есмотря ни на что.
– Значит, все хорошо? – спрашивает Фарах.
– Пока нет, но все еще может быть, – отвечаю я.
Фарах спускается в гостиную, а я засовываю бумаги Адама обратно в его портфель. Замечаю, что мои брюки и рубашка так и валяются на полу, там, где я сняла их перед душем. Это наталкивает меня на идею для поста. Эта одежда не подходит, но у меня есть идеальный кружевной черный бюстгальтер и трусики. Я роюсь в своем чемодане и раскладываю их на мягком кремовом ковре. Делаю снимок и печатаю:
Быть мамой – самое лучшее, что есть на свете, это моя цель в жизни, но не менее важно восстановить отношения с партнером. Ведь именно благодаря ему все это существует. #ad #laperla #sexy #blacklace
Рини
Я солгала Фарах и Эйми, когда сказала, что в башенки нет доступа. Ну, наполовину. Для гостей доступа нет. Но не для меня. Чтобы подняться, нужно спуститься. Сегодня вечером, после того как закончатся сеансы, сотрудники ресторана «У Клаудио» уберут еду и напитки и погаснет свет, настанет мое время.
Стараясь держаться в тени, я пробираюсь от своего коттеджа к главному дому. Тихо открываю хорошо смазанные металлические двери, ведущие в подсобное помещение. Прохожу мимо водонагревателя, масляного бака и панелей автоматических выключателей. В дальнем углу есть дверь. Простая пустотелая дверь из ДВП, на ней нет замка. Если бы вы захотели выбить ее, плита легко поддалась бы, обнажив ячеистый пластик, удерживающий ее в вертикальном положении. За дверью начинается узкий сырой и темный коридор. В трех футах от входа в него находится еще одна дверь. Очень прочная. Вы можете почувствовать ее тяжесть, просто прикоснувшись. Вы задаетесь вопросом, не металлическая ли она? И вы наполовину правы. Дверная рама изготовлена из цельного дерева и внутри укреплена металлическими прутьями. Если вы попытаетесь выбить ее, то сломаете ногу.
Достав из-под рубашки цепочку, на которой рядом с медальоном в форме сердца надежно закреплен ключ, я снимаю ее через голову, отпираю засов и поднимаюсь по винтовой лестнице. Поскольку лестничный колодец такой узкий, как в шахте или на маяке, спираль – это единственный компромисс между лифтом (слишком шумный) и простой лестницей (слишком узкая). Добравшись до верха, я жду, пока мои глаза не привыкнут к темноте. На цыпочках прохожу через маленькую спальню и гостиную к двери между кухней и ванной.
Открыв незапертую дверь, я поднимаюсь еще по одной лестнице в башенку с восточной стороны дома и закрываю за собой дверь, металлическая рама скрипит. В прошлый раз я обещала себе, что прихвачу WD-40 для смазки, но забыла. Я замираю и жду, надеясь, что никто из гостей, которые могут выйти на балконы своих номеров, меня не услышит. Это довольно далеко.
Пользуясь моментом, я вдыхаю соленый воздух. Наслаждаюсь легким сернистым запахом болота, который сопровождает прилив при луне. Лужайка за домом и причал купаются в лунном сиянии. Я перекидываю одну ногу через толстые деревянные перила башенки, затем осторожно, чтобы не посадить занозы, – другую. Сидя на перилах, я болтаю ногами над выступом внизу. И жду, желая убедиться, что никого не разбудила своими действиями. Потом прыгаю на выступ, опоясывающий башенку. У меня нет страховочной веревки, и я нахожусь достаточно высоко, отчего у меня слегка кружится голова, но я иду, заложив руки за спину. Удерживая равновесие, я делаю шаг на черепицу крутой остроконечной крыши, иду по ней примерно до середины. Лезу наверх, сажусь верхом на конек и достаю из кармана телефон. Спустя три часа Эрик все еще не отвечает. Он не хочет меня видеть, и я не виню его.
Я родилась невезучей. Нет, не типа «мне на голову упал кирпич, когда я шла мимо своей любимой кофейни». И не типа «в меня ударила молния». Ничего такого, что могло бы стать вирусным в социальных сетях. Моя жизнь по большей части была невезучей, как в песне «Ironic» Аланис Мориссетт. Черные мухи и мириады ложек. С постоянной угрозой смерти.
Мой отец ушел из семьи, когда мне было семь лет. Год спустя моя мать потащила меня и Энди с собой в Питтсбург к даме-экстрасенсу. Та сказала, что мама встретит и полюбит богатого черноволосого мужчину, который спасет нас и поселит в безопасности в городской башне. Мама не могла скрыть своей радости. Ясновидящая пообещала три вещи, о которых она всегда мечтала, но которых у нее никогда не было: настоящую любовь, богатство и роскошный дом. Мама была так счастлива, что дала ясновидящей щедрые чаевые.
В конце сеанса та вполголоса добавила, что, возможно, маме стоит проводить побольше времени с малышкой – она кивнула в сторону меня, сидевшей рядом со старшей сестрой, – потому что я умру ребенком. Улыбка на лице матери на долю секунды погасла, но мать тут же забрала чаевые и вновь засияла.
Я, наверное, думала, что болтовня экстрасенса – это глупая сказка, пока мама не встретила и не вышла замуж за обещанного черноволосого богача, который увез нас на Манхэттен. Они развелись пять лет спустя, и мы – мама, моя сестра и я – оказались в двухкомнатной квартире в Куинсе. Экстрасенс не говорила о том, что счастье продлится вечно.
Мозг восьмилетнего ребенка не может по-настоящему осознать мысль о смерти. Он знает только, что его жизнь под угрозой. В результате я все время была начеку. И поскольку не знала, какая именно опасность меня подстерегает, стала бояться всего на свете. Именно так я и двигалась по жизни – в страхе.
Когда отчим ушел от нас, мать обратилась за советом к астрологу. В отличие от ясновидящей, которая раскачивалась из стороны в сторону, слегка прикрыв глаза, эта дама была спокойна. Она сидела перед стопками книг, напечатанных на языках, которые я не могла прочесть, и изучала огромный лист бумаги – «гороскоп вашей мамы», как сказала она. Астролог проводила пальцем линии и указывала на символы планет, которые мы изучали на уроке естествознания. Она рассказала моей матери много истинного о ней и ее будущем, но в тот день произошло нечто более удивительное. Мой страх испарился.
Астрология была постигаема, в отличие от предсказаний экстрасенсов, сделанных из воздуха. Изучая ее принципы, я поняла, что мои проблемы порождены расположением планет в определенных домах моей натальной карты. Препятствия можно было объяснить, обратив внимание на углы, под которыми эти планеты расположены друг к другу: оппозиции, треугольники и квадраты. И только дата моей смерти все никак не отыскивалась.
Я подбираю упавший на крышу желудь и бросаю его как можно дальше. Как он падает, я не слышу. Я перебираюсь на площадку и подтягиваюсь. Но не слезаю на балкончик, а встаю на перила так, что моя голова оказывается над крышей башенки. Надо мной темное небо, я отчаянно цепляюсь за край крыши напряженными пальцами, наплевав на ветер. Руки устают. Я перестаю держаться правой рукой, встряхиваю кистью, потом снова хватаюсь за черепицу. Меняю руки, теперь отдыхает левая. Я теряю равновесие, но стабилизируюсь, подтягивая себя ближе к крыше башенки.
На этот раз я отклоняюсь назад и снова меняю руки. Левая соскальзывает, и я пытаюсь схватиться за воздух. Моя любимая фиолетовая ручка выпадает из кармана и скачет по крыше: щелк-щелк-щелк. Я балансирую на перилах, пока пот не выступает на моей верхней губе, а пальцы не сводит судорогой.
О предсказании экстрасенса я никому не говорила. Даже своей наставнице по астрологии, хотя постоянно спрашивала о стратегиях предсказания смерти, но она неизменно отвечала отказом. Она считала, что есть некоторые темные дела, которые должны оставаться за рамками практики, а именно: никаких прогнозов выборов и дат смерти.
Я никогда не напоминала о том предсказании матери, а она, если не забыла, что сказала экстрасенс, виду не подавала. И я, конечно, никогда не обсуждала эту тему с сестрой, у которой в жизни было достаточно травм, чтобы легко забыть о моих. Мне было шестнадцать, Энди училась в колледже, когда с ней случилось нечто настолько невыносимое, что она пожелала себе смерти. Энди хотела того, чего я больше всего боялась, и это меня потрясло настолько, что я поклялась жить – по-настоящему жить, а не просто ждать смерти.
Энди изменила мою точку зрения на все. Я воплотила в жизнь свои мечты, не дожидаясь, пока вырасту, поскольку велик был шанс, что этого никогда не произойдет. По настоянию мамы я получила-таки аттестат зрелости, хотя и работала флористкой, бариста, официанткой в закусочной, уборщицей и была ученицей астролога. Все это подготовило меня к будущему успеху с астрологическим ретритом в «Звездной гавани». Я ужасно уставала, но была счастлива.
С каждым годом мысль о ранней смерти превращалась в тихое жужжание на заднем плане. Я почти не обращала на это внимания до тех пор, пока не совершила ужасную, непоправимую ошибку.
Я влюбилась.
Это был несчастный случай. Я знала, что нужно держать дистанцию, но это невозможно, когда ты, по сути, восстанавливаешь дом с нуля, а он лучший местный подрядчик. Эрик был таким добрым и щедрым. Он полюбил мой проект еще до того, как полюбил меня. Это было у нас общее.
Каждый раз, когда Эрик оставался на ночь или мы переписывались в течение дня, тихий голосок в моей голове предостерегал меня. Ты умрешь. Я не могла расслабиться в той безопасности, которую он предлагал.
Когда Эрик заговорил о будущем – переезде, женитьбе, рождении детей, – я испугалась. И поставила перед собой задачу разыскать экстрасенса из Питтсбурга, к которой ездила моя мать, когда мне было восемь лет. Я должна была узнать свою судьбу, если не ради себя, то ради него. Ради нас. Полгода назад я нашла ее в Интернете через Facebook. Она закрыла свое заведение менее чем через год после того, как мы приезжали. Однако во время финансового кризиса 2008 года люди, потерявшие свои деньги, стали отчаянно нуждаться в информации относительно своего будущего, и ясновидящая обосновалась в Интернете. Ее дело процветало. Я позвонила ей на горячую линию и, прервав приветственную речь, прямо спросила, не ошиблась ли она тогда, много лет назад, или это я неправильно ее поняла.