Но в машине было душно. Кэти открыла окно, и вой ветра ударил ей в уши. Это взбесило ее. Почему ей не хватает воздуха?
Она посмотрела в окно на знакомую извилистую дорогу, на пышные зеленые деревья и с усилием выдохнула:
– Я борюсь за нас, за нашу семью. Я борюсь за тебя, Билл.
Билл, не произнося ни слова, свернул на Со-Милл-Ривер-парквей, а потом обронил:
– Я хочу быть счастливым, Кэти.
Сзади просигналил белый автомобиль с тонированными стеклами. Билл включил поворотник и перестроился в правый ряд.
– Я тоже этого хочу. Ради нас обоих, – ответила она.
Билл отвлекся от дороги и взглянул на нее. Покачал головой. Слева слишком близко проехал минивэн, Билл притормозил, а когда минивэн рванулся вперед, перестроился в левый ряд. И не нажал на сигнал.
Поерзав на сиденье, Кэти повернулась к мужу. И не стала привычно жестикулировать, а обратилась к нему всем своим телом:
– Наша жизнь может измениться в лучшую сторону. Признаюсь, в последнее время я была не в лучшей форме. Ты тоже. Но дети становятся старше. Почему бы нам не уехать куда-нибудь на несколько дней?
Кэти, на ходу придумывая аргументы, уже начала злиться, но ей казалось, она близка к тому, чтобы найти то, что сработает. То, что избавит Билла от этой глупой идеи о разводе. Исправит все.
– Отпуск нас не излечит, – сказал Билл.
– Нет, но это только начало. Это шанс восстановить отношения. – Билл покачал головой, но Кэти еще только начала. – А после отпуска мы могли бы попробовать терапию. Запланируй секс раз в неделю. Ты не можешь так просто от нас отказаться. Ты не можешь этого сделать. Мы поедем на Антигуа. Помнишь ту поездку?
Глаза Билла наполнились слезами. Он открыл рот, собираясь что-то произнести, но не сумел выдавить ни слова, потом попытался объясниться снова:
– Я тебя больше не люблю. И ненависти не испытываю. Между нами ничего не осталось. Совсем ничего.
В ответ Кэти хотелось закатить глаза, и она отвернулась к окну. Любовь. Ненависть. Да Билл бы не различил крайности любви и ненависти, даже если бы они влепили ему по пощечине. Он просто повторял слова. Слова, которые говорили другие люди. Слова, которыми оправдывали войны. А Кэти умела чувствовать. Любовь – когда Билл пытался рассмешить ее глупым танцем. Ненависть – когда он пил каждый вечер, помня, что они оба выросли с отцами-алкоголиками. Кэти чувствовала все это, а Билл неустанно стремился к чему-то другому.
Все, что Кэти когда-либо слышала, – это то, чего хотел Билл. Чего ему не хватало. Кто его обманывал. Чего ему не досталось, чего он заслуживал. Билла не интересовало, чего хотела Кэти. И что лучше для детей – тоже. И тем более – что правильно, а что нет. Значение имели только желания Билла, и точка.
Он искоса взглянул на жену и, когда они выехали на прямую дорогу, прибавил скорости.
– И что же мне теперь делать? Мучиться всю жизнь, потому что ты не хочешь, чтобы я уходил? – спросил Билл.
Он явно не умел читать мысли, но Кэти оценила его старания. И попыталась объяснить, поскольку единственное, чего она хотела, – это чтобы Билл приложил хоть немного усилий.
– Нет, я не прошу тебя остаться и страдать. Я говорю: не уходи, хотя все плохо. Мы сумеем все исправить. Мы слишком долго были вместе, чтобы опустить руки.
– Проблема в том, что слишком долго. Чем дольше гниет мусор, тем хуже он пахнет.
Кэти медленно кивнула и повернулась на сиденье лицом вперед.
Билл прав: со временем вонь от мусора только крепнет. Но когда она осмыслила эту метафору, ее сердце бешено заколотилось.
Он назвал меня мусором? По этой аналогии мусор – это наш брак. Но себя Билл к этому мусору не причисляет, так что на самом деле это означает, что мусор – я.
Кэти почувствовала головокружение. Она попыталась сосредоточиться на маячившем вдали горизонте. Деревья помогали ей дышать, но проносились мимо слишком быстро. Она не видела ничего, кроме размытого зеленого пятна. Ей не за что было ухватиться.
Он назвал меня гниющим мусором.
И больше ничего не говорит. Не отступает. Не произносит новые слова, на которых я могла бы сосредоточиться.
Кэти могла думать только о том, что она мусор. Эта мысль поглотила ее с такой силой, что она почувствовала исходящий от ее тела запах. Гниющий мусор.
У нее начала чесаться кожа головы, но руки были словно парализованы, приклеены к бокам. Ей никак не удавалось хотя бы притронуться к волосам, и зуд усилился. Она попыталась как бы невзначай потереться об окно, но голова только скользила по стеклу. Она вытянула шею, пытаясь достать до верхней части механизма ремня безопасности, чтобы почесаться и унять зуд. Это немного помогло. Почему же руки не двигаются? Кэти посмотрела вниз и увидела, что ее ладони сжаты в маленькие твердые кулачки.
Я – мусор.
Кэти всем телом повернулась к Биллу, вглядываясь в этого неожиданно ставшего незнакомым человека. И внезапно он превратился в нечто иное. В животное, которое роется в мусоре. Енот или опоссум с глазами-бусинками? Она прижалась спиной к окну и хотела крикнуть ему, чтобы он убирался прочь. Но, зная, что любые ее слова не имеют никакого значения, она подтянула колени к груди и резко выпрямила ноги.
Не успев сообразить, что произошло, Кэти услышала, как голова Билла ударилась о стекло. И снова повторила движение.
Эйми
Во время нашей веселой дегустации концентрация адреналина в крови зашкаливала, но потом атмосфера разрядилась. Адам, Иден и я развлекались в игровом зале, выпивая все, что попадалось под руку, но в конце концов это наскучило и стало раздражать. Адам задремал, я принялась просматривать соцсети. Тарелки и стаканы громоздились друг на друга. На заднем плане непрерывно работал телевизор, транслируя сводки погоды, из-за чего у меня разболелась голова. Я приняла две таблетки ибупрофена и растолкала свое второе дыхание.
Еще по пути сюда я решила, что если прошлое будет преследовать меня в этой поездке, то это должно быть хорошее прошлое. До того как я стала матерью и научилась мириться с домашним беспорядком, я любила весело проводить время. Своего рода порождение хаоса, этакая девочка-катастрофа. Под алкоголем. Всегда в центре событий, всегда слишком громко кричу, слишком буйно хохочу и готова на все, лишь бы у свидетелей отвисла челюсть. И вот теперь, запертая в этом огромном викторианском доме, под рев бури за окном я призываю на помощь необузданную девчонку, которая живет во мне. Она знает, как превратить унылые посиделки в зажигательную вечеринку.
Я приношу вниз блютус-колонку для душа и включаю свой свадебный танцевальный микс: The Killers, Walk the Moon, Нил Даймонд и Бейонсе. Пока звучит «September», я зову Рини, надеясь, что она оценит астрологический намек в песне группы Earth, Wind & Fire. Но она не показывается.
Марго покидает свой номер ради партии в бирпонг[16] на роскошном обеденном столе, и Адам, Иден, Фарах, Джо или я перестаем танцевать только для того, чтобы по очереди посоревноваться друг с другом. Рик и Тед сидят в сторонке, держа по пачке наличных в каждой руке, и выдают по сотне баксов каждому, кто рискнет съесть завалявшийся вонючий сыр, выпьет вино из плевательницы или будет целоваться, высунув язык, шестьдесят секунд подряд. Я почти убеждаю Марго попробовать проделать это, но она заявляет, что якобы недостаточно пьяна. И мы рядышком плюхаемся на диван с бокалом вина в руке.
– Сегодня я не выложила ни одной фотографии, – говорю я.
– Неужели? Ты ведь постоянно снимаешь.
Марго права. Я никогда не расстаюсь с телефоном, с разнообразных ракурсов тысячью разных способов запечатлевая один за другим моменты жизни ради одного-единственного идеального снимка.
– Но для соцсетей нет ничего подходящего.
– Потому что это не бренд? – уточняет Марго.
Я пожимаю плечами, обнаруживая, что я сама какая-то не такая.
– Тебе не кажется это место странным? Со мной происходят непонятные вещи.
– Безумное совпадение! Когда нас закрутило в машине и я потеряла сознание, у меня было видение.
– Видение?
– Настал конец света, шел кровавый дождь, и я была оленихой. Мой брат был оленем. Ты была оленихой. Мы все были оленями.
Я тронута тем, что появилась в видении Марго о конце света, хотя собственная реакция меня удивляет. Мы сидим, взявшись за руки, и на мгновение мне кажется, что вернулись старые добрые времена.
– Именно об этом я и говорю. С тобой когда-нибудь случалось что-то подобное до того, как ты приехала сюда? – (Марго качает головой.) – Может, это место так влияет?
– Почему тебя это занимает? Что-то случилось? – отвечает она вопросом на вопрос.
Я делаю глоток и перехожу к делу:
– Сегодня утром, когда я возвращалась с пробежки, мне показалось, что кто-то стоит на башенке. Я сделала снимок, но на нем никого нет. Это был призрак? – Я показываю Марго последнее изображение в фотогалерее своего смартфона.
– Наверное, это из-за тумана, я едва вижу дом, – говорит она.
– Ты всегда находишь рациональное объяснение странным вещам. Я не удивлена.
– Знаешь, еще в первую ночь я услышала непонятные звуки, будто в доме обитают привидения! А потом обнаружила, что тут в стенах спрятана целая система кухонных лифтов. Вероятно, это были просто уборщики. Или повара. А если тебе очень хочется пощекотать себе нервы, вообрази, что эти звуки издавало бездомное животное, которое банально заблудилось в переходах.
Я пытаюсь представить себе целый лабиринт тоннелей в стенах, не таких, как в наших прачечных в Саутгемптоне, а что-то более сложное, пригодное для доставки в номера еды, цветов, простынь и полотенец, не беспокоя постояльцев.
– Ладно, расскажу тебе кое-что поинтереснее. Я нашла карту Таро в кухонном лифте. На самом деле две. И когда рассказала об этом Рини, она удивилась и заявила, что картами не пользуется, – добавляет Марго.