Откладывать побег больше нельзя.
Временами он играл с мыслью о том, чтобы вырубить санитара и украсть его одежду. Еще оставалась вероятность, что врач оставит свой гражданский костюм в отделении или в каком-нибудь кабинете. Но мечты и реальность сближаться не торопились. Развернуться Брайану было особо негде. Изнутри ему были знакомы только палата, смотровая, кабинет, где проводились сеансы электрошоковой терапии, а также туалет и ванная. Толку ни от одного из этих помещений не было никакого.
Решение проблемы нашлось, когда один из пациентов помочился на дверь в ванную, стал орать и ныть, — угомонили его с помощью укола. Пока Воннегут, лежа на полу, вытирал мочу тряпкой, Брайан, тряся головой, боком вошел в туалет.
Дверь напротив кабинок была открыта настежь. Брайан сел на унитаз, закрыв деревянную дверь не до конца. Изнутри он кладовую никогда не видел.
На деле это оказался просто-напросто большой шкаф, где на полках или на полу разместились тряпки, мыльная стружка, метлы и ведра.
Сбоку в помещение падал узкий луч света. Снаружи все еще возился с полом Воннегут, высказывая вслух, где он желал оказаться самому себе и всем остальным. Сделав несколько шагов, Брайан подобрался к шкафу. Осмотрел дверной косяк. Гнилой. Замок едва держался за трухлявую древесину, металлический крепеж уже давно разболтался. Дверь открывалась внутрь — достаточно посильнее толкнуть дверную ручку и поднажать коленом.
На фаянсовом крючке с другой стороны двери висел выношенный коричневый халат. Когда Воннегут распахнул дверь, Брайан вздохнул. У него заколотилось сердце, перехватило дыхание — в таком состоянии Брайана, крепко держа за запястье, привели обратно к его постели.
Когда зашла луна и палата погрузилась в полную темноту, Брайан бесчисленное количество раз перечислил то, что увидел на складе. Четыре раза за ночь он вставал с постели и полз в туалет. Регулярные приступы диареи для палаты не редкость. Сказывалось все более и более скудное питание.
Когда Брайан пришел в туалет первый раз за ночь, он пробрался на склад и снял две верхние полки.
В кладовой обнаружилось маленькое окошко. Добраться до него непросто, но размер подходящий. В отличие от узких щелей под потолком в ванной и туалете, решеток на нем не было.
Шпингалеты открывались беззвучно.
Решение Брайан принял быстро. В следующий раз или чуть позже он предпримет попытку. Наденет халат, залезет наверх и выберется из окна — с надеждой на то, что, упав на землю, не попрощается с жизнью и здоровьем. Затем проберется к площади и перелезет через колючую проволоку. Против такого плана говорило все. Поступок опрометчивый — как и большинство миссий, с которых они с Джеймсом вернулись живыми. А теперь Джеймс опять неподвижно лежит в палате. Такова суровая реальность. Его мучила мысль, что раскаиваться за этот поступок придется до конца своих дней.
Но что еще он мог поделать?
До того как оказаться в кладовой, Брайан сходил в туалет еще три раза. Во второй ему помешал маленький человечек с красными глазами. Дернув за цепочки и спустив воду в унитазах, они рука об руку побрели к своим уютным гнездышкам.
Лишь на третий раз Брайан, ощутив уверенность, натянул халат. Слабая защита от холода.
Полка угрожающе заскрипела, когда Брайан, оттолкнувшись, схватился за оконную раму. Окно оказалось чуть у́же, чем он рассчитывал. Из палаты не доносилось ни звука.
Он высунулся из окна ровно настолько, чтобы не рухнуть вниз. Несмотря на темноту, в пугающих подробностях предстала расстилавшаяся под ним бездна. Прыжок будет равен самоубийству.
Благодаря прыжкам с парашютом и тренировкам, как действовать в случае аварии в воздухе, Брайану было не так страшно. Целых шесть метров свободного падения — вероятность остаться целым и невредимым становилась очень и очень слабой. В темной бездне не было ничего, что могло бы смягчить удар. Если падение его убьет, случится это, к счастью, быстро. Если же он получит травмы и его схватят, служба безопасности сурово ему воздаст.
Здание кухни, склонившееся к отвесной скале, казалось темным и мирным. Вдоль стен скользили знакомые звуки, предупреждая о ночном обходе часовых. Из их ртов вырывался пар, и снизу до Брайана долетел приглушенный смех.
Когда они миновали здание, один разразился громким хохотом. В ту секунду, когда до Брайана долетел гогот, сзади раздался треск, и полка отвалилась от стены.
С губ Брайана сорвались лишь тихие проклятия. Отталкиваясь локтями от стены и пытаясь выбраться, он безуспешно искал опору для ног.
Несмотря на холод, Брайан весь взмок. Часовые еще не скрылись за площадью, а развеселившиеся собаки, как бы играя, пританцовывали друг перед другом у ног своих хозяев.
Через мгновение они вернутся.
В кладовой раздался непонятный шум. Пока он лихорадочно пытался преодолеть оставшееся расстояние, кто-то железной хваткой вцепился в его лодыжки.
Поздно.
Глава 21
Сопровождавшие переливание крови тошнота и неприятные ощущения Джеймса пока не отпустили. За ними появился страх. Сбивая его с толку, сливались голоса. Силы его покидали.
Потеря сознания украла у него время, а у дневных фантазий появились пределы.
Злую шутку с памятью Джеймса сыграли многочисленные сеансы электрошоковой терапии, суровое лечение и последствия переливания крови. Большинство фильмов и книг потерялись совсем или перемешались. Осталась лишь классика литературы и кинематографа. И страх, естественно.
Джеймсу было паршиво, страдали и тело и душа; он оказался один, измученный, даже слез не осталось. Повсюду бессилие и безумие. Унылые лица, уже не столь явные странности, неуклюжие, удрученные позы. А еще — его мучители. Ну и, наконец, Брайан.
Теперь, когда симулянты выбрали себе другую жертву, Джеймс оставался безучастным и по большей части притворялся, что он без сознания.
Труда ему это не составляло.
Брайана остановили симулянты. «Берите его живым, — прошипел Крёнер, когда они его схватили. — Смойте кровь со стен и повесьте полку на место». Что примечательно, подчинились они быстро.
В палате волнение выказал один лишь сиамский близнец: взгляд его метался от пола к шнуру для звонка, висящему у него над головой. Крёнер, словно дикий кот, что-то ему шикнул — тот запищал и свернулся калачиком под одеялом.
Когда Брайана повели в палату, он пошел безвольно. Из рук текла кровь. Склонившиеся над ним симулянты засыпали его вопросами — в это время в комнату проник приглушенный утренний свет. Есть еще симулянты? Есть ли у него сообщники? Что ему известно?
Но Брайан молчал, и симулянты засомневались. Он симулянт? Он пытался убежать или совершить самоубийство?
Проверку на следующее утро Брайан тоже выдержал. Но было очевидно, что он в отчаянии.
Уборщица обнаружила полосы на стене. Она забила тревогу и подергала болтавшуюся полку, не произведя заметного впечатления на работавшую в отделении медсестру.
Утренний туалет давно завершился. Симулянты косились на Брайана с удивительной смесью облегчения и злости, когда он, весь оцепеневший, сходил в ванную и смыл следы ночи с рук, рубашки и тела.
Но царапины на кончиках пальцев, появившиеся при попытке вылезти из окна, просто взять и смыть он не мог. Санитар увидел на его пальцах кровавые полосы и, показывая на Брайана, поделился подозрениями со сменщиком.
И Джеймс видел, что Брайан все понял.
Лишь к обеду в отделение наконец пришел офицер службы безопасности. Когда он должен был по очереди их осмотреть, санитар вытянул руки Брайана, демонстрируя их офицеру. Брайан только улыбался и кивал. Целая куча мелких заноз торчала из окровавленных кончиков пальцев — они напоминали ежей. Нахмурившийся санитар прощупал руки Брайана, как будто трепал по холке непослушного щенка. Выдернув руки, Брайан несколько раз сильно стукнул по ставням за своей спиной, закатывая от удовольствия глаза.
Своим авторитетом офицер воспользовался так громко, что все вздрогнули. В бешенстве схватив Брайана за рубаху, офицер стащил его на пол. «Я тебе покажу, как с нами шутить!» — рявкнул он, пытаясь поставить Брайана на ноги. Ссутулившись, тот смотрел судьбе в глаза.
Джеймс понимал: это борьба за жизнь.
Сначала симулянты веселились над тем, как перед осмотром Брайан лихорадочно загонял занозы себе в кончики пальцев, водя ими по грубым ставням. Теперь они не смеялись.
Офицер осмотрел все тело Брайана. Ночная рубашка — мятая, серая, все еще тяжеловатая от влаги после утреннего умывания. Санитар пожал плечами:
— Кажется, он не раздевался, когда мыться ходил.
Вместо того чтобы отпустить край рубахи, офицер задрал ее повыше. Аккуратно, чуть ли не ласково он схватил Брайана за яйца и дружелюбно посмотрел ему в глаза:
— Вы по дому соскучились, герр оберфюрер? Можете спокойно мне довериться. Вам ничего не будет.
В таком положении он спокойно замер на мгновение, глядя Брайану в глаза и не разжимая руку.
— Вы, разумеется, не понимаете, что я говорю, герр оберфюрер?
Когда офицер сжал пальцы еще сильнее, у Брайана на лице отразилась боль, но от Джеймса не укрылись бессилие и растерянность. Для Брайана вопросы оказались столь же непонятными, как и для сумасшедшего Арно фон дер Лейена, которым он прикидывался. В эти мгновения непонимание оказалось намного важнее понимания. Офицера раздражало молчание. И оно же поколебало его уверенность.
На пятом вопросе он сдавил так сильно, что крики Брайана потонули в приступе рвоты. Издавая булькающие звуки, он опрокинулся на спину. Поясница напоролась на кровать, а головой он сильно ударился о ставни. Молниеносно — словно сработал рефлекс — офицер разжал руку и отступил в сторону, чтобы его не забрызгало. Он громко орал, пока не прибежал санитар и не вытер начисто пол у его сапог.
Рвота забрызгала и соседнюю кровать. Кто-то из пациентов встал и обошел заляпанное изголовье, вытягивая палец и указывая на стену.
Джеймс мало что о нем знал. Его звали Петер Штих, и глаза у него всегда были красными.