Привет, извини, что беспокою тебя. Похоже, что-то случилось с балками под полом в кабинете. Не мог бы ты заехать и взглянуть? Расписание такое же, как всегда.
Я перечитываю сообщение. Мое нетерпение, исходящее от сердца, отражено в нем – не в словах, а в посыле. Надо с чего-то начинать. Я нажимаю «Отправить» и убираю телефон, прежде чем может прийти ответ, испытывая искреннюю радость оттого, что начала действовать. Когда мы достигаем наивысшего совершенства, ясность, как удар молнии, исходит из самых мудрых уголков нашей души. Вот почему я уверена, что написать этот крошечный текст было правильно, что он поможет преодолеть дистанцию, возникшую между мной и Эриком за последние шесть месяцев. И я очень надеюсь, что Иден не прыгнет из одной пресловутой кастрюли с кипящей водой в другую, цепляясь за веру в то, что кастрюля все изменит.
Эйми
Я очень стараюсь сосредоточиться на позитиве: Адам здесь, со мной, мы прервали нашу сексуальную засуху, и он успел немного позаниматься книгой до обеда в первый вечер. Но Адам молчалив, на мои вопросы отвечает одним-двумя словами и отстраняется, когда я тянусь к его руке. Я нутром чую: что-то не так.
Я знала, что мы с Адамом находимся не в самой лучшей фазе нашего брака, но была уверена в его прочности. И все, что происходит, вовсе не похоже на повторение первого года нашей семейной жизни. Я полагала, что разделяющее нас расстояние можно сократить с помощью времени, проведенного вдали от детей, и близости, – и ошиблась. Этот уик-энд не стал волшебной пилюлей.
После обеда, когда все переходят в гостиную, освежают свои напитки и прогуливаются по первому этажу, я извиняюсь и поднимаюсь в нашу комнату. Я ищу улики.
Может, Адам так ведет себя из-за дедлайна, который держит его в напряжении? Я спросила его, придумал ли он уже концовку книги, и его каменный взгляд внезапно полыхнул огнем. Я хотела предложить помощь в мозговом штурме, но вдруг сообразила, что даже не читала его последнюю книгу.
Этот факт навалился на меня всей тяжестью. Впервые в жизни я проигнорировала написанную мужем книгу. Тринадцать опубликованных романов плюс три в ящике, которые никогда не увидят свет, – я читала каждое слово. И не знаю, как зовут главного героя и его возлюбленную в последней книге Адама! Как вышло, что прошлое так внезапно настигло меня?
Сейчас на моих руках новорожденная, дошкольница и первоклассница. Что я могу дать мужу? Весь мир. Конечно, именно этого он ждет от меня. Мы ведь обещали друг другу.
– Привет, – произносит Фарах, приоткрывая дверь номера.
– Я ищу адвил, – говорю я, стараясь скрыть, что она меня напугала.
Фарах закрывает за собой дверь, и шум вечеринки стихает.
– У меня есть немного. Хочешь, схожу за ним?
Я качаю головой, продолжая рыться в вещах Адама.
– Да что с тобой такое? – спрашивает Фарах.
Удивительно, но мой гнев и растерянность немедленно преобразуются в нечто другое. Во что-то липкое. Я подумываю сказать Фарах, будто не знаю, что происходит между мной и Адамом. Представляю, как говорю, что немного напугана и, возможно, все больше отчаиваюсь. Что за этими более очевидными реакциями может скрываться глубокая печаль.
– Это из-за ресниц. Они меня раздражают, – отвечаю я, разглядывая себя в зеркале.
Фарах понимает, что я не слишком адекватна, но не обращает на это внимания. Вот тогда-то эмоции переполняют меня, и я признаюсь:
– Я боюсь, что Адам меня бросит, и стараюсь не потерять его.
– О, Эйми! Что я могу сделать? – Фарах-доктор всегда приходит мне на помощь.
Я подозреваю, ей хочется, чтобы я расплакалась или обругала Адама, но у меня на уме кое-что другое.
– Помоги разобраться в его вещах. Мне нужны доказательства.
Фарах оказалась более сообразительной, чем я ожидала. Она не очень любит Адама, но я думала, она будет возражать против вторжения в его личную жизнь. Я ошибалась на ее счет.
– Ты пробовала заглянуть в его ноутбук? – спрашивает она, потом садится за маленький письменный стол и, открыв его компьютер, смотрит на клавиши.
– Его последний пароль «Клара321».
– Действительно?
– Да, а что?
– Имя старшей дочки – пароль? Я бы подумала, что это «Я-Божий-дар-женщинам321».
– Прекрати. Ты же знаешь, Адам – замечательный отец. Он делает все, что делаю я. Только в меньшей степени.
«Как и ты», – недоброжелательно продолжаю я мысленно.
Мое напряжение выходит мне боком, но Фарах это не волнует. Она набирает пароль.
– Нет. Не подходит.
Что касается подсчета баллов в колонках «все в порядке» и «все в дерьме» относительно моего брака, то новый пароль не помогает выровнять ситуацию.
– Ладно, нам придется перейти на аналоговый режим. Я возьму его портфель, а ты поройся в его сумке.
– Что мы ищем?
– Квитанции, заявления, любовные записки.
– Думаешь, у него роман с кем-то? – спрашивает Фарах.
– Нет, не обязательно. Но это единственное, что меня волнует. Если это просто настроение, то все пройдет.
– Как думаешь, что скажет наша астролог о твоих поисках доказательств измены мужа? Хочешь помешать своей судьбе? А как насчет его судьбы?
Мои прежние слова, брошенные мне в спину.
– Ха-ха! Послушай, маленькая мисс Наука, я не прошу Вселенную вмешаться. Мне нужны факты. Информация. Это не имеет ничего общего с судьбой.
Я расстегиваю молнию на переднем отделении его портфеля, достаю пачку бумаг и восклицаю с облегчением:
– О, это хорошо!
– Что это?
– Эссе о долгом и здоровом браке, которое он пишет для мужского журнала, – вру я.
На самом деле это первые пять страниц книги, над которой работает Адам. Хотя никто, кроме меня, Адама, его редактора и агента, не должен знать истинную личность Одры Роуз, я бы доверила этот секрет Фарах. Единственная причина, по которой я молчу, заключается в том, что она будет думать об Адаме еще хуже, чем теперь, а мне не нужна такая головная боль. Фарах не из тех женщин, которые уважают мужчин, пишущих романы. Она слишком старомодна для этого.
Я пролистываю первую страницу, прижимаю стопку бумаг к груди и закрываю глаза. Адам назвал свою главную героиню Скарлетт. Как скарлатина[10], которую я подцепила.
Мы с Адамом встречались уже год, когда отправились на север штата, в Беркшир, чтобы совершить осенний пеший поход и уютно заняться любовью. Но я заболела.
Я опасалась, что Адам будет обращаться со мной как моя мать-медсестра. Она укладывала меня в постель, давала салфетки, воду, лекарства и пульт дистанционного управления. Она проверяла меня каждые несколько часов с неумолимой точностью, будто в ногах моей кровати висела таблица, которую она должна была заполнить. Я не понимала, почему так, и страдала от одиночества.
Еще я боялась, что Адам отреагирует как мой отец-ипохондрик, который даже не смотрел на меня, пока я болела, но потом, когда моя мать заверяла его, что я больше не заразна, набрасывался на меня с объятиями и поцелуями. Они вели себя по-разному, но одинаково отвратительно.
Чтобы Адам не воспринимал меня так же, как они, я хотела, чтобы он покинул номер отеля. Я сказала, чтобы он пошел в музей без меня. А потом поел в одиночестве в ресторане, где был забронирован столик. Но Адам и слышать не хотел. Он держал меня за руку. Принес влажную холодную махровую салфетку, чтобы обтирать меня, а когда она нагрелась от моего жара, он принес другую. Все, что он делал, не было направлено на то, чтобы ускорить мое выздоровление. Он делал это ради утешения. Это была любовь, которой я никогда не знала.
Люди думают, что нездоровую психику можно получить, только если в детстве с тобой происходили какие-то ужасные вещи. Но я уверена: подобного результата можно достичь и когда ты проводишь детство в комфорте, имея отца – страхового брокера и мать – медсестру, неплохо зарабатывающих, не перегруженных работой и не имеющих проблем со злоупотреблением наркотиками.
Все, что нужно, – это чтобы мать была критичная, холодная и требовательная (по иронии судьбы, именно эти качества сделали ее отличным медицинским работником), а отец, напротив, – неожиданно и спонтанно теплый и любящий. Меня душили и игнорировали. Хвалили без причины, критиковали без повода.
А любовь Адама была измерима. Он утешал меня, когда я болела. Выходил из комнаты, когда я без причины срывалась на него. Я могла контролировать его любовь. Вернее, я, конечно, не контролировала ни Адама, ни его действия, но в том, что происходило между нами, была логика, которую я понимала. И когда я любила его так, как ему было нужно, между нами была сильная, динамичная связь. А теперь, когда я не люблю его так, как ему нужно, он готов бросить меня. Я говорила, что не переживу его отстраненности. А теперь уверена, что и не почувствую этого.
– Это очень важные бумажки. Значит, Адам все еще любит меня и хочет, как и я, чтобы наш брак продлился как можно дольше, – говорю я Фарах.
Не только я перестала дарить ту интенсивную, динамичную любовь. Адам тоже перестал. Он стал практичным, и романтика развеялась, будто дым. Подумать только, совсем недавно я злорадствовала, выслушивая на наших посиделках с вином жалующихся мамаш, поскольку полагала, что обладаю секретом крепкого брака после рождения детей.
Адам – отличный отец, так как хорошо выполняет мои указания. По меркам предыдущих поколений, он суперзвезда. Водит девочек на балет и футбол. Но ни в чем не берет на себя инициативу. Я не переживаю из-за этого, поскольку хочу быть хозяйкой дома. И когда я заканчиваю тяжелую дневную работу, он встречает меня самым важным вопросом: красное вино или шоколадное мороженое? Приносит мне выбранное и плед и спрашивает, что я хочу посмотреть, пока буду отдыхать. Он заботится обо мне лучше всех.
Давненько ничего такого не случалось. Сколько уже? Месяцы? Год? Когда заботишься о маленьких детях, время идет так быстро и так медленно одновременно. Но сколько бы его ни прошло, я не готова потерять Адама. Не из-за его карьеры, ни из-за чего-то еще, что может разделить нас. Мы счастливая семья и собираемся оставаться таковой. Н