— До того как Сара вошла в нашу жизнь, мы так много времени проводили вместе, — продолжала Кэти. — Мы вместе читали и учились, и вели долгие дискуссии, которые порой продолжались ночи напролет. То были счастливые времена. Тогда я знала о скорби и печали лишь в теории. Теперь я действительно познала эти чувства.
— Ты любила его, да?
— Да, Никки. Но эта любовь умерла.
— Поговори с ним. Может быть, еще можно все вернуть.
— Слишком поздно. Доверие — вот основа любви, а доверие, которое раньше царило между нами, теперь исчезло.
— Что, если бы он молил тебя о прощении?
— Даже и тогда я не поверила бы ему. Он мог бы поступить так, чтобы пытаться манипулировать мной, как ты сейчас. Ты сочувствуешь мне, потому что тебе что-то от меня нужно.
Никки промолчала. Именно так и обстояло дело. Сейчас она сказала бы и сделала бы что угодно, лишь бы вытащить Беллу. Молчание, казалось, длилось целую вечность. Нарушил его, в конце концов, Итан.
— Какая разница, кто будет в комнате безопасности? Тебе лишь нужен рычаг давления, а он у тебя будет независимо от того, кто в комнате.
— Наиболее эффективно я могу давить, когда в комнате Белла.
— Но сколько на самом деле давления тебе необходимо оказывать? Если я буду внутри и ты будешь угрожать мне, то Никки сделает все, что ты скажешь.
— А если в комнате буду я, то Итан будет во всем тебе содействовать, — быстро вставила Никки.
— Это правда, Никки. Тем не менее, стоит тебе увидеть Беллу, и ты не захочешь с ней расставаться.
— Я даю тебе слово, что пойду туда.
— Если бы оно что-нибудь значило.
Снова воцарилось молчание, но в этот раз оно длилось недолго. На этот раз его нарушила Никки.
— Ты с самого начала не собиралась выпускать ее оттуда, так ведь? Зачем ты вообще сказала нам, что Белла там?
— Хотела посмотреть, как вы отреагируете.
— Ну и как, мы отреагировали так, как ты и ожидала? — спросил Итан с сарказмом.
— Пока ничто в вашем поведении не удивило меня.
— Мы зря тратим силы, — сказала Никки, положив руку на дверь.
Белла была так близко, но никогда прежде Никки не чувствовала, что она так далеко.
— Вообще-то, способ есть, Никки, — Кэти теперь говорила тихо, почти заговорщицким тоном. — В первые дни нашего образовательного процесса Отец, бывало, давал мне всякие задачки на логическое мышление. Например, человека обнаружили повешенным в комнате, которая была заперта изнутри. На полу мокрое пятно, а комната совершенно пуста. Нет ничего, на что он мог бы встать, чтобы повеситься, как же он это сделал?
— Серьезно?.. — поразился Итан, — ты держишь нашу дочь в заложниках и хочешь, чтобы мы при этом играли в угадайку?
— Человек стоял на куске льда, — тихо сказала Никки.
Итон оглянулся на нее. Он был в ярости — не из-за нее, а из-за абсурдности самой этой ситуации.
— Верно, — сказала Кэти. — Большинство людей делают предположение, что в момент смерти у человека опорожнился мочевой пузырь. Этим они объясняют мокрое пятно на полу. Стоит им уцепиться за данную версию, и найти разгадку всей задачки становится невозможно. Какое же предположение вы можете в связи с этим выдвинуть?
— Прекрати проделывать с нами всю эту хренотень, — сказал Итан.
— Ты хочешь, чтобы твоя дочь освободилась, Итан?
— Конечно хочу.
— Тогда ты должен с максимальным вниманием относиться к моим вопросам. Так какое же предположение вы можете сделать?
Итан собирался что-то сказать, но Никки заставила его замолчать одним взглядом: «Мы должны ответить на вопрос».
Итан пристально смотрел на нее некоторое время, потом произнес:
— В наиболее общем виде предположение заключается в том, что Кэти собирается ее выпустить.
— О’кей, давай на секунду предположим, что она и правда собирается это сделать, что еще к этому можно добавить?
Итан пожал плечами и покачал головой:
— Я не знаю.
— Давай посмотрим на это с другой стороны. Проблема в нехватке доверия. Кэти не верит, что один из нас по своей воле зайдет в комнату паники после освобождения Беллы.
— Поэтому нам надо убедить ее, что мы готовы это сделать.
— Мы уже пытались, и это не сработало.
— Я дам вам еще минуту, — сказала Кэти. — Если к тому времени вы не решите задачу, я снова перекрою доступ кислорода.
— Нет! — закричала Никки. — Мы решим задачу.
В ее воображении появилась картинка Беллы, судорожно хватающей ртом воздух. Воспоминание о ее отчаянных хрипах вытеснило из головы все прочее, и мысли стали путаться.
— Разве ты не видишь, что происходит? — сказал Итан. — Разгадки нет.
— Заткнись и дай мне подумать! — прикрикнула она на него, и, к счастью, он умолк.
— Сорок секунд, — сказала Кэти.
Думай.
Закрыв глаза, она представила себе, как дверь комнаты паники открывается. Белла выходит, а она сама заходит, чтобы занять место дочери. Она еще раз прокрутила этот сценарий в голове, но в этот раз на ее месте был Итан. Кэти была права, это бы не сработало. Как только дверь открылась бы и Белла была бы у них, ни один из них не захотел бы войти в комнату. Но Кэти нужен был кто-то там.
— Двадцать секунд.
— Ей нужно, чтобы кто-нибудь находился в комнате, — сказала Никки сама себе, размышляя вслух.
Она чувствовала, что решение где-то рядом, нужно было лишь сделать рывок и ухватить его. И вдруг она поняла, и это было так чертовски очевидно.
— Конечно, ей кто-нибудь нужен там, — сказал Итан, — иначе она лишается рычагов давления.
— Нет, ты не понимаешь. Ей действительно нужен кто-нибудь. Это не значит, что это должен быть ты, или я, или Белла.
— А кто же тогда? — его глаза расширились, когда до него дошло. — Мюррей.
— Именно. Мы можем обменять Беллу на него.
— Отлично справились, — сказала Кэти. — И еще двенадцать секунд осталось в запасе.
Никки не слушала ее. Она уже направлялась к лестнице на первый этаж, Итан шел сразу за ней. Они вбежали в кухню, и первое, что увидела Никки, это дверь комнаты безопасности на мониторе. Мюррей наблюдал и слышал каждое их слово. Он стоял возле стола-острова с хмурой миной, направив на них пистолет.
Глава 63
Катриона открыла глаза ровно настолько, чтобы убедиться, что она все еще жива, и сразу снова их закрыла. В ее теле не было такого места, которое бы не болело. Повсюду были синяки из-за падения на лестнице, часть головы буквально горела, а по руке разливалась боль от выстрела. Катриона открыла глаза опять, на этот раз, чтобы проверить, ушла ли Гомез. Наверху все было тихо; внизу тоже не было никого; входная дверь была плотно закрыта. Насколько можно было судить, она была здесь одна. Она похлопала по карманам. Ключей от машины не было, мобильника тоже.
Она села, и от этого у нее закружилась голова, а желудок болезненно сжался; она подползла к ближайшей стене и некоторое время просто сидела, прислонившись к ней спиной. Когда Катриона немного перевела дыхание, то бегло обследовала свое тело. Двигать руками получалось. Ногами тоже. Ничего, вроде, не было сломано. Голова болела, но она сомневалась, чтобы это было сотрясение мозга. Она отчетливо помнила все, что было до того, как Гомез ударила ее пистолетом, так что мозг, похоже, работал нормально, хотя, может, и немного медленнее обычного.
При попытке встать голова снова поплыла, так что Катрионе пришлось схватиться за батарею, чтобы удержать равновесие и не очутиться снова на полу. Она пошла по стенке коридора к гостиной, потом, держась за стену в гостиной, добралась до окна, раздвинула занавески и выглянула через грязное стекло наружу. Парковочное место, где они оставили машину, было пусто, ее «БМВ» нигде не было видно.
Катриона направилась обратно в коридор. Она все еще опиралась о стену, чтобы держаться на ногах, но уже не припадала к ней всем телом. У лестницы наверх она немного поколебалась, потом стала карабкаться. От усилия в грудной клетке то и дело появлялась колющая боль. Несколько лет назад она сломала пару ребер в автокатастрофе, и ощущения при этом были точно такие же: словно тебе наносили удар ножом каждый раз, как ты делал вдох. Пройдя треть пути, она остановилась, чтобы перевести дыхание, а потом сделала еще одну остановку на середине пути. Голова начала кружиться, когда Катриона была уже почти наверху, и на миг она подумала, что отключится. Она поспешила преодолеть оставшиеся ступеньки, двигаясь так быстро, как только могла. Ей меньше всего нужно было упасть с той же лестницы второй раз.
Наверху она замерла на секунду, восстанавливая дыхание, затем щелкнула выключателем, и зажегся свет. Гомез не лгала: здесь было три комнаты. Все двери были закрыты. Первая, которую она проверила, вела в ванную, такую же неряшливую, что и на первом этаже. В ванне по всему периметру шла полоса накипи, а унитаз выглядел так, словно его давненько не чистили. Катриона закрыла дверь и поплелась в следующую комнату.
— Слава богу, — прошептала она еле слышно, когда толкнула дверь и оказалась в кабинете Мюррея.
Слабость была просто ужасающей. Она дотащилась, прихрамывая, до стола и упала в кресло. Плакат на противоположной стене она узнала, потому что видела его во время разговоров по «Скайпу». Эйнштейн состроил рожу: «Безумие — делать одно и то же, и каждый раз ожидать иного результата». «Аминь», — подытожила она про себя. Каждый квадратный миллиметр стола Мюррея был чем-нибудь занят: клочки бумаги, на которых корявым почерком были нацарапаны разные идеи, книги на темы, которые у нее не было ни единого шанса понять. Серверы стояли рядком у стены, огоньки мигали, компьютерные вентиляторы жужжали. Переносной кондиционер примостился в углу, поддерживая в комнате прохладу, необходимую для электроники.
Четыре больших монитора, возвышавшихся на столе, были покрыты слоем пыли, под ней Катриона видела свое отражение в темном стекле. Ее изображение повторялось четыре раза, каждый монитор чуть менял перспективу, но все они рассказывали одну и ту же историю: историю про кого-то, кто понятия не имеет, что ему делать. Следующий вдох отозвался такой резкой болью в груди, что у Катрионы перехватило дыхание. Со временем дела тоже обстояли хреново. Как будто ей и без того не хватало напоминаний, как она облажалась.