– Вы сказали моей матери, что я умру в детстве, – напомнила ей я.
Телефон звякнул металлом, – видимо, ясновидящая покачала головой. Перед моим мысленным взором промелькнуло воспоминание о ее массивных серьгах с искусственными драгоценными камнями.
– Питтсбург, восемнадцать лет назад… Я никогда не забывала о тебе. Тогда я была новичком, ляпнула, не подумав, хотя потом испытала жгучий стыд. Я очень хотела помочь твоей матери, но теперь ни за что не раскрыла бы подобную информацию.
Я была ошеломлена. Думала, мне придется напоминать и настаивать.
– Но вы ошиблись. Вы обещали, что я умру ребенком, но мне двадцать шесть.
– Я не говорила, что ты умрешь ребенком, – медленно произнесла она, обдумывая каждое слово. – Я говорила, что ты умрешь слишком рано.
Долгое время мы молчали. Время тянулось бесконечно.
Слишком рано – это сколько? В штате Нью-Йорк вы можете пожениться в семнадцать лет. В восемнадцать вы можете голосовать. В двадцать один – покупать алкоголь. В двадцать пять – брать машину напрокат. Разве я не преодолела все пороги взрослости? Разве не должна оказаться теперь в безопасности?
С другой стороны, в каком-то смысле я никогда не была ребенком. С момента своего рождения я чувствовала незримое бремя того, что должна восстановить разрушенную семью. Моя мать не училась в колледже, а потому гордилась тем, что Энди увлечена науками, однако и глазом не моргнула, когда я бросила школу, чтобы помогать оплачивать счета. Я слишком быстро повзрослела.
Было ли предсказание экстрасенса неверным, потому что я никогда не была ребенком? Или, может быть, кармически я сейчас была ребенком, стареющим в обратном порядке?
– Я изучала астрологию, – сказала я экстрасенсу. – И нашла несколько признаков, которые могут быть истолкованы как смерть. Скопление планет перемещается в мой восьмой дом. Мой Идум Коэли в Близнецах – это знак молодости. Или это что-то менее очевидное, например грядущее возвращение моего Сатурна?
Ясновидящая рассмеялась:
– Я понятия не имею, что все это значит, но ждала твоего звонка. Размышляла, что буду делать, когда это произойдет.
Она вздохнула и пошевелилась. Я услышала, как звякнули ее серьги.
– А что, если это больше не зависит от вас? Вы сделали это предсказание много лет назад.
Едва слышное поскрипывание на другом конце провода подсказало мне, что она кивнула.
– Я хочу приехать к вам, – добавила я.
– Мои наставники говорят, что ты хорошо усвоила информацию, которую я всем вам тогда дала. Я сожалела об этом, но они уверены, ты все сделала правильно. Они доверяют тебе.
– Тогда назовите дату. – Мои слова звучат убедительно.
Телефонная «я» куда увереннее, чем настоящая. Но я опасалась, что, если стану колебаться, ясновидящая ничего мне не скажет.
– Двадцать пятое августа, – произнесла она.
Через два дня.
Стоя на деревянных перилах на крыше «Звездной гавани», я почти не чувствую своих пальцев. Поднимаюсь на цыпочки, отыскивая ногой опору. Руки горят и дрожат. Я безрассудна и напугана. Судьба велит мне умереть послезавтра, но я не знаю когда, как и почему. А свободная воля подсказывает, что мне ничего не стоит посрамить экстрасенса. У меня есть возможность пойти на упреждение судьбы.
Я могу отпустить пальцы прямо сейчас.
Но я собираю остатки сил и слезаю с перил на балкончик. Слышу внизу шорох и тихое бормотание. Щурюсь. Двое раздеваются в серебристом лунном свете. Чуть позже до моих ушей доносятся их слабые стоны, и я узнаю их обоих. И ловлю себя на том, что качаю головой. Вот странно, меня не должно удивлять, что эти двое вместе.
Суббота. Второй день
Марго
С мокрыми волосами я спускаюсь по черной лестнице «Звездной гавани». Внизу я провожу рукой по крашеной стене в поисках двери, ведущей в подсобное помещение, – ностальгический пробный камень, единственная закрытая зона, в которую я не против вторгнуться в любом новом месте. Этим утром вокруг нет никого, кто мог бы меня заметить.
Маленький квадратный вход не бросается в глаза. Дверь выкрашена в тот же цвет, что и стена, рамы и ручки у нее нет. Я толкаю дверь, и она распахивается со скрипом. Я заглядываю внутрь. В углу свалены книги, которые не поместились в библиотеке. На полках хранятся чистящие средства, запасные полотенца и постельное белье. Здесь пахнет моим детством.
Я слышу, как Фарах и Эйми хихикают, спускаясь по лестнице в гостиную, поэтому тихонько закрываю дверь и крадусь вверх по черной лестнице, чтобы не столкнуться с ними.
В номере Тед только что вышел из душа.
– Я ужасно не выспалась. А как ты?
Тед пожимает плечами:
– Вряд ли хоть раз пошевелился. А тебе что-то помешало?
– Я мгновенно заснула, но около полуночи кто-то принялся болтать снаружи, а потом в три часа ночи сверху раздался шум.
– Может, еноты пробрались на чердак? Помнишь, как та мохнатая мать залезла в наш пляжный домик, чтобы родить? По-моему, они проникают сквозь стены.
Тед не ошибается, но он сосредоточен не на том, что нужно.
– Наверное, я не могла уснуть, потому что беспокоилась об Адаме.
– Вчера мне казалось, с ним все в порядке, но сегодня утром он отказывается от гольфа, – пожимает плечами Тед.
Когда Адам начал время от времени пропускать обеды по средам, я была разочарована, но не встревожена. Когда в прошлом месяце он не пришел на концерт, где танцевала Клара, мы с Эйми прикрыли его, сказав девочке, что папа, конечно, был, только сидел не в первых рядах и потому ей не удалось разглядеть его в темноте. Не слишком-то приятно лгать беззащитной племяннице, но, когда мы вернулись домой, стало ясно, что дела обстоят совсем скверно. Адам сидел на диване, держа в одной руке пиво, а другую засунув в штаны.
Мой брат всегда был склонен к депрессии. Я думаю, это потому, что он, как любой писатель, живет в основном в мире фантазий. Да еще и пишет под псевдонимом, а это значит, что никто не знает, кто он такой. Похоже, его успех существует только в его собственной голове. На школьных мероприятиях и званых обедах на вопрос о его карьере следует вялое: «Писатель». А на самом деле его романы расходятся миллионными тиражами.
– Наверное, это потому, что срок сдачи книги поджимает. Адам не знает, когда уже пора обращаться за помощью, – говорю я.
Тед вздыхает и удаляется в ванную, а я сворачиваюсь калачиком под простынями, мечтая начать день сначала. По большей части Тед предпочитает не вмешиваться в наши с Адамом дела, но иногда ему нравится «мягко напоминать», что, возможно, я слишком увлекаюсь жизнью своего брата.
Одетый в рубашку для гольфа, Тед выходит из ванной и кладет бумажник с комода в задний карман своих шорт.
– Мне кажется, ты немного преувеличиваешь.
– Хорошо, это справедливо. Но Адам не всегда видит картину в целом. Ему нужна моя точка зрения, хочет он того или нет.
Тед садится на кровать рядом со мной:
– Я хочу, чтобы ты хотя бы раз позаботилась о себе в его присутствии. Ты многое переносишь. Пытаешься создать новую жизнь. – Он расправляет простыню у меня на животе и целует в пупок.
Я улыбаюсь, но какая-то часть меня хочет напомнить Теду, что я ничего не могу сделать, пытаясь создать новую жизнь. Это худшее чувство в мире. Беспомощность. Я размышляю, не сказать ли ему, что с сегодняшнего утра у меня задержка на два дня, но придерживаю новость, чтобы обсудить ее с Рини, надеясь, что она сообщит мне что-нибудь более конкретное.
Я слышу, как распахивается задняя дверь под нашим открытым балконом, и смотрю на часы. Астролог легка на помине.
– Это, наверное, Рини с нашими астросмузи, готовая начать утренний сеанс, – говорю я.
Мы с Тедом спускаемся по лестнице, держась за руки. Тед направляется к Рику, который ждет его с клюшками в прихожей.
– Джо все еще нет? – интересуюсь я.
Тед качает головой. Я направляюсь в заднюю часть дома, но на кухне нет никаких признаков присутствия Рини. Эйми и Фарах планируют свой день за столиком в углу. Я вежливо говорю: «Доброе утро», собираясь налить себе чашку кофе и выскочить вон.
– Кто-нибудь еще просыпался ночью от странных звуков? – спрашивает Фарах.
– Я как раз говорила об этом Теду, – отвечаю я.
– Я слышала плач, – сообщает Эйми.
В этот момент через французское окно входит Рини с серебряным подносом, уставленным яркими коктейлями.
– Они такие красивые! – восклицает Эйми.
Из сада появляется Иден:
– Рини, я увидела вас с этими бокалами и заинтересовалась.
– Коктейль для каждого гостя, соответствующий его знаку зодиака. Описание на карточке. – Рини раскладывает карточки на столе рядом с подносом.
– Это миндальное молоко? – Иден подносит стакан к носу.
Рини передает каждой из нас карточку с описанием и ставит остальные перед смузи для гостей, которых здесь нет. Я просматриваю тропические ингредиенты в смузи «Рыбы»:
– Мне нельзя ананас.
– Ой! Но в вашей анкете для бронирования не указаны пищевые аллергии.
– Опасные для жизни продукты, такие как моллюски или лесные орехи, я ем. И умирать или что-то в этом роде не собираюсь, но…
– Ананас вызывает у тебя мигрень? – спрашивает Фарах.
– Да, как ты узнала?
– Тирамин иногда нивелирует противовоспалительные свойства бромелайна. И вызывает головную боль примерно у пятнадцати процентов моих пациенток во время беременности.
Беременность? Две полоски в моем тесте на беременность указывают на то, что этот месяц станет решающим.
– Возьми мой. Я терпеть не могу кокосовое молоко, – говорит Фарах.
Я беру у нее стакан, но прежде, чем сделать глоток белого пенистого напитка, уточняю у Рини:
– А то, что я пью смузи, предназначенное другому знаку зодиака, влияет на мое восприятие окружающего мира?
Эйми смеется:
– Ух ты, Марго, ты такая строгая! Поживи немного и попробуй сок Девы.
– Угощайтесь смузи, как пожелаете. Мероприятие «Поклонение солнцу» начнется в одиннадцать утра, – говорит Рини. – Фарах, ваш сеанс следующий.