— Друга развязывать не собираешься? — спросил он, поворачиваясь к Герхарту и сдержанно улыбаясь. — Посмотрим, удержит ли он хоть стакан.
Голубые глаза Герхарта на секунду остановились на Ланкау. Держа пистолет в одной руке, узел на ремне он развязывал долго. Ланкау откинулся назад и выпрямился, чтобы все мышцы толкнули стол точно туда, где стояли Арно фон дер Лейен и Герхарт Пойкерт.
Когда он вскочил, держа на руках стол, эффект вышел ошеломительный. Пойкерт автоматически снял пистолет с предохранителя и выпустил двойную очередь, но было уже поздно. Выстрелы принял на себя летящий стол. Под тяжестью массивного стола двое мужчин опрокинулись на спину и оказались на полу. «Сики кэндзю» вылетел из руки Герхарта и приземлился в дверном проеме. Прежде чем мужчины начали освобождаться от тяжелого груза, Ланкау уже вскочил на ноги.
Вопя от радости, он перепрыгнул через стол и схватил пистолет. В магазине осталось три пули. Он не собирался медлить, распоряжаясь ими. По одной на каждого. У собак еды будет вдоволь — они столько и не сожрут.
А потом его мир рухнул. Разом.
— Хватит. — Больше ей и не пришлось ничего говорить.
Перед ним стояла Петра.
Выражение ее лица не оставляло сомнений. В руке она крепко держала пистолет.
— Давай я, Герхарт! Я знаю, где та бутылочка.
Решительно посмотрев на высокого мужчину, она вложила пистолет в его руку.
Ланкау почувствовал, как усиливается боль в животе, а дышать становится все труднее. На этот раз его посадили за стол у самой стены.
От потрясения связанная женщина не переставая мотала головой. Петра не смотрела ни на нее, ни на Арно фон дер Лейена, снова прижавшегося к ее ногам.
— Не трогай эту женщину, Герхарт! Я сделаю все, что нужно.
— Я же просил тебя не приходить сюда, пока все не кончится.
Лицо у Герхарта Пойкерта побелело.
— Знаю! Но будет так, как я сказала, Герхарт!
Петра ушла на кухню, через несколько секунд оттуда послышался хлопок. Так бывает, когда выравнивается давление. Ланкау перевел взгляд на плакат, висящий на стене. Кордильера-де-ла-Пас. Удаляющаяся от него сказочная страна. Мир увеличивался в размерах. Расстояние становилось непреодолимым.
Схватив ручку, он начал писать. «…Оберштурмбаннфюрер вермахта, также известный как Ханс Шмидт». Дописав предложение, он поднял глаза.
— И все? — упрямо спросил он.
Герхарт Пойкерт спокойно на него посмотрел и продиктовал остальное: «Я прошу прощения у своей семьи. Давление окружающих стало слишком сильным. По-другому было нельзя».
Ланкау посмотрел на него. Поднял брови и снова отложил ручку. Эти слова станут для него последними. Что бы он ни сделал, они отнимут у него жизнь.
Закрыв глаза, он отдался на волю запаха молотого кофе, сухой земли и бриза, дующего из девственного леса. Вот он в тени деревьев коки. До него доносятся звуки из домиков индейцев, воплощая собой реальность. И вот он снова ощутил, что ему давит на живот, в этот раз выше. Кожа похолодела. Он знал, что на гидроксид натрия у них не хватит смелости.
— Сам пиши, придурок! — крикнул он и открыл глаза, напрасно пытаясь оттолкнуть стул.
Тут прогремел выстрел — пуля глубоко вошла в балку у него над головой. Герхарт Пойкерт не колебался ни секунды.
Хорст Ланкау перевел взгляд на дверь, где со стаканом в руке стояла Петра.
— Никто не поверит в самоубийство с помощью гидроксида натрия.
— Посмотрим.
Герхарт повернулся к стоявшей в дверях женщине:
— Давай, Петра.
Какое-то время Ланкау сидел тихо, поглаживая уголки рта. Лицо изрезали глубокие морщины. Стакан перешел в руку Герхарта. Ланкау сделал глубокий вдох, втягивая воздух через зубы.
Потом взял ручку и стал писать. Отложил он ее с пустыми глазами.
Герхарт Пойкерт смотрел ему через плечо. На то, чтобы прочитать несколько предложений, у него ушло много времени. Потом Ланкау увидел, что он кивнул.
— Довольно! — прошипел Ланкау, измученный собственным весом и колотящимся сердцем.
Когда Герхарт прижал к его уху «кэндзю», он дернулся в сторону:
— Свою часть я выполнил!
— Ты ведь думал, что улизнешь, псина, — тихо произнес Герхарт Пойкерт. — Помнишь, что ты раньше говорил? «Интересно становится, когда жертва от страха лишается сил!» Вот, что ты говорил.
Он крепче прижал оружие. Ланкау зажал ноздри, чтобы не чувствовать поднимающийся от стакана запах.
— С чего мне это пить? — Ланкау почувствовал, как снова проступает пот. — Пристрели меня! Выпить это ты меня не заставишь!
— Тогда я это на тебя вылью!
Ланкау с ненавистью на него посмотрел и сделал глубокий вдох. Не было тошнотворного, сильного запаха. Ланкау снова понюхал стакан. Петра стояла боком и смотрела в другую сторону. Ланкау откинул голову и расхохотался. Он уже не замечал в ухе холодной стали и ржал все громче. За его спиной снова расплакалась женщина.
— Да, здорово! В стакане никакого гребаного гидроксида натрия нет! Ты не смогла, Петра? — На палача он смотрел ликующим взглядом. — А об этом вы тоже договорились, Герхарт? Что же вы добавили в стакан? Соль для ванны?
Пока он хохотал, Герхарт перевел взгляд на Петру — та прикусила губу.
— Ха! — Высунув язык, Ланкау, дразня, потянулся им к стакану. — Она не смогла, дорогой Герхарт! Куколка на такое не способна.
В ту же секунду дуло пистолета убралось от его уха. Взгляд у Герхарта Пойкерта был мечущийся и нерешительный. Он бесцельно бродил по комнате. Наконец он встретился взглядом с Петрой.
— Не надо, Герхарт! — Она умоляюще на него посмотрела. — Ради меня!
На секунду Герхарт Пойкерт замер, озадаченно разглядывая стакан. А потом снова успокоился.
— Так давай! — приказал он. — Засунь туда язык!
Ланкау улыбнулся ему и самоуверенно потянулся к стакану. Дразнящий язык очень медленно двигался к поверхности жидкости. Когда он наконец с ней соприкоснулся, он автоматически дернулся. В то же мгновение Ланкау изменился в лице.
— Что за черт! — заорал он.
Лицо стало багровым, он дергал языком, а потом убрал его в рот и начал попеременно то плеваться, то сглатывать. В его плоть проникала боль, обжигало рот. Стала выделяться слюна. Он застонал. Дыхание учащалось.
Наконец у Герхарта медленно вырвался долго сдерживаемый смех. Глухой и низкий, он сопровождал прерывистое дыхание Ланкау — постепенно дышать ему становилось все труднее.
— Ну что, она не посмела? Я уж чуть было не засомневался. Пить хочешь, Ланкау? — вопил он. — В кладовой отличное рейнское вино есть. Разве ты не это хотел мне предложить? А может, предпочитаешь содержимое этого стакана выпить? Наверное, по-твоему, запах у него другой, не как обычно, зато действует, как говорят, отменно!
Глава 65
Со страхом глядя на Герхарта, Петра отпрянула от него. Едва это заметив, он отошел от Ланкау. Пока он не взял себя в руки, было видно, как у него ходят желваки. Он протянул ей стакан со смертельно опасной жидкостью.
С трудом дышавший Ланкау следил за ним со своего места. Обойдя Петру, Герхарт перевел взгляд на подоконник.
— Хватит, — сказал он из угла возле окна, глядя на оставленный Ланкау огрызок яблока.
Он бережно его поднял, словно хрупкое живое миниатюрное существо.
— Ты прав, — продолжал он. — Никто не поверит, что кто-то решил совершить самоубийство с помощью гидроксида натрия. Даже кто-то вроде тебя! — Он не сводил глаз с Ланкау. — Вспомним былое, Ланкау? Помнишь ночи в госпитале — вы еще друг другу рассказывали, как можно убить самыми обыкновенными вещами? Вязальными спицами, молотками, мокрыми тряпками. Помнишь, как вы с Крёнером ржали? Как пытались перещеголять друг друга своими отвратительными методами? Ваша фантазия не знала границ.
Он смотрел в одну точку, сжимая в руке яблоко. Петра молча слушала. Она и не думала, что когда-нибудь услышит от него столько слов. Голос у него красивый. А вот момент — отвратительный.
Ей хотелось бы, чтобы в его глазах не было холода.
— Если вдуматься, то на меня наибольшее впечатление произвели самые простые методы.
Яблоко заплясало перед глазами жертвы.
— Ты наверняка знаешь, о чем я говорю.
Он улыбнулся. У Ланкау потемнело лицо. В затрудненном дыхании слышались хрипы, но глаза смотрели настороженно.
— Разве не Крёнер этот метод придумал? Ты лучше меня знаешь. Я помню только красочное описание жертвы, которой в горло протолкнули кусок яблока. Придется время потратить, но вообще все довольно просто. И никто не заподозрит неладного. Такое с кем угодно может случиться. Не убийство и не самоубийство! А выглядит естественно, да?
Вопрос прозвучал с пугающей простотой. Очевидно, Герхарт мог исполнить свои угрозы. Петра оцепенела. Когда Герхарт отвязывал ее от пресса для винограда, он заверил ее, что ей больше не надо бояться Штиха с Крёнером. Облегчение придало ей сил.
Теперь она его не чувствовала.
Глаза Ланкау медленно затуманивались. Раньше Петра не видела по ним его возраста. Помутнели роговицы, пожелтела склера. Герхарт откусил кусок яблока. На широком лице было написано недоверие. Отодвинувшись назад, Ланкау смотрел на кусок яблока, который Герхарт выплюнул себе в ладонь. У Ланкау дернулась шея, в панике он выставил руки. Когда Герхарт решительно понес к его рту кусок яблока, он, хрипя, сделал глубокий вдох и отвернулся. Он попытался что-то сказать и приподнял руку. В глазах читалось отчаяние.
Когда Герхарт попытался раздвинуть его губы, Ланкау дернулся в последний раз. На лице застыло удивление. Голова медленно упала, подбородок лег на грудь.
Герхарт недоуменно на него смотрел. Он ткнул обвислую щеку, и голова безжизненно дернулась.
Ланкау умер, до того как Герхарт успел ему отомстить.
Петра отказывалась верить своим глазам. Внутри у нее перемешались сомнения, бессилие, облегчение и скорбь.
Когда Герхарт осознал, что произошло, он повернулся лицом к другому человеку, пытавшемуся разобраться в том, что он увидел. Он без предупреждения накинулся на него, обрушивая один удар за другим, и, словно раненый зверь, ревел от глубокого отчаяния.