– Какое у вас доброе сердце! – растроганным голосом проговорила мисс Минерва.
Джон тепло пожал руку Чана:
– Мне было очень приятно познакомиться с вами, Чарли!
– Вы снова вернетесь на материк! – проговорил Чан. – Гневный океан будет катить между нами свои волны. Воспоминание о нашей дружбе я буду всегда носить в своем сердце, как цветок. – (Джон сел в автомобиль.) – Разлука, быть может, будет не вечной, – с надеждой в голосе прибавил Чан. – Приятности путешествия будут, может быть, принадлежать мне. Я буду ждать дня, когда я посещу вас в вашем доме и пожму вашу руку.
Джон завел автомобиль, и они с мисс Минервой поехали по аллее к миссис Мейнар, а Чарли Чан продолжал стоять неподвижно, как гигантский Будда.
– Бедная Барбара! – заговорила мисс Минерва. – Как ей тяжело будет узнать обо всем! Правда, она призналась мне, что с момента ее возвращения между ней и Дженнисоном произошло некоторое отчуждение, а после убийства Дэна она не могла отделаться от мысли, что он каким-то образом замешан в нем. Завтра она собирается уладить дело с Брэдом, а затем уезжает со мной в Бостон. Значит, там вы снова встретитесь.
– Нет! – сказал Джон. – Хорошо, что ты мне напомнила. Мне надо на телеграф.
Джон вышел из почтамта с веселым, улыбающимся лицом.
– В Сан-Франциско Роджер назвал меня пережитком пуританской эпохи. Он перечислил целый ряд приключений, которые, по его мнению, не могли бы никогда случиться со мной. А теперь я пережил их здесь и об этом протелеграфировал ему. Кроме того, я сообщил ему о своем согласии вступить в его дело.
Мисс Минерва наморщила лоб.
– Обдумай сначала свой шаг, – сказала она. – Сан-Франциско – не Бостон. Культурный уровень там гораздо ниже. Ты будешь чувствовать там себя одиноким.
– О нет, не буду. Я поеду туда не один.
– С Агатой?
– Нет, не с Агатой. Культурный уровень там для нее слишком низок. Наша помолвка расстроилась. И не с Барбарой…
– Мне иногда казалось, что…
– Ты предполагала, что Барбара из-за меня отказала Дженнисону? Ясно, что и у Дженнисона сложилось такое же убеждение. Поэтому-то он и сделал попытку запугать меня и заставить уехать из Гонолулу. И когда я не послушался его предупреждения, он науськал на меня своих головорезов-приятелей. Но Барбара не влюблена в меня. Теперь-то мы знаем причину их разрыва.
– Так кто же тогда твоя невеста?
– Карлотта Эган, племянница твоего старого друга Артура Копа.
– Джон, Джон! Что скажет твоя мама! Бедная Грейс! Во всяком случае, при сообщении о своей помолвке с Карлоттой не забудь упомянуть о принадлежности Артура Копа к британскому адмиралтейству. Это будет единственным утешением при катастрофе.
– При какой катастрофе?
– Крушении всех надежд, связанных с твоим будущим.
– Чепуха! Мама поймет. Она знает, что во мне течет страстная кровь Уинтерслипов, и, раз эта кровь заговорила, меня не переубедить!
Приехав к миссис Мейнар, Джон расстался со своей теткой и отправился на берег. Ему сказали, что Карлотта Эган уплыла на дальний плот.
– Одна?
– Нет, с тем морским офицером.
Подойдя к воде, Джон на секунду задумался. Его купальный костюм остался в квартире миссис Мейнар.
Не стоит возвращаться!
И Джон, сбросив пиджак и башмаки, ринулся в морские волны. Карлотта с этим морским офицером?! В нем закипела та пылкая кровь Уинтерслипов, которую не могут охладить тропические воды.
Так и есть! Карлотта с лейтенантом Бузсом уединились на плоту. Джон прыгнул к ним.
– А вот и я! – закричал он.
– Объявлю во всеуслышание, что вы здесь снова и похожи на мокрую курицу, – ответила Карлотта.
Все трое сидели на плоту. Легкий пассат слегка охлаждал их разгоряченные щеки. Прямо над горизонтом сверкал Южный Крест. Огни острова дрожали вдоль берега; желтый глаз на Алмазной горе приветливо подмигивал им.
Чудное место! Только одно плохо, на плоту было слишком много людей. Но Джон нашел выход из этого положения.
– Мистер Бузс! – обратился он к моряку. – Когда я прыгал в воду, вы сказали что-то по поводу моего прыжка. Он был не совсем удачен?
– Ниже всякой критики! – любезно ответил моряк.
– Вы, кажется, хотели мне показать, как надо прыгать?
– С удовольствием!
– Очень прошу вас. Надо каждый день учиться чему-нибудь новому. Это мой девиз.
Лейтенант Бузс направился к краю плота.
– Сначала надо крепко сжать внизу ноги – видите, вот так…
– Понимаю! – ответил Джон.
– Затем плотно прижмите руки к ушам!
– Чем плотнее, тем лучше, по крайней мере, для меня.
– Затем изогнитесь, как складной ножик, – и прыгайте. Вот так! – И лейтенант бухнулся в воду.
Джон быстро схватил руку Карлотты:
– Слушайте. У меня очень мало времени… Я тебя люблю…
– Да вы с ума сошли! – воскликнула Карлотта.
– Да, ты свела меня с ума. С того дня, как я увидел тебя на пароме…
– А твои родные?
– А какое мне дело до моих родных? Мы поселимся в Сан-Франциско, конечно, если и ты меня любишь…
– Я?
– Ради бога, скорее! Эта подводная лодка в образе человека плещется где-то около нас. Итак, отвечай! Ты меня любишь? Согласна выйти за меня?
– Да.
Джон обнял Карлотту и поцеловал. Только Уинтерслипы, в которых течет цыганская кровь, умеют так целоваться. Уинтерслипы-домоседы всегда втайне завидовали их способности в этой области.
Девушка с трудом освободилась из объятий Уинтерслипа.
– Джонни! – закричала она.
Рядом с ними раздалось фырканье, и мокрый лейтенант Бузс стал вскарабкиваться на плот.
– В чем дело? – спросил он…
– Она согласилась стать моей женой! – торжествующе крикнул ему Джон.
Охотники за долларом
I
В Сан-Франциско наступил приятный прохладный вечер. Заходившее солнце освещало разгневанного Симона Портера.
Для солнца это было привычно, оно и при восходе часто заставало Симона в таком же беспокойном состоянии. Двадцать лет редактирования ежедневной газеты расшатало нервы Симона, и в груди этого человека постоянно бушевал гнев.
Он прошел в комнату заведующего репортажем в поисках младшего и, как это обычно бывает, способнейшего из своих репортеров. Парень, который ему потребовался, сидел перед телефоном и нежно ворковал, умиленно уставившись в стену.
– О, это очень мило с вашей стороны, Сэлли… Нет, еще не слышал об этом, но наверняка услышу… Завтра в шесть. Пристань девяносто девять. Буду там. И могу только добавить, что до этого часа время будет ползти черепашьим шагом. Кажется, я сказал черепашьим? Это поэзия. Увижу вас завтра, Сэлли. До свиданья.
Он обернулся и наткнулся на холодный взгляд главного редактора.
– А-а! – сказал Симон Портер. – Итак, вы называете ее просто Сэлли.
– Да, сэр, – почтительно ответил Билл Хэммонд. – Это экономит время.
– Знает ли старый Джим Бэчелор, как вы обращаетесь к его единственной дочери?
– Наверное, нет. Он человек занятой.
– И будет занят намного больше, когда услышит о вас. Он вас изжарит живьем. Газетный репортер на пятьдесят долларов!
– Жалкие гроши, – согласился Билл Хэммонд, готовый развить эту тему.
– Все, чего вы стоите, – поспешно добавил редактор. – Девушка, я полагаю, уже сообщила вам. Теперь-то я начинаю понимать: идея принадлежит ей.
– Она намекала на одну приятную возможность, – сказал юноша. – Однако приказания я получаю от вас.
Симона Портера вновь охватил гнев.
– Сначала дает мне так мало репортеров, что с ними не издашь даже приличного журнала для высшей школы, – заорал он, – а затем отсылает одного из них на пикник развлекать девицу!
– Да, сэр, – весело вставил Билл Хэммонд.
– Я говорю о нашем почтенном хозяине. Он только что звонил. Вы должны отправиться на борт яхты Джима Бэчелора и провести уик-энд в Монтеррее. Гольф в Дель-Монте и Пэйбл-Бич и все, что вы пожелаете. Шлюпка у причала девяносто девять, завтра в шесть вечера. Но, кажется, вам это уже известно.
– Но звучит более достоверно, когда об этом говорите вы, сэр.
– Да? И о поручении. Не думаю, чтобы она вам об этом сказала.
– Нет, сэр. Она не касалась низменных предметов.
– Всю последнюю неделю наш город взбудоражен приездом некоего англичанина по имени Микклесен. Он лет десять проторчал на Востоке и терпеть не может японцев. Совсем как Джим Бэчелор и наш любимый хозяин. Вам предстоит выслушать рассказы Микклесена и записать его отзывы.
– Да, задачка, – заметил Билл Хэммонд.
– Ерунда! Слушать рассказы Микклесена – значит делать то, чем только и заняты окружающие. Однако все это сущий вздор. Каждую минуту что-то происходит, а у меня забирают человека!
Он поднялся, чтобы уйти.
– Гм… Я полагаю, мне не нужно приходить завтра? – высказал предположение Билл.
– Кто сказал, что не нужно? – Редактор свирепо взглянул на него. – В той части, где речь шла о времени, ползущем черепашьим шагом, вы поторопились. Ползти оно не будет. Об этом уж я лично позабочусь. Будете докладывать мне завтра, как обычно.
– Да, сэр, – кротко ответил Билл. «Ну и тяжелый человек», – подумал он.
– И еще. – Редактор замедлил шаг. – Об этой Сэлли Бэчелор. Я думаю, вам с ней легко увидеться.
– Вообще никаких препятствий.
– Ладно, думайте о своей работе. – Выражение его лица смягчилось. – Ни единого шанса, мой милый. Старый Джим Бэчелор не способен вас заметить даже в телескоп Ликской обсерватории. У него деньги, деньги, деньги…
– И я это слышал.
– Он все еще сохраняет свой первый заработанный доллар. Он вам его покажет. А где первый доллар, заработанный вами?
– Кто-то отнял его у меня, – ответил Билл Хэммонд.
– Вот именно. В этом-то и заключается разница между вами и старым Джимом. Об этом я и толкую вам. Мне не хотелось бы видеть, как пропадает хороший репортер.
– Хороший репортер, сэр?
– Это я сказал.
Билл Хэммонд улыбнулся. Его улыбка озарила угол, в котором он находился.