В ту первую зиму в Гринпорте мы чувствовали себя как два маленьких ребенка, которых родители впервые оставили дома одних. Только это был наш собственный дом. Мы надели на себя всю одежду, которую привезли из Куинса, и грелись у огня день и ночь. Мы мечтали о том, каким станет этот дом. Энди хотела обрести место, где чувствовала бы себя в безопасности. А я хотела, чтобы он стал еще и моим наследием и приносил прибыль. Вместе с Эриком мы спроектировали и то и другое.
Я надеялась, что, когда мы повзрослеем, со временем Энди расскажет мне о том, что произошло той ночью, о том ужасном, о чем не говорят младшим сестрам. Миновал мой восемнадцатый день рождения, двадцатый, я стала успешной бизнес-леди, но так и не узнала всей истории. С годами я догадалась, что у сестры были неподобающие отношения с профессором, которые закончились плачевно. Но не чувствовала необходимости ворошить кошмарные подробности печального прошлого, пока мы были вместе и двигались вперед. Я не думала, что все станет еще хуже, когда мы покинем город.
– Рини, тебе что-то нужно? – спрашивает мама.
Пчела жужжит вокруг букета подсолнухов на фермерском рынке.
– Нет, просто хочу узнать, как твои дела. Где ты?
– Сейчас лето, так что я на Гавайях. Скоро буду переезжать.
– Ханалей-Бей?
– В этом году я собираюсь на Мауи.
– Мне не хватает твоих советов по гостеприимству.
Мама вздыхает:
– Мне жаль, что наш последний разговор закончился не так, как ты хотела.
– Берешь, что досталось… – парирую я.
Я снова позвонила маме через несколько недель после того, как экстрасенс сообщила мне дату смерти, на этот раз с просьбой о помощи, что, как я теперь понимаю, было неразумно. Моя мать – упертый Телец, и ничего с этим не поделаешь. Тогда я отключилась и решила какое-то время не звонить не потому, что разозлилась, а чтобы дать ей привыкнуть к тому, что от меня подолгу нет вестей. Идея, конечно, дурацкая. Игнорируя маму, подготовить ее к моей внезапной смерти точно невозможно.
– Ну, если тебе действительно нужны идеи, их у меня полно. Дела идут не очень?
– Нет, вовсе нет. Дела идут отлично.
Я чувствую себя немного виноватой, но не так уж трудно скрыть от мамы предсказание экстрасенса. Было бы садизмом сказать: «Эй, мам, знаешь что? Я завтра умру». Особенно если в прошлый раз она категорически отказалась касаться этой темы. Поэтому несколько минут мы болтаем о гостеприимстве, – так хорошо забыть о неминуемой смерти и своих пошедших прахом планах.
– Что ж, малышка, всегда приятно слышать твой голос. Мне нужно ехать на другой конец острова на свою смену.
– Было здорово наверстать упущенное, – говорю я.
– Да, было здорово. Надеюсь, не случится паузы еще в несколько месяцев?
– Конечно, – вру я, а горе сжимает мне горло. – До свидания, мам.
Я борюсь с желанием сказать что-нибудь еще – что угодно, – лишь бы она не вешала трубку. И жду, пока она не отключится, зная, что не смогу сделать это сама, потом сую телефон в карман и собираю свои отобранные цветы, чтобы отнести их на кассу. От Эрика по-прежнему ничего.
– Дни этих прекрасных розовых бегоний сочтены, – говорит владелец. – Вы уверены, что не хотите взять еще? Они погибнут от жары.
– Почему бы нет?
Если я не могу спасти себя, то почему бы не спасти несколько бегоний?
Долгое время, размышляя о неизбежной ранней кончине, я вспоминала свою сестру. Приехав за пополнением фонда библиотеки «Звездной гавани» в книжный магазин в Саутхолде, я заметила научно-популярную книгу о загробной жизни. Я купила ее и проглотила за одну ночь. Она заставила меня громко смеяться в темноте, в одиночестве в своей постели. И это было лучше, чем плакать. А еще мне стало любопытно.
Поскольку маловероятно, что я сумею уловить приближение смерти, чего мне ожидать в тот момент, когда она настигнет меня? Компьютер не выключается мгновенно – для проверки попробуйте завершить работу с тридцатью пятью открытыми вкладками и десятью запущенными приложениями. Для завершения каждого процесса, одного за другим, требуется довольно много времени.
Я нашла другие научно-популярные книги о загробной жизни, написанные теми, кому посчастливилось вернуться, чтобы подробно рассказать о своем путешествии непосвященным. Их рассказы были удивительно похожими, а также невероятно личными. Самой распространенной темой было воссоединение с любимым членом семьи в спокойной обстановке. Мой сценарий прост: мы с Энди, любуясь закатом, сидим на пляже и под шум волн ведем эмоциональную искреннюю беседу, наслаждаясь общением.
Добравшись до дома, я жду, когда откроются ворота, а потом еду по дорожке, глядя, как на горизонте над зеленью вырастает крыша викторианского дома, который построили Энди, Эрик и я. Признаюсь, не только бегонии помогают мне обмануть смерть. «Звездная гавань» – это мое противостояние смерти, по крайней мере, в каком-то смысле. Я смирилась с тем, что завтра срок годности моего тела истечет, но бизнес, созданный мной, никуда не денется. Но мне нужно успеть кое-что отыскать. Последний кусочек головоломки.
Фарах
Мне никогда не было так страшно оказаться наедине с Эйми – прежде я не испытывала ничего, кроме волнения, – но после беседы с Рини и угрозы, что мне придется озвучить свое самое сокровенное желание, я на взводе. В некотором смысле моя тайна уже стала достоянием Вселенной, и, хотя Рини никогда никому ее не доверит, вернуть произнесенные слова невозможно. Может, это и к лучшему, думаю я, когда мы с Эйми идем бок о бок вдоль обрыва после неудачного «Поклонения Солнцу». Это заставит меня сосредоточиться на себе. Уродливый цветок сомнения расцвел несколько недель назад, и с тех пор непривычная неуверенность в себе и в будущем стала моим постоянным спутником. Еще в начальной школе я знала, что буду врачом, и никогда не отклонялась от избранного курса. Уже через месяц после знакомства с Джо я понимала, что мы пройдем соответствующие этапы сближения и поженимся через три-пять лет. Я всегда планировала вдолгую и никогда не отвлекалась. Теперь же я вижу только то, что находится прямо передо мной, и это Эйми, что дезориентирует.
– Может, нам вернуться? – спрашивает Эйми.
– Нет, давай еще погуляем. Пройдем немного вдоль обрыва.
Сила моего утверждения удивляет меня. Так четко и спокойно говорила прежняя Фарах. А не та рассеянная особа, которая несколько недель не может прийти в себя после одного сна. В терминологии Рини это было видение, и я до сих пор краснею от его непристойности.
Однажды ночью во сне я представила Эйми в своем кабинете. Она лежала в одном тонком бумажном халате на голое тело на моем смотровом столе. Как хороший врач, я сначала рассказала ей, что собираюсь делать, но так говорить могла бы только специалистка, занимающаяся сексом по телефону, а не опытная акушер-гинеколог. Эйми, в свою очередь, согласилась, она слегка кивнула и тихо застонала. Ее тело таяло под моими пальцами. Проснувшись, я испытывала желание вновь прикоснуться к ней, но рядом со мной лежал Джо. Он был рад закончить работу.
Встретившись с Эйми после той ночи, я покраснела от стыда. И через пятнадцать минут притворилась, будто меня срочно вызвали в больницу. Дома я заперлась в ванной и плакала до тех пор, пока мой трехлетний малыш не закричал оттого, что наполненный подгузник стал натирать ему попку.
Намазывая сына смягчающим кремом, я напоминала себе, что этот сон не имеет ничего общего с реальностью. На работе меня ни разу не посещали недостойные мысли, а о сомнительных действиях и говорить нечего. У Эйми уже восемь лет – с тех самых пор, как мы подружились на занятиях по послеродовой беби-йоге, – другой врач. Я сама пошла на это, хотя официального запрета на приятельские отношения между врачом и пациенткой не существует. Но это было бы странно, а странностей любого рода я избегаю.
При воспоминании об этом сне мне было гораздо проще мысленно отстаивать свою репутацию врача, чем думать о том, чего не хватает моему браку. Мы с Джо отлично подходим друг другу в постели, но более глубокую связь утратили много лет назад. Мы даже не лучшие друзья, какими были раньше, когда просто встречались. Место Джо заняла Эйми. Теперь она разжигает мою страсть, которой нет в наших с мужем отношениях.
В отличие от Эйми, рассказывавшей мне о своих однополых любовных похождениях, я никогда в жизни не целовала девушку. Никогда не испытывала такого желания.
Рини сказала, что весь мой мир изменится за этот уик-энд, но она ошибается: мой мир стал другим несколько недель назад, когда мне приснился тот сон. Но теперь добавилась важная деталь. Рини предупредила, что планета отношений подталкивает меня к откровенному разговору с Эйми. И хотя я не верю в астрологию, клянусь, что после мероприятия «Поклонение Солнцу» чувствую просто планетарную тягу сделать это.
– Я хочу прогуляться и поговорить.
– Хорошо, – соглашается Эйми. – С детьми мы поболтаем по FaceTime, когда вернемся.
По ее просьбе я проверяю свой телефон и обнаруживаю текстовое сообщение от мужа.
– Джо в дороге, – говорю я рассеянно.
Эйми берет меня под руку.
– Наше время наедине ограничено, – смеется она, не зная, что для меня это не шутка и что сейчас в моей голове тикают часы.
Следуя за своими чувствами, я лишусь атрибутов приятной жизни, которую веду со своей семьей: квартиры в пентхаусе, летнего дома в Саутгемптоне, отличных частных школ для обоих детей.
В больнице судьбоносные решения принимаются за доли секунды, но в собственной жизни я, кажется, только и делаю, что медлю. Я чувствую, как из воздуха вокруг меня высасывают терпение, – так случается, когда я говорю, что мне скучно торчать на посту медсестер и ждать, когда у рожениц начнутся схватки, а Вселенная в ответ заставляет их раскрыться за тот же час на десять сантиметров.
Я пытаюсь преодолеть свой ментальный блок, представляя себе жизнь с Эйми. Она бы ничем не отличалась от нынешней. Я бы каждый день ходила на работу, а у Эйми стало бы больше детей, с которыми можно играть, мягко воспитывая их. Финансовый крах после развода мне не грозит: моя практика процветает. Эйми также могла бы рассчитывать на поддержку моей няни. Мы бы координировали опекунство, чтобы устраивать еженедельные свидания и регулярные беззаботные выходные, чтобы отправляться на поиски приключений (для нее) или сидеть дома и смотреть дрянной телевизор (для меня).