ованное лицо, с виду Ланкау — самый обыкновенный отец семейства. По салону машины разбросаны свидетельства его повседневной жизни: пачки сигарет, фантики от конфет и многое другое, что наводило на мысли о спокойном и беззаботном существовании. Рядом с Брайаном сидел рядовой гражданин, обычный потребитель и гедонист. Валявшаяся на заднем сиденье сумка для гольфа говорила сама за себя. В ту минуту, когда включилось зажигание, в салоне зазвучала музыка Вагнера. Убийца, садист, симулянт, любитель Вагнера — и это тоже Ланкау. Неужели человек создан по образу и подобию Божьему — и при этом в глубине души способен быть таким многоликим, таким бесчестным, таким мерзким? И кто скажет, что в нем нет ничего от Ланкау?
— Надо найти место, где нам никто не помешает, — сказал Брайан, приглушая финальные аккорды увертюры.
— Наверное, чтобы ты мог спокойно меня убить.
Казалось, он даже не волновался.
— Да, чтобы я мог спокойно тебя убить, если понадобится, — сказал Брайан, стараясь запомнить дорогу.
Город остался у них за спиной. На улицах до сих пор сияло солнце. Юный житель города, насквозь промокнув, беззаботно носился по сточной канаве, по которой вдоль тротуаров лился словно нескончаемый поток воды. Молодая женщина пыталась его поймать и, толкнув монахиню, не успела перед ней извиниться.
— Зачем ты вернулся? Зачем нас преследуешь? Из-за денег?
Широколицый опустил уголки рта, не сводя ледяного взгляда с дороги.
— Каких денег?
— Петра Вагнер говорит, ты спрашивал про Герхарта Пойкерта. Он должен был тебя к нам привести? Он должен был тебе наше добро показать?
— Так Герхарт Пойкерт жив?
Брайан следил, не дернется ли лицо Ланкау. Однако оно осталось непроницаемым. Тот медленно повернулся к Брайану.
— Нет, фон дер Лейен. — Он смотрел вперед и улыбался. — Его нет в живых.
Когда среди виноградников, рассекавших ландшафт, стали все реже попадаться дома и фермы, Брайану пришлось принять решение. По словам Ланкау, у него есть сведения. И он знал место, где они могли спокойно побеседовать. Слишком многое говорило в пользу того, что Ланкау заманивает его в очередную ловушку. До центра города всего пара километров — и здесь как будто никого. Вокруг — многочисленные грунтовые дороги и возвращающиеся домой водители, но, несмотря на все это, каждый дом, стоящий поодаль от шоссе, мог хранить секреты, от которых Брайан предпочел бы держаться подальше.
При виде окаменевшего лица Ланкау Брайану пришла в голову мысль, что Крёнер или Петра разработали запасной план, согласно которому Ланкау должен был привести жертву прямо в пасть льва.
Брайан развеселил Ланкау, спросив про ферму.
— Господи, нет, это не мой дом. Я с семьей в городе живу. Но если они тебе нужны, там ты никого не найдешь. Они уехали. — Затем он засмеялся. — Это, так сказать, мое пристанище.
Табличка у дороги запрещала проезд посторонним.
В отличие от близлежащих ферм, дом был одноэтажный, однако некоторые его части вытянулись в разные стороны, напоминая бунгало.
Если это маленькое убежище, то Ланкау — человек очень обеспеченный. Дом стоял поодаль от дороги в окружении рядов виноградных лоз, чье количество подчеркивало, что это лишь хобби.
Площадка перед домом квадратная, с закругленными краями. Пригнувшись, Брайан воткнул пистолет в бок Ланкау. Замолчал двигатель — теперь его жизнь зависит от бдительности. Если это ловушка, нападения можно ждать откуда угодно.
— Да успокойся ты, кобель трусливый! — бормотал Ланкау, открывая дверь. — Люди здесь появляются, только когда собирают урожай и охотятся.
Еще в коридоре, ведущем ко входу в гостиную, Брайан ударил своего пленника по затылку рукояткой пистолета — тот рухнул навзничь. Комната оказалась поразительно уродливой. Стены украшало как минимум пятьсот пар оленьих рогов, свидетельствуя о страсти Ланкау к охоте. Резные посудные шкафы, толстые книги с широкими корешками, охотничьи ножи и старые ружья, громоздкая дубовая мебель с полосатой обивкой и темные картины, по большей части с одним и тем же предсказуемым сюжетом: пейзажи и мертвые животные.
Воздух затхлый. Люди здесь не каждый день бывают.
Обмякшее тело неподвижно пролежало у ног Брайана всего мгновение. Брайан еще раз его ударил. Важно, чтобы он не сразу пришел в себя.
Прислушивался Брайан долго. Издалека доносились собачий лай и шуршание шин по шоссе — в остальном в доме и снаружи было тихо.
Они были одни.
Напротив расположился вытянутый сарай длиной во весь двор. Там тоже обнаружились рога, содранные шкуры, черепа, кинжалы и ножи всех размеров и форм.
Задняя стена поистине напоминала склад строительного магазина: полки прогибались под тяжестью ведерок с краской, остатков обоев, банок клея, ящиков со скобами, гвоздями и шурупами. А еще — веревки. Раньше такими во время уборки урожая вязали снопы.
Брайан крепко привязал Ланкау к стулу с высокой спинкой. Он истратил целый моток веревки, прежде чем убедился: она выдержит любую попытку освободиться, предпринятую широколицым.
Связанный Ланкау оказался в неудобном положении и сидел криво, но очнулся он с совершенно невозмутимым видом. Осмотрев подлокотники, он, даже не пошевелившись, понял, что руки и ноги привязаны крепко. Затем повернулся лицом к Брайану и стал ждать. На какое-то мгновение он показался стариком.
Для Брайана вопрос того, как избрать лучшую стратегию для выживания, всегда был тесно связан с возможностью правильно оценить действия окружающих. В госпитале СС симулянты посягали на их с Джеймсом жизнь, ведь они могли их разоблачить. Поступили они вполне логично. Точно так же как и Брайан, они понимали, что с ними будет, если кто-нибудь узнает об их притворстве.
И тут логика заканчивалась. Для сидевшего перед ним человека все это потеряло всякий смысл. С чего бы ему рисковать жизнью из-за той старой истории? Что такого могло с ним случиться теперь? Брайан оглядел Ланкау. Уголки рта у широколицего сползли почти на дородный подбородок. Взгляд холодный и выжидающий. Обернувшись, Брайан уперся взглядом в стеклянные глаза трофейного оленя. Двое симулянтов рисковали собственными жизнями, когда пытались догнать его зимней ночью 1944 года. Вряд ли стоит сомневаться, что у них были на то свои причины, но Брайан так и не понял, что именно заставило их так поступить. А ему их поступок чуть не стоил жизни.
Больше он ошибок не совершит.
— Расскажи мне все, — сказал он. — Если хочешь жить, расскажи все.
— Что — все?
Дышать крепкому мужчине было не очень просто.
— А ты наши деньги прикарманишь? — Он непонятно закряхтел. — Ты их все равно не получишь. Они же не по сундукам в этом доме разложены.
— Деньги? Какие деньги? Плевать мне на тебя и твои деньги. — Повернувшись, Брайан посмотрел Ланкау в глаза. — Думаешь, мне деньги нужны? И дело все это время было в деньгах?
Он шагнул к широколицему:
— Их что, правда так много?
Остановившись, Брайан спокойно посмотрел на Ланкау. Тот и бровью не повел. Напоминал ведущего переговоры дельца. В таком случае он ненамеренно зашел на территорию Брайана. Склонившись над связанным пленником, Брайан заглянул ему в глаза:
— Ланкау, денег у меня достаточно. Твоих грошей, наверное, даже на моих домашних животных не хватит. Хочешь снова увидеть семью — бери себя в руки. Расскажи мне, что тогда произошло и что случилось потом.
Сев напротив, Брайан прицелился в здоровый глаз:
— Думаю, начать стоит с самого начала. С госпиталя.
— С госпиталя! — В голосе Ланкау слышалось явное презрение. — Мне о нем даже вспоминать неохота. Будь моя воля, мы бы тебя еще там прихлопнули. Больше мне сказать нечего.
— Но зачем? Почему нельзя было просто оставить меня в покое? Что я мог вам сделать? Я же был симулянтом, как и вы.
— Ты мог сделать то, что в итоге и сделал. Ты мог исчезнуть! И если бы захотел, мог и нас сдать.
— Но я же не сдал. Зачем мне это?
— Чтобы на вагон лапу наложить, козлина! — прошипел Ланкау, почти не открывая рта.
— Повтори, я не расслышал.
Брайан сделал шаг назад. И Ланкау — в лице сквозило презрение — плюнул в его сторону. В результате неудачной попытки по подбородку потекла слюна.
В ту же секунду Брайан вскинул пистолет и выстрелил совсем рядом с лицом Ланкау — вырвавшееся из дула пламя подпалило бровь над здоровым глазом. Ланкау в ужасе таращился на Брайана, а затем отвернулся, пытаясь разглядеть почти незаметную дырочку, появившуюся на спинке стула в паре сантиметров от его скулы.
— Если ты мне немедленно не расскажешь все, что с тех пор произошло, я тебя, к чертовой матери, пристрелю. — Брайан поднял пистолет. — Я знаю, что Крёнер в городе. Знаю, где он живет. Разговаривал с его падчерицей Марианной. Я видел его с новой женой и маленьким сыном, и я знаю о его перемещениях по городу. Если ты мне не расскажешь то, что меня интересует, значит он расскажет!
Вместо того чтобы повернуть голову и посмотреть на своего надсмотрщика, Ланкау слегка осел. Казалось, осознание того, что человек, взявший его в плен, знает о перемещениях и месте жительства Крёнера, потрясло его даже больше, чем выстрел. Затем он, по-видимому, взял себя в руки и поднял голову.
— С чего мне начать? — бесстрастно спросил Ланкау, отворачиваясь от плаката в коричневых и зеленых тонах, на некоторое время приковавшего его взгляд к стене, за которой располагались кухня и прихожая.
«Кордильера-де-ла-Пас» — было написано чересчур яркими оранжево-красными буквами под пейзажем, из-за чего он казался еще более унылым. Ланкау посмотрел на человека напротив. Загадка. «Кэндзю», зажатый в одной руке, расположился на тыльной стороне второй. Предохранитель опущен. Сидит он спокойно. Ланкау понадеялся, что это не изменится.
На данный момент ситуация безнадежная. Ланкау зажмурился. Ныли предплечья.
Если сидевший напротив него человек говорит правду, он не мог ничего знать о роли и прошлом Петера Штиха. И хорошо. Если ситуация и переломится в их пользу, наверное, с этой стороны и подоспеет помощь. Несмотря на дряхлость, Штих станет Арно фон дер Лейену достойным противником.