– И что нужно сделать с этой мыслью? – спрашивает Джо.
– Я хочу, чтобы вы поделились ею.
– У меня ничего такого нет, – говорит Адам.
– С трудом в это верится, – возражаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал беззаботно. – У каждого человека на Земле есть момент, который он хотел бы вернуть. И не один.
– Конечно, я подумаю об этом, – соглашается Адам.
– Из многолетнего опыта я знаю, что каждый человек хранит секреты, которые дремлют и угрожают нашему счастью, – добавляю я.
Я позволяю энергии нашего конфликта улечься. Через минуту Джо прочищает горло:
– Когда мы с Фарах начали встречаться, у меня уже были отношения. Для меня они закончились, но я не успел провести жесткий разговор. Политики не должны быть одиноки. Это плохо сказывается на нашем имидже.
– Хорошо, Джо, разве не приятно высказать это вслух? Вселенная поможет вам нести это бремя. Когда кто-то поделился, мы повторяем вступительную мантру. Джо, вы в безопасности, и я здесь, чтобы принять вас.
Рик и Адам повторяют.
– Адам? Ты что-нибудь вспомнил? – интересуется Рик.
– Нет, пока нет.
– Тогда у меня есть кое-что.
– Говорите, Рик, – прошу я.
– Это связано с одной девушкой.
– Вам важно произнести эти слова, – поощряю я.
– Это было десять лет назад. Мы оба выпили. Сильно. Знаете, поход по пабам. Потом пришли ко мне домой. Я думал, мы хорошо провели время.
– Тогда что не так, Рик?
– Ее сестра прислала мне кучу резких, очень обидных сообщений. Обвиняла меня в том, что я воспользовался девушкой. Что она была в отключке, о чем я знал. Я потерял голову. Я никогда не стал бы заниматься сексом с безвольной жертвой. Никогда.
– Когда, вы сказали, это произошло?
– Десять лет назад.
– И почему вы говорите об этом сейчас?
– С течением времени я все чаще вспоминаю подробности той ночи. Был момент, когда я пошел за полотенцем, а когда вернулся, она вроде как заснула, но потом точно проснулась. По правде говоря, я был сильно пьян. И сосредоточен на собственном… выступлении.
– Так что же вас беспокоит, Рик? Мне кажется, вы скрываете какую-то деталь.
– Несколько месяцев спустя я увидел ее в баре.
– В каком?
– «У Лилиан». Она даже не взглянула на меня. Плакала на плече у своей подруги. Я почувствовал себя последней скотиной, но никак не мог понять, почему она не захотела встретиться со мной лицом к лицу?
– А вы? Почему вы ничего ей не сказали?
– А что я мог ей сказать? Это было так неловко.
– Всегда лучше ничего не говорить, – замечает Джо.
– Тогда я постарался вытряхнуть все из головы, но ничего не забыл.
– Вы считаете себя плохим человеком, Рик?
– Я не удерживал ее, не навязывался ей и не насильничал. Даже пьяный, я не такой. Но я должен был поговорить с ней. Извиниться за недоразумение. Но я больше боялся того, что могло случиться со мной, чем того, что на самом деле произошло с ней. Я сожалею об этом.
– Думаю, вы получили ответ, – произношу я. – Я всегда говорю об этом на закрытых сеансах: никогда не поздно извиниться.
– Она не хочет меня слушать, – возражает Рик.
– Нет, не хочет, – киваю я. – И не обязана, равно как и не обязана освобождать вас от ответственности за ваши поступки. Но у вас есть моральное обязательство извиниться и быть готовым сделать все, что может исправить ситуацию.
Я провожу мужчин через ритуал заземления и прошу Вселенную помочь им исцелиться, но мой разум дергается и скачет. Рик рассказал, что этот инцидент произошел десять лет назад. В баре, где работала Энди. Могла ли она знать Рика? Нет, это не имеет смысла. Кроме того, он сказал, что ему написала сестра девушки, а я – единственная сестра Энди.
Я становлюсь параноиком. Все ближе момент истины, и мне мерещатся монстры в каждой тени. Этого следовало ожидать, но я не должна сдаваться. Я знаю, кто виноват в том, что случилось с моей сестрой.
Пожелав гостям спокойной ночи, я возвращаюсь в свой коттедж. Я слышу шорох в траве и замираю. Возможно, это олень или енот. Я жду и даю глазам привыкнуть к темноте. В тишине я замечаю человека, прогуливающегося вокруг моего коттеджа. Он не выглядит ни маленьким, ни большим, но я отчетливо вижу бейсболку. В окне мелькает вспышка света. И я никак не могу понять, внутри это или снаружи.
– Привет, – говорю я.
Свет гаснет. Если они меня услышали, то должны быть на улице. Я набираю номер Эрика, зная, как ненадежна служба 911 в этой мертвой зоне сотовых вышек, но пока не нажимаю на зеленую кнопку вызова. Я держу большой палец наготове и наблюдаю.
– Кто там? – спрашиваю я.
То ли из-за очередной попытки привлечь внимание, то ли из-за того, что я бесстрашно иду вперед, незваные посетители уходят. Я слышу тихий шелест, словно кто-то раздвигает ветви деревьев: вероятно, они пробираются через вечнозеленые заросли на краю участка. Я слышу их быстрые шаги, но понять, направляются они к главному дому или от него, к воротам, не могу. Шустрые, кто бы они ни были. Спринтеры.
Я бегу в коттедж, собираясь проверить камеры наблюдения, но, когда оказываюсь в безопасности, ночь вступает в свои права. Остается только поразмышлять. Чужак, подошедший к воротам, наверняка заставил бы меня насторожиться, так что это кто-то из тех, кто живет в «Звездной гавани». Но зачем гостю убегать, даже если приходить в коттедж запрещено правилами? Вторжение не имеет смысла, и это меня настораживает.
Я скидываю модные туфли и сую ноги в кроссовки, намереваясь лично все выяснить, но не успеваю выйти за дверь, как телефон разражается оповещением от Си-эн-эн:
Тропический шторм «Клементина», поменяв направление, обрушится всей своей мощью на побережье Джорджии.
Все, что мне остается, – это следить за его продвижением. Но угроза-то реальна! И что теперь делать?
Перевозбужденная и встревоженная, я выключаю свет в коттедже и наблюдаю за главным домом. Мерцают и выключаются ноутбуки и телевизоры, гости переходят из комнаты в комнату, укладываются спать. Когда в доме становится совсем темно, я ложусь в свою кровать.
Все это время мне казалось, что я приняла эту группу исключительно по личным причинам, но что, если они, в свою очередь, преследуют собственные цели? Намереваются осуществить некий план, в котором задействована я, в тот день, когда, по словам экстрасенса, я должна умереть? Это вполне возможно, но мне придется выяснить почему.
Такие серьезные совпадения – не совпадения вовсе.
Воскресенье. Последний день
Эйми
Я встаю рано просто по привычке. Не могу изменить свой режим, даже когда нахожусь вдали от девочек. Меня не занимает, что они едят и чистят ли зубы, но призрачный плач ребенка будит меня в пять утра. Я никогда не уезжала надолго, чтобы выяснить, отрегулируются ли мои внутренние часы и сколько дней это займет.
Я поворачиваюсь на бок, принимая позу эмбриона, и натягиваю одеяло из гусиного пуха до подбородка. Глаза постепенно привыкают к темноте, я осматриваюсь. Адам, полностью одетый, лежит рядом со мной поверх голубых простыней. Я открываю телефон и смотрю на нашу фотографию, которую опубликовала вчера. Она действительно восхитительна. Под ней уже набралось двадцать тысяч лайков.
Пусть любовь просвечивает насквозь.
Фарах прислала эсэмэску с приглашением выпить чашечку кофе и полюбоваться восходом. Как бы мило это ни звучало, нынче утром у меня другой настрой. Мне нужно израсходовать бурлящую во мне энергию, чтобы уверенно двигаться вперед по грядущему дню. Мне нужно побегать.
Я одеваюсь многослойно. Мой телефон сообщает, что на улице ясно и плюс шестьдесят четыре градуса[14], на чем я и сосредоточиваюсь, игнорируя предупреждение о тропическом шторме в этом районе. Выйдя на улицу, я разминаюсь, широкими шагами преодолевая усыпанную галькой подъездную дорожку. И, ожидая, когда откроются ворота, бегаю трусцой на месте, чтобы хорошенько разогреться. Ничего не происходит. Я подпрыгиваю, но створки не шевелятся.
– Черт бы все побрал!
Я решаю перелезть через забор, а не возвращаться в дом за пультом. И вот я уже приземляюсь на другой стороне, готовая рвануть вперед, но внезапно замираю. В тишине я слышу плеск воды где-то позади и птичьи трели, зазвеневшие с первыми лучами солнца. Небо темно-фиолетовое, как бывает на рассвете. Пожалуй, оно чувствует себя таким же разбитым, как и я. На сеансе я не особо откровенничала, потому что все еще не доверяю Рини, но воспоминания десятилетней давности преследовали меня всю ночь напролет.
Тогда я ходила за ними по пятам, напялив темный парик и вставив синие контактные линзы. Да, у меня было слишком много свободного времени, но и у них тоже. Они гуляли целыми днями, игнорируя собственные житейские и рабочие обязанности как нечто неважное. Я шла за ними на поздние завтраки и наблюдала, как они целуются на скамейках в парке. Я проследила за ними до ее квартиры. И позволила себе заплакать только раз.
Ее звали Миранда, но он называл ее Мира. Понятно, да? По-испански это означает «посмотри», то есть посмотри на эту студентку колледжа, которая хочет меня, хотя мне почти тридцать. Я и не подозревала, что он из тех мужчин, которые придумывают прозвища. Он ни разу не назвал меня Эйм или Эймс. Для него я была просто Эйми. Это причиняло боль.
Несколько дней я ждала, когда же они наконец поссорятся. И была вознаграждена. Однажды днем она убежала от него в слезах, а он, пылая праведным гневом, удалился в другую сторону. Я понятия не имела, из-за чего произошла ссора, но знала, что Адам-прелюбодей считал себя высокоморальным. Он, вероятно, заявил бы, что, по его мнению, эта девушка ведет себя неразумно. Я почти уверена в такой формулировке, поскольку несколько лет назад сама оказалась на ее месте и он именно так укорял меня. Я была слишком эмоциональна. Он имел в виду, что я проявляла эмоции, от которых ему становилось не по себе. Гнев. Разочарование. Ярость. Адам не мог вынести ничего, кроме любви и безоговорочной поддержки.