– Егор! – Тихо позвала Вероника. – Егор, ты где?
– Тут я. – Он вышел на крыльцо. Лицо у него было сумрачным и усталым.
– Ты чего такой? – Вероника ласково погладила его по щеке. – Умаялся?
– Да уж. – Он вымученно улыбнулся. – Безумный день какой-то. Ульяну жаль. И за тебя я испугался.
– Василий предлагает собаку. Чтобы охраняла дом.
– Да, он сказал мне. Что ж, я не против. Прокормить мы ее сможем, главное, чтобы она тебя не пугала.
– Лучше уж она, чем… чем сам знаешь кто. – Вероника покосилась туда, где во тьме угадывались очертания сарая.
Егор молча вздохнул. Обнял Веронику и поцеловал в губы.
– Счастье мое, пошли уже ляжем. Я что-то совсем без сил.
8
Назавтра Василий привел пса. Это была огромная рыже-пегая дворняга, гладкошерстная, с поникшими ушами и большими грустными карими глазами.
– Принимайте квартиранта, – сказал Василий и распахнул калитку.
Пес молча зашел во двор и в нерешительности остановился у остатков старого крыльца.
– Какой большой! – Вероника смотрела на дворнягу со страхом. – Это ведь мальчик?
Пес слегка наклонил голову и коротко брехнул.
– Мальчик, мальчик, – засмеялся Василий. – Видишь, подтверждает.
– А как его зовут?
– Я почем знаю. Никак не зовут. Так, если кто окликнет, то Шарик.
– Нет, Шарик мне не нравится. Это уж как-то слишком… банально.
– Что слишком? – не понял Василий.
– Знаете что? – Вероника внимательно оглядела пса. – Пусть его будут звать Мальчик. Раз он откликается. Мальчик, Мальчик! – позвала она и сделала шаг навстречу собаке. Уши у пса приподнялись, пасть приоткрылась, точно в улыбке. Он снова гавкнул, голос у него был низкий, басистый. – Смотрите! Ему нравится! – обрадовалась Вероника.
– Ты вот что, вынеси ему лучше пожрать. Мяса какого-нибудь, да побольше. А я пока с досками управлюсь. – Василий протопал во двор.
– Я сейчас. – Вероника кинулась в дом. Выловила из супа кусок говядины, положила в алюминиевую миску, подумала и прибавила половник разваренных в бульоне макарон.
Пес сидел на том же самом месте и выкусывал блох с серьезным и деловым видом. При виде Вероники и миски он оживился, засуетился, загавкал, но подойти не спешил.
– Мальчик! Ты чего? Кушать! Иди кушать!
Пес опустил морду и медленно потрусил к Веронике. Она поставила миску на снег.
– Хороший Мальчик, хороший. Не бойся. Ешь. Это тебе.
Пес ловко выхватил мясо и принялся жевать. Три секунды – и кусок исчез в его пасти. Затем настал черед макарон. Через минуту миска была девственно чиста.
– Бедный! Какой же ты голодный. – Вероника осторожно дотронулась до собачьей головы. Шерсть была жесткой и теплой. Дворняга смотрела на Веронику, в глазах были грусть и благодарность.
– Ну вот и поладили. – Незаметно подошедший сзади Василий положил тяжелую руку Веронике на плечо. – Оставь его, пусть привыкает к новым апартаментам. А нам пора к Ульяне.
– Пока, Мальчик! – Вероника уже смелее потрепала пса по загривку. Тот на мгновение прижался ушами к ее ладони.
– Смотри, чтобы ни одна тварь сюда не сунулась, – обратился к нему Василий. В ответ Мальчик грозно брехнул. – Вот так, верно. – Он одобрительно кивнул и пошел к калитке.
Вероника заперла дом и села в машину. Взревел мотор. Они ехали сначала заснеженным лесом, потом таким же заснеженным полем, маленькими поселками со старыми, почерневшими домами, с запотевшими окнами, затем снова полем. В машине было тепло, вовсю жарила печка, по радио играла «Милицейская волна». Вероника скоро стала клевать носом.
– Ты спишь, что ли? – добродушно усмехнулся Василий. – Ну спи, спи. Минут через двадцать приедем уже.
Вероника закрыла глаза. Сквозь дрему ей пригрезилось, что они с Егором танцуют медленный танец в пустом и темном зале, плавно покачиваясь в такт музыке. Потом на нее дохнуло холодом, и музыка умолкла.
– Вылезай, – скомандовал Василий. – Приехали.
Водительская дверца была распахнута. Щурясь от яркого света, Вероника вышла из машины. Они стояли посреди маленького больничного дворика. Сама больница тоже была крошечной, грязно-серое кирпичное здание в два этажа.
– Идем. – Василий взял Веронику за руку и повел к крыльцу.
Внутри сидел народ, ждал очереди на прием и госпитализацию. Василий, легко разгребая толпу, протиснулся к окошку справочной.
– Нам к Ульяне Григорьевой.
– Григорьева в пятой палате. Бахилы наденьте.
Василий и Вероника нацепили веселенькие голубые бахилы и пошли по длинному узкому коридору. Чувствовался неприятный спертый запах – смесь пота, мочи и долго не проветриваемого помещения. Они толкнули облезлую белую дверь и очутились в узкой комнате, по каждой стене которой стояли несколько кроватей. Ульяна лежала у окна. Маленькая, укрытая одеялом до самого подбородка, она казалась высохшей мумией. Щеки ее запали, нос и подбородок заострились, но глаза смотрели осознанно и горько.
– Бабушка Ульяна, как вы? – тихо спросила Вероника.
В ответ старуха замычала едва слышно.
– Ничего, – непривычно ласково и мягко произнес Василий. – Поправишься. Даст бог, еще хату тебе новую справим.
Ульяна продолжала мычать. Видно было, что сил у нее совсем немного. Веронике показалось, что она не просто мычит, а хочет что-то сказать. Кому? Василию? Или ей?
– Бабушка Ульяна! Что с вами случилось? Вас кто-то напугал? Кто-то приходил в дом?
Ульяна резко выдохнула и затихла на мгновение. Затем замычала с новой силой.
– Не беспокой ее, – сказал Веронике Василий. – Видишь, не в себе она.
– Но ведь нужно узнать, почему с ней случился инсульт!
– Как ты это узнаешь? Она не говорит. Написать тоже вряд ли сможет, да она, кажись, и безграмотная. Давление шарахнуло небось – вот и инсульт. Как у матери моей.
Ульяна тем временем совсем затихла. На ее лице была написана смертельная усталость. В палату вошла сестра. Подошла к Ульяниной постели, молча, не глядя на Василия и Веронику, достала из-под одеяла худенькую, похожую на прутик бабкину руку и сделала укол. Так же молча развернулась и пошла к другой койке. Ульяна лежала с закрытыми глазами и, казалось, не дышала. Если бы не легкое колыхание одеяла, можно было подумать, что она отошла в мир иной.
– Идем. – Василий потянул Веронику за рукав. – Ей отдыхать надо. Вишь, заснула.
Вероника нехотя двинулась за ним. На душе ее скребли кошки. Она старалась не думать о том, что скоро ей придется вернуться в дом и остаться там одной до приезда Егора. Перед ее глазами стояла жуткая картина: седая голова за сараем, треск, груда досок на снегу. Что на этот раз придумает эта тварь? Какую погибель на нее нашлет? Тут же Вероника одернула себя: хватит! Нет никакого оборотня! Крыльцо подпилили обычные хулиганы, возможно, они же ломились к Ульяне и довели ее до удара. А у нее теперь есть Мальчик, он будет ее охранять и никому не позволит ей навредить. При мысли о собаке Веронике стало гораздо легче и спокойнее, она села в машину к Василию и приготовилась к долгой дороге.
– Можешь еще поспать. – Он завел двигатель. – Мне еще нужно в одно местечко заехать. Это недалеко, тут рядом. Минут двадцать.
При слове «местечко» Вероника вспомнила о батюшке.
– Хорошо, – кивнула она Василию. – А можем мы потом еще в церковь заехать, в Нестерово?
– Заедем, не вопрос, – тут же согласился тот.
Они выехали из больничного двора. Снова потянулись вереницы черных изб, серых четырехэтажных домов, маленьких, кривобоких магазинчиков, притулившихся по обе стороны дороги. Затем замелькали заснеженные сосны и ели, белые поляны и просеки. Они переехали застывшую речушку и очутились в большом коттеджном поселке. Василий затормозил около высокого кирпичного дома.
– Погодь минутку, я быстро. – Он исчез в дверях.
Вероника с любопытством глядела в окно. Вокруг стояли красивые дома, некоторые просто терема – бревенчатые, с яркими цветными крышами и огромными окнами во всю стену. По улице гулял народ: молодые мамочки с колясками, краснощекая детвора на санках. «Надо было тут покупать дом, – мелькнула у Вероники мысль. – Да только тут прилично дороже, и от Москвы дальше километров на двадцать. Нет, Плацкинино все же лучше, и лес там отличный».
Вероника вздохнула и прикрыла глаза в надежде слегка подремать. Василий вернулся минут через двадцать.
– Ну, я готов. Видишь, как быстро? Теперь едем в Нестерово.
– У вас тут родня? – спросила Вероника, поудобнее устраиваясь в кресле.
– Нет, не совсем родня. – Он замялся. Глаза его хитро блестели. Он помолчал немного, прислушиваясь к ровному шуму греющегося мотора. Потом произнес с ухмылкой: – Подруга у меня тут живет.
– Какая подруга? – не поняла Вероника.
– Ну какая… вестимо дело, полюбовница. – Василий снова довольно ухмыльнулся и крутанул руль. Вероника смотрела на него с изумлением. – Ну чего ты фишки-то вылупила? – насмешливо произнес он. – Мужики, они все такие. Жена женой, а без подружки грустно. Она у меня красавица. Машей зовут.
– Одинокая? – невольно вырвалось у Вероники.
– Почему одинокая? Замужем, детишек двое. Муж дальнобойщик, в рейс уехал позавчера. Вот я и подумал – навещу, раз уж неподалеку буду.
– А как же соседи? Все же видели, как вы в дом заходили? Расскажут мужу.
– Так я как бы по делу заходил, – улыбнулся Василий. – Маша моя мастерица, шали вяжет, накидки разные. К ней из других деревень приезжают за заказами. Вроде как жинка послала отовариться. Так что все путем.
– Нехорошо это, – сухо проговорила Вероника. – Обман.
– Говорю тебе, все мужики такие.
– Егор не такой! Он мне никогда не изменял.
– Это потому, что молодой еще, – снисходительно произнес Василий.
– Глупости. – Вероника отвернулась от него к окну.
Они проезжали березовую рощу. Тоненькие, запорошенные снегом белые березки были настолько красивы, что Вероника невольно залюбовалась и отвлеклась от неприятной темы. Василий тоже больше не возвращался к ней, молча крутил руль и слушал свою «Милицейскую волну». Так они ехали минут сорок или чуть больше, пока Вероника не стала узнавать за окном знакомые пейзажи. Василий миновал карьер, затем просеку, свернул левей и въехал в Нестерово.