ороны, этот разговор кажется фантастическим. Более двух десятилетий мы с Адамом не говорили об автомобильной катастрофе, унесшей наших родителей. Я потрясена не только его извращенной теорией, будто мама убила папу, но и простым предположением, что это был не несчастный случай. Полицейский отчет был скуп на детали.
Они ехали по Со-Милл-Ривер-парквей, узкой и коварной дороге. Пожалуй, факт, что там не происходит куда больше аварий со смертельным исходом, вас удивит, если когда-нибудь мимо вас по правой полосе не проносился автомобиль, в то время как вы отчаянно пытались удержаться между разделительным ограждением и разделительной линией двухполосного шоссе. Была середина дня. Мой отец, трезвый, сидел за рулем. Родители были пристегнуты ремнями безопасности.
Машина на большой скорости врезалась в разделительный барьер. Перевернулась раза три и остановилась, и тут из-за крутого поворота вылетел внедорожник, который и раздавил их «БМВ». Родители были обнаружены мертвыми на месте происшествия. Время смерти указывало на то, что непосредственной ее причиной являлся наезд того самого внедорожника. То есть виновным в гибели отца и мамы был его водитель. Никаких иных признаков преступления обнаружено не было. Так нам сказала бабушка. У нас не было причин ей не верить.
– Это был несчастный случай, – настаиваю я.
– А что, если нет?
Я хочу сказать брату, что он тронулся головой. Что фатально ошибается. Но тут я замечаю, как из-за густых деревьев появляется что-то большое и светло-коричневое, выхваченное из мрака фарами приближающейся машины.
– Адам! Там! Олени! – Мысленно я кричу, но сама едва слышу свой голос.
Я очарована их присутствием. Мне кажется, мы вторглись в их прекрасный мир, хотя на самом деле все наоборот: олени вторгаются на узкое шоссе, созданное человеком.
– Я могу их обогнать. Пусть перейдут дорогу за нами, – говорит Адам.
Олени бегут быстро. Они такие красивые.
– Нет, Адам. Притормози.
Олени замедляют свой бег на краю нашей полосы, когда белый пикап проезжает в противоположном направлении. Самый крупный самец выходит на шоссе и делает несколько осторожных шагов. Когда бежевый минивэн сигналит, он бросается назад.
Стрелка нашего спидометра переползает с тридцати пяти миль в час к сорока, к пятидесяти.
– Адам, пожалуйста!
Семейство оленей перебегает дорогу прямо перед нами. Адам успевает затормозить.
– Как близко, – говорю я с облегчением, не зная, что ехавшая за нами «субару» резко свернула, чтобы не сбить одинокого олененка, который в последний момент выскочил на дорогу, спеша присоединиться к своей семье, и понимаю, что что-то произошло, только когда машина Адама прыгает вперед. «Субару» задела нас сзади-сбоку и послала в штопор.
– Держись! – кричит Адам, хотя я не знаю, за что держаться.
Он отчаянно крутит руль. Один оборот, два оборота, мы крутимся, словно на аттракционе ярмарки в Саффолке. Как в детстве, я хочу от всего этого укрыться.
Первое, что я вижу, когда вновь прихожу в себя, – оленей. Семейство оленей, которые пасутся на обочине шоссе. Но это неправильно. Олени были там до аварии, а не после. И я должна сидеть в машине, но иду по траве рядом с ними. Дневной свет подернут дымкой, как зимой. В стаде четыре взрослых оленя и четыре олененка разного возраста. Как ни странно это звучит, я узнаю их всех. Это Адам и Эйми, три мои племянницы, мы с Тедом и наш ребенок. Наш малыш.
– Я спасла вас, – говорю я. – Я так рада.
– Но этого недостаточно, чтобы спасти твою жизнь, – говорит самец. – Посмотри на небо – конец света приближается.
Я протягиваю руки ладонями вверх. Дождь превращается в кровь. Он льется из черных туч.
– Что ты будешь делать? – спрашивают олени.
– Ты спасешь меня, мамочка? – говорит самый маленький.
Слезы застилают мне глаза. Я качаю головой. Если бы это был конец света, я бы сошла с ума, находясь рядом со своей малышкой. Я бы запаниковала, желая как-нибудь спасти ее. Не знаю, делает ли это меня плохой матерью, но это правда. Я была бы в отчаянии, и моя малышка почувствовала бы, что она в опасности.
– Я выбираю его, – говорю я, указывая на самого крупного оленя.
– Его? – удивляются они.
Я объясняю:
– Девочки должны быть со своей мамой.
Трое оленят прижимаются к самке.
– И не его?
Я качаю головой, сдерживая слезы. Теду будет хорошо с малышкой. Он более спокойный, уравновешенный. Он защитит ее любой ценой. Младший самец прижимает олененка к себе.
Я выбираю Адама. Я подхожу к самцу покрупнее и обнимаю его за шею, зарываясь лицом в его жесткую шерсть. Если бы наступил конец света, мой брат открыл бы бутылку пива. Показал бы на закат. Сидел бы рядом со мной, и его присутствия было бы достаточно, чтобы погрузить меня в беззаботный покой. Даже наблюдая за тем, как это странное видение разыгрывается в моем воображении, мне не приходит в голову задуматься, не умерла ли я. Все, что я знаю: если бы наступил конец света, я бы хотела встретить его с братом.
Рини
Мероприятие «Мужчины Луны» начинается довольно сумбурно. Машина Адама и Марго столкнулась с оленем, и, хотя оба остались невредимы, Марго чрезмерно раздражительна. Они вошли в дом под руку, отчаянно споря о том, что произошло на шоссе. Марго хотела обратиться в отделение неотложной помощи, опасаясь, что у нее сотрясение мозга. Адам настаивал, что головой она ни обо что не билась, а просто потеряла сознание и вообще была надежно пристегнута ремнем, да к тому же сработала подушка безопасности.
Фарах бегло осмотрела Марго и заявила, что у той нет никаких симптомов отека мозга.
– Если я не ударилась головой, то почему потеряла сознание? – спрашивает Марго.
– Причин множество: паническая атака, приступ страха, мощный стресс. Твое кровяное давление в норме, зрачки реагируют нормально, и у тебя нет признаков физических травм.
– Может, стоит отменить мероприятие «Мужчины Луны»? – спрашиваю я.
Звучат «да» и «нет» одновременно. Марго смотрит на меня с дивана, и в ее глазах сверкают кинжалы, как будто наш разговор об автомобильной аварии ее родителей стал причиной той, что произошла с ней.
– Если единого решения нет, я воспользуюсь словами Теда, которые он произнес в первый вечер, и постараюсь не сбавлять темп.
– Я иду спать, – говорит Марго, не обращая на меня внимания.
Тед устремляется за ней:
– С вашего позволения, я пропущу эту практику, мне нужно побыть с женой. На всякий случай.
Я веду Рика, Адама и Джо на улицу, к кругу ковриков на лужайке перед домом.
– Небо не такое ясное, как хотелось бы, но дождь закончился и видно Луну. – Я убираю коврик для Теда и раскладываю три других на равном расстоянии друг от друга. – Ложитесь на спину. Устройтесь как можно удобнее. Согните ноги в коленях так, чтобы ступни соприкасались. Это поза бабочки лежа. Я подложу подушечки для йоги вам под колени, поскольку ваши мужские бедра не предназначены для того, чтобы широко раскрываться.
– Хвала женщинам, которые рожают, – изрекает Джо.
Интересно, хорошо ли он справляется со своей работой? Похоже, ему по вкусу афоризмы. Меня смущает его стремление говорить кратко, хотя по определению речи политика – сплошное притворство, пока он не добьется успеха. Возможно, не все, кто стремится к вершине власти, рождаются блистательными ораторами. Я обхожу мужчин, желая убедиться, что они настроены должным образом.
– Быть женственным – значит быть восприимчивым, и ключ к этому в вашем физическом теле.
Адам пристально смотрит на меня. Кажется, происшествие не выбило его из колеи, и это хорошо.
– Закройте глаза. Положите одну руку на живот, другую – на сердце. Сделайте несколько глубоких вдохов через нос. Когда ваши легкие заполнятся, задержите дыхание на мгновение, а затем выдохните через рот. В вашем сознании могут появиться случайные мысли. Это признак, что вы успокаиваетесь, открываетесь, становитесь восприимчивыми. Я хочу, чтобы вы позволили этим мыслям приходить и уходить. Не зацикливайтесь на них.
Позволяя времени спокойно течь, я оставляю мужчин наедине с их мыслями, а через три минуты предлагаю им повторить мантру нашего мероприятия:
– Теперь, когда наши тела подготовлены, мы можем начать делиться. Делиться – это жизненно важная часть сообщества, восприимчивости и божественной женственности. Прежде чем мы начнем, я хочу, чтобы вы сказали человеку слева от вас, что он в безопасности и что вы здесь для того, чтобы принять его.
– Мы можем пойти в другом направлении? – спрашивает Адам.
– Нет, ритуал основан на движении энергии против часовой стрелки. Мы начнем с вас, Джо.
– Рик, ты в безопасности, и я здесь, чтобы принять тебя.
– Отлично, теперь Рик.
– Адам, ты в безопасности, и я здесь, чтобы принять тебя.
– Это слишком наигранно, – заявляет Адам, садится и выпрямляет ноги.
Как я и ожидала, ему неуютно наедине с собой.
– Пожалуйста, ложитесь и продолжайте круг. У нас не может быть недостатка энергии.
– Джо, ты в безопасности, и я здесь, чтобы принять тебя, – говорит Адам.
– Сейчас у нас будет шесть минут тишины. Шесть минут покажутся вам вечностью. Вы внезапно почувствуете, что у вас чешутся ноги или першит в горле. Однако, поверьте мне, большинство этих ощущений ненастоящие. Это ваш мозг пытается отвлечь вас от получения коллективной энергии.
– Значит, нам не стоит чесаться? – иронично уточняет Джо.
– Это упражнение не о том, что делать или не делать, а о том, как слушать. Попытайтесь понять, что реально, а что нет. Ваши шесть минут начинаются прямо сейчас.
Мужчины ерзают. Адам кашляет. Джо отмахивается от воображаемого насекомого, ползущего по его руке. Из всех троих только Рику удается сохранять относительную неподвижность. Тихий звуковой сигнал извещает об окончании паузы. Я незаметно нажимаю кнопку «Пуск» на своем телефоне и засовываю его в карман.
– На этом этапе упражнения одна или две мысли беспокоят вас. Что-то, сказанное вами в старших классах, оставило след, и вы все еще испытываете чувство унижения. Ситуация, когда вы обидели друга. Случай, когда вы использовали власть, чтобы соблазнить женщину. – Я хожу по кругу, останавливаясь над головой каждого и предлагая примеры. – Если что-то такое произошло недавно, то это слишком свежая рана, чтобы оказаться определяющей. Я хочу, чтобы вы погрузились глубже, вернулись в прошлое, к тому единственному событию, которое, как вы убеждаете себя, осталось за порогом, но которое выплывает из памяти сейчас, в этом тихом, безопасном, восприимчивом месте.