— Великолепно.
У Брайана закружилась голова. Глаза у старика были добрые.
— От такого я точно не откажусь. Очень любезно с вашей стороны.
— Значит, договорились. У нас дома.
Он кивнул.
— Сами понимаете, ничего особенного не будет. Мы с женой — люди пожилые. Просто приходите в половину девятого, и мы вместе во все разберемся. Мы живем на Ленгенхардштрассе, четырнадцать. Найти нетрудно. Советую вам идти через Штадтгартен. Вы ведь знаете Штадтгартен, герр Скотт?
Слюна стала вязкой — Брайану пришлось еще раз сглотнуть. Он знал, что старик живет на Луизенштрассе. А только что он назвал другой адрес. Не встречаясь со стариком взглядом, Брайан попытался улыбнуться. Неприятное чувство: Брайан столкнулся с ложью именно в тот момент, когда появилась надежда. Защипало веки. Скрутило живот. Резко захотелось в туалет.
— Да. Да, я знаю.
— Тогда не заблудитесь. Идите от Леопольдринга через Штадтгартен и обойдите озеро — выйдете к Моцартштрассе. Пройдете две улицы, затем повернете направо — и вы на месте. На Ленгенхардштрассе! Дом четырнадцать, запоминайте. На двери — фамилия Вундерлих.
Старик долго улыбался, а затем снова протянул ему руку. Прежде чем завернуть за угол, он несколько раз оборачивался и махал.
Глава 50
Одна из сложнейших задач, думал Крёнер. За все эти годы им не представлялась возможность убрать Петру Вагнер — теперь ему было больно даже думать об этом.
Будет непросто. В данный момент он даже не знал, где она.
Основная проблема: сегодня суббота. Значит, нет ни дежурных, ни администрации. Он звонил разным людям — никого из них не было дома. Он просто-напросто не мог получить ответ на свой вопрос.
Где Петра Вагнер?
И даже если бы сегодня был самый обычный день — кто бы ему помог? Рано или поздно его любопытство показалось бы подозрительным. Особенно когда окажется, что вскоре после этого она пропала.
Больше всего на свете Крёнеру хотелось развернуться и поехать к Титизее, где его жена и сын уже наверняка давным-давно отведали пирогов с шалфеем в отеле «Шварцвальд». Сжимая руль, он подъехал к светофору. Направо дорога звала в пригороды. Налево его ждал пункт назначения. Когда зажегся светофор, он медленно нажал на газ и резко повернул в сторону жилых кварталов, где в маленькой квартирке обитала Петра Вагнер.
Дом оказался столь же пустынным, как и улица. Особых проблем ему не доставили ни дверь в подъезд, ни дверь в квартиру. Резко и сильно навалившись всем телом в нужную точку, он расшатал старые дверные коробки.
В коридоре валялись газеты. Из квартиры ушли несколько часов назад.
Крёнер оказался там впервые. В обеих комнатах висел тяжелый сладковатый запах женщины среднего возраста. Квартира была аккуратной, но тоскливой.
Ящики письменного стола, кроме одного, оказались не заперты — и на удивление пусты. На нижней полке книжного шкафа торчало несколько папок — они и привлекли внимание Крёнера. Оттуда высыпались кулинарные рецепты. Крёнер оставил вырезки на ковре. В середине из шкафа вынули полку, освободив место для личной галереи фотографий в рамках. По всей вероятности, близкие Петры. В самом центре, в самой крупной рамке, — юная Петра в форме: блузка в бело-голубую полоску и старомодная белая юбка. Такой непринужденной улыбки Крёнер у нее раньше не видел. Впереди на стуле, глядя в камеру, сидел Герхарт Пойкерт, едва заметно и вяло улыбаясь, — улыбку как будто отретушировали.
Кровать в соседней комнате была не застелена. Перед зеркалом кое-как разбросаны белье и вчерашняя одежда. Над изголовьем кровати тоже висели фотографии. Никто из запечатленных на них людей не имел отношение к известной Крёнеру составляющей ее жизни.
Вновь бросив взгляд на запертый ящик стола, Крёнер порылся в кармане и вынул складной нож. Сильно ткнул им в затвор замка и осторожно повернул.
Ящик тут же поддался.
Внутри оказалось еще несколько снимков, на которых она была с Герхартом Пойкертом. Крёнер аккуратно вынул всю стопку и положил их на стол, перевернув. Всем бумагам было максимум несколько лет. Сбережения и сувениры из редких поездок свидетельствовали об умеренности и недостатке фантазии. Судя по всему, деньги, которые они обязались ей выплачивать, на ее жизнь почти никак не влияли.
Вернув вещи на место, Крёнер закрыл ящик и медленно потянул нож — раздался щелчок. Затем он перешел к стоящей под столом мусорной корзине: вывалил на пол упаковку, фольгу, рекламу — и снова собрал. Когда он пихнул корзину на место, его взгляд упал на валяющиеся кулинарные рецепты. Вздохнув, он встал на коленки и собрал их в стопку. Когда он уже хотел засунуть их в кулинарную книгу, его внимание привлек желтоватый листочек.
Он явно выделялся.
Еще только разворачивая листок, Крёнер понял: больше Петра не распоряжается ни своей жизнью, ни жизнью Герхарта. Быстро прочитав небольшой текст — он помнил наизусть каждое слово, — он осознал: с тех пор как он видел его в последний раз, прошла целая вечность. Этот листок бумаги не давал покоя ему и еще двум людям на протяжении большей части их сознательной жизни.
Усмехнувшись, Крёнер аккуратно сложил бумагу и положил во внутренний карман; недолго поглазев на диск номеронабирателя, он снял телефонную трубку. Прошло не меньше минуты, прежде чем на его звонок ответила запыхавшаяся женщина.
— Добрый вечер, фрау Биллингер, это Ханс Шмидт.
Привычным движением сложив нож, он убрал его в карман.
— Вы не подскажете, Петра Вагнер сегодня приходила?
Фрау Биллингер была из тех медсестер, кто работал в больнице Святой Урсулы дольше остальных. Если она не сидела у себя в кабинете, то, как правило, спускалась на кухню, заваривала чай с мятой и брела в гостиную в крыле А. Там стоял самый новый телевизор, а стулья покрыты чехлами, чтобы обивка не провоняла мочой. Садясь на стул и погружаясь в телесериалы, она часто забывала, что у нее есть собственный дом.
— Петра Вагнер? Нет, а с чего бы? Насколько я знаю, вы увезли Эриха Блуменфельда к Герману Мюллеру. Верно ведь?
— Да, но Петра Вагнер об этом не знает.
— Вот как.
Крёнер мог представить ее задумчивое, лоснящееся лицо.
— Тогда даже как-то странно, да? Уже шесть часов. Она уже должна была прийти. А почему вы спрашиваете? Что-то случилось?
— Вовсе нет, я хотел ей кое-что предложить.
— Предложить? Что же, герр Шмидт? Если думаете, что у вас получится уговорить ее поработать у нас в больнице, то вы ошибаетесь. Ей на нынешнем месте гораздо лучше платят.
— Верно, фрау Биллингер. Верно. Будьте так любезны, позвоните мне домой, когда она появится. Буду вам благодарен. Мне бы очень хотелось, чтобы вы позвонили сразу же, как только она придет. Хорошо, фрау Биллингер?
Как правило, молчание на другом конце провода подтверждало согласие фрау Биллингер.
— И еще кое-что, фрау Биллингер. Мне бы очень хотелось, чтобы она не убежала сразу же, как только увидит, что Эриха Блуменфельда забрали на выходные. Пусть кто-нибудь из медсестер купит пирожных. Я оплачу. Угостите ее чаем, а мы постараемся приехать как можно скорее. Только не забудьте сразу же позвонить, когда она придет.
— Ух! — Радость фрау Биллингер была заметна даже по телефону. — Как интересно. Люблю пирожные и секреты.
Глава 51
Разговор, если его можно так назвать, вышел короткий. Осторожно подняв голову, Герхарт перестал считать и посмотрел на Андреа. Морщась, она стояла посреди гостиной. Очевидно, ее застали врасплох. Редкий случай. В молодости она была бдительнее. Она громко выругалась. Герхарт вжался в спинку стула.
Кое-кто за это поплатится.
— Чертова сука! — послышался ее крик. На мгновение ее фигура скрылась за двойными дверьми. — Вот сука чертова! — раздалось снова.
Потом наступила тишина, и Герхарт опять принялся считать гипсовые розетки на штукатурке. Вскоре Андреа, надев тапочки, спокойно вошла в гостиную, взяла Герхарта под руку и увела на кухню.
Он тихо сидел под люстрой и слушал недовольное бормотание, пока не вернулся ее муж. Взгляд Герхарта расплылся. Он пытался пропускать через себя поток слов, не замечая их.
— Арно фон дер Лейен! Я его видел! — чуть ли не кричал Штих. — Ну и ну! Как Ланкау и рассказывал, говорил он по-английски. Вот это да! Я чуть в обморок не упал, когда он представился Брайаном Андервудом Скоттом. Этого даже Ланкау не знает. Вот так имя!
Штих хотел было засмеяться, но сдержался и прокашлялся.
— Придурок! Что тут еще скажешь! Брайан Андервуд Скотт!
Вдруг Штих замолчал, изменился в лице и заговорил тише — слышно его было плохо.
— Мы поговорили. Он сказал: «Excuse me», даже не догадываясь, кто я такой.
Он нежно потрепал жену по щеке:
— Андреа, он не знал, кто я такой! Храни тебя Бог! Ты же уговорила меня изменить внешность! Да, слыхала бы ты его!
Он сел, снова прокашлялся и запыхтел от напряжения — и от нахлынувших эмоций, и после подъема в квартиру по лестнице.
— Андреа, мы с ним договорились встретиться меньше чем через два часа. — Он улыбнулся ей. — Он думает, что придет к нам на ужин. В половину девятого мы встречаемся на Ленгенхардштрассе, четырнадцать. Бог его знает, кто там живет.
Засмеявшись, он снял один ботинок.
— Этого Арно фон дер Лейен никогда не узнает. Мы с тобой об этом позаботимся — правда, Андреа? Я ему посоветовал идти через Штадтгартен.
— Она звонила.
Осторожно проговорив это, Андреа чуть отступила — так, чтобы между ней и ее мужем сидел Герхарт Пойкерт. Выронив второй ботинок, Петер Штих посмотрел ей прямо в глаза:
— Петра Вагнер?
Открыв глаза, Герхарт стал недоуменно оглядываться, пока не заметил горошины на фартуке Андреа. Начав под кармашком, он стал терпеливо их пересчитывать — слева направо, сверху вниз. Взгляд Герхарта скользил с одной горошины на другую.
— Да, она звонила десять минут назад, спрашивала тебя.
— И…
— И бросила трубку, когда я сказала, что тебя нет дома.