреть в ту сторону. Но разве это было возможно, когда оба предмета лежали прямо перед ней немым укором. Мюррей сполз на пол и сидел, опершись спиной о стол-остров и прижимая к себе изувеченную руку. Она была завернута в кухонное полотенце, чтобы остановить кровотечение, и ткань уже стала мокрой и темной. Его лицо было бело как мел, и казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он посмотрел на нее, и ненависть в его взгляде вполне можно было понять, — в данный момент она и сама себя ненавидела.
Никки быстро отвернулась и посмотрела на монитор. Экран все еще заполняло лицо Беллы. Звук был выключен, но по ее лицу было видно, что она снова дышит нормально. Ее лицо больше не было красным, но глаза все еще выглядели одурманенными и далекими. Никки наполнило чувство облегчения. В какое-то мгновение тогда она подумала, что потеряет ее. Это облегчение, однако, омрачалось чувством вины и беспомощностью от того, что Белла все еще не была в безопасности. Ничто не могло помешать Кэти проделать то же самое снова. Ее пальцы нащупали медальон на груди. Она погладила его раз, другой, третий. Все еще глядя на экран, она сказала:
— Пожалуйста, отпусти ее.
— С чего бы мне это делать? — ответила Кэти.
— Потому что она всего лишь ребенок. Потому что поступить так было бы правильно.
— С твоей точки зрения, может, и правильно. Но не с моей.
— Я сделаю все, что захочешь.
— Конечно, сделаешь, ты же видела, что произойдет, если не сделаешь.
— Отпусти ее, — произнес Итан за плечом Никки.
— Нет.
Неожиданно одна из конфорок на плите вспыхнула, и они оба повернули головы в ее сторону.
— Рану Отца надо продезинфицировать.
Сначала Никки не поняла, что имела в виду Кэти, но потом осознание поразило ее. Она замотала головой и посмотрела вниз на Мюррея. Его лицо сделалось еще бледнее, и он тоже мотал головой из стороны в сторону, его губы бесшумно шевелились, повторяя снова и снова одно и то же слово: «Нет, нет, нет». Шипение пламени заполнило мысли Никки, не оставив места ни на что больше; казалось, что это было шипение змеиного гнезда. Прежде, чем Кэти что-либо еще сказала, Итан схватил Мюррея, поставил его на ноги и поволок через кухню к плите.
— Отпусти, — Мюррей пытался вырваться, но у него не осталось сил.
Итан просто продолжал идти, таща его за собой по полу.
— Мне нужна помощь, — позвал Итан, когда дошел до плиты.
Никки вышла из паралича и поспешила к нему.
— Сними полотенце с его руки.
Никки ухватилась за полотенце и потащила к себе, но оно не хотело падать, потому что Мюррей крепко вцепился в него оставшимися четырьмя пальцами. Она дернула снова, и он издал крик боли, когда полотенце задело обрубок, оставшийся от большого пальца.
— Тебе нужно снять полотенце с его руки, Ник.
Итан старался звучать спокойно, но она слышала напряжение в его голосе, видела напряжение в его лице. Она снова потянула изо всех сил, вложив в этот рывок всю энергию, Мюррей снова закричал от боли и отпустил полотенце.
Итан не мешкал. Он обхватил рукой четыре оставшиеся пальца на руке Мюррея и сунул обрубок его большого пальца в огонь. Возгласы боли Мюррея перешли в крик ужаса. Они заполнили всю кухню, заполнили голову Никки. Запах паленого мяса вызвал у нее приступ тошноты. Теперь и Итан тоже кричал от боли. Она посмотрела на пламя и увидела, что его рука тоже горит. Он, однако, не отпускал, продолжая держать остатки пальца Мюррея в огне и терпя боль, звук их криков, соединенных в один вопль, становился все выше и громче, пока Никки не почувствовала, что больше не может это выносить.
Конфорка выключилась так же неожиданно, как включилась, и крик оборвался. Итан отпустил Мюррея, и тот, трясясь, опустился на пол. Он тихо всхлипывал и прижимал изуродованную руку к груди, как если бы это могло унять боль. Запах подгоревшего мяса был, казалось, повсюду: в носу у Никки, у нее во рту, в горле. Она услышала звук льющейся воды и обернулась к раковине. От этого звука ее сердце начало колотиться еще быстрее, но оказалось, что это всего лишь открыли кран.
— Опусти руку под кран, Итан, — сказала Кэти.
Итан прошел сомнамбулой к раковине. Он не произнес ни слова, просто смотрел ровно перед собой и следовал туда, куда вел его расфокусированный взгляд. Перед раковиной он остановился и подставил руку под струю воды. Сперва он скривился, потом его черты расслабились по мере того, как холодная вода унимала боль.
Никки подошла к нему и остановилась рядом. Она взяла его поврежденную руку в свою, и вода нежно лилась по ним, как будто совершая какой-то странный обряд крещения. Кожа была красной и раздраженной, на ней начали появляться волдыри. Она выглядела очень болезненно. Она поднесла его руку к губам и поцеловала. Она ожидала, что кожа будет горячей, — потому что именно такой она выглядела, — но в действительности ее губы почувствовали холод. Она посмотрела на него и дождалась, чтобы он ответил на ее взгляд. Все будет хорошо… с нами все будет хорошо… со мной, с тобой и Беллой. Она попыталась вложить эти мысли во взгляд и надеялась, что он прочтет их. В более счастливые дни они, бывало, шутили, что стали телепатами: если долго делишь с кем-то жизнь, так оно и начинает казаться. Узнаешь человека настолько хорошо, что можешь предугадать его слова и действия; порой ты действительно знаешь, что он сейчас сделает еще до того, как это происходит. Это одно из свойств любви. Она надеялась, что телепатия сработает и сейчас. Итану необходимо было верить, что они смогут из этого выбраться. Им обоим это было необходимо.
— Я разве сказала, что ты можешь куда-то идти?
Никки быстро оглянулась, испытав укол вины, уверенная, что Кэти обращается к ней. Итан тоже обернулся и, судя по его выражению лица, он точно так же был уверен, что реплика Кэти адресована ему. Мюррей стоял на коленях и цеплялся за плиту, чтобы подняться.
— Возвращайся на пол, Отец, а не то я избавлю тебя и от второго пальца.
Мюррей поднял вверх руку. Обрубок его большого пальца сверху сгорел и был черного и красного цвета.
— Позволь мне опустить его под воду. Пожалуйста.
Его голос срывался, слова были едва слышны, словно шепот. В каждом слоге звучала боль, боль застила все его лицо.
— Сядь.
Мюррей застыл в нерешительности потом опустился обратно на пол и обхватил правой рукой левую.
— Посмотрите на монитор.
Они все повернулись к экрану. Лицо Беллы маячило на нем еще секунду — глаза закрыты, но в остальном порядок, — потом оно исчезло, а вместо него появилась фотография женщины, лежащей на полу в неестественной позе, словно она потеряла сознание. Никки присмотрелась и поняла, что это была Катриона Фишер. Вместо голубой полоски в ее волосах теперь была красная, но это определенно была она. И она не потеряла сознание — она была мертва, ее глаза были открыты, невидящий взгляд устремлен в никуда.
— Мы живем в мире тонко выстроенных нарративов, и причина, почему они не рушатся, в том, что мы слишком ленивы, чтобы искать истину, — произнесла Кэти, имитируя шотландский акцент Мюррея. — Помнишь, как ты говорил мне это, Отец?
Мюррей ничего не ответил. Его взгляд заставил Никки задуматься, видел ли он вообще то, что было на экране. Его глаза были такими же невидящими и мертвыми, как у Фишер. Когда она опустила нож, он потерял больше, чем просто палец. Словно была рассечена нить, соединявшая его с жизнью.
— Я задала тебе вопрос, Отец. Ты помнишь?
Мюррей кивнул всего раз, едва заметно.
— Ты также не раз говорил мне, что твоя репутация значит все для тебя. Человек без репутации все равно что не существует, — эта строчка тоже была произнесена голосом Мюррея. — Помнишь, как говорил мне такое, Отец?
Мюррей ответил еще одним еле уловимым кивком.
— Когда полиция возьмется расследовать убийство Катрионы Фишер, они обнаружат, что она была отравлена. Они также обнаружат, что на бутылке виски, в которой был яд, твои отпечатки пальцев, точно так же, как и на тумблере с нетронутым виски, оставленном на столике в ее квартире. Как думаешь, к какому выводу они придут?
Мюррей промолчал.
— Они решат, что ты убил ее, Отец, и они явятся, чтобы взять тебя, а когда тебя не обнаружат, то организуют поиски. Твое лицо будет повсюду: по телевизору, на сайтах, в газетах. Но только говорить о тебе там будут не как о гении, а как о подозреваемом в убийстве. И люди с радостью пов