кла листки из коробки, осторожно расправила верхний и вгляделась в ровные строчки, написанные синими чернилами, думая, что это кулинарные рецепты – ее бабушка именно так хранила их, в жестяной круглой коробке из-под печенья.
«Девочка моя, Снежана! Снова я пишу тебе, хотя знаю наверняка, что ты не прочтешь этих писем. Ну и что? Какая мне разница? Я должен говорить с тобой, хоть на бумаге. Ты думаешь, что я предатель, никчемный, безалаберный болван, разрушивший наше счастье. И ты права. Нет мне прощения. Я только хочу, чтобы ты была счастлива в своей новой жизни. Пусть у тебя все будет хорошо, а у меня самого ничего хорошего уже не осталось. Только воспоминания и эта бумага, на которой я могу обратиться к тебе. Улыбайся, мое сокровище! Обнимаю тебя и нежно целую. Твой С.».
…Вероника с удивлением повертела в руках пыльный листок. Кто это писал и кому? Неужели Снегирев своей супруге? Значит, ее звали Снежана. Но в чем провинился Николай перед женой, за что так слезно молит прощения? Вероника раскрыла другой листок: «Ангел мой, Снежана! Снова я беспокою тебя и не могу иначе. Без тебя дни чернее ночи. Я все вспоминаю твои слезы – как я мог допустить, чтобы ты плакала? Ты, всегда смотревшая с гордостью в лицо любым трудностям. Каким чудовищем нужно было быть, чтобы довести тебя до края? Надеюсь, ты простила мне эти слезы. Надеюсь, ты не плачешь больше. Твой, вечно твой С.».
…Вероника поспешно проглядела остальные письма – их оказалось ровно десять. Все они были без конвертов, примерно одного содержания, от которого у нее невольно на глаза навернулись слезы. Все подписаны загадочной буквой «С». Значит, это точно Снегирев. Какая-то тайна была скрыта в его отношениях с супругой, о которой в Плацкинине никто не знает. Что, если Снежана умерла не от болезни, а покончила с собой?? Но нет, отец Владимир ведь ясно сказал, что приходил причащать жену Снегирева перед смертью. Значит, она действительно хворала. Тогда что же произошло?..
Прямо за дверью раздался голос Егора.
– Да, слушаю. Где я? Где мне быть в выходные? В Плацкинине, разумеется.
Вероника вздрогнула от неожиданности и едва не выронила письма. Это сколько ж она здесь сидит? Егор уже проснулся, никакого сюрприза не получится. Придется признаваться, зачем она полезла в подвал. Вероника осторожно встала. Надо идти готовить завтрак, Егор по утрам голоден как зверь.
– Я же просил тебя не звонить, когда я дома! Мы ведь договорились! – В голосе Егора звучало волнение, тон был напряженным. Бедняга, не успел встать, уже достают его телефонными звонками. Небось снова Воронов, требует в выходные выйти на работу. Совсем обнаглел, житья от него нет.
– Нет, нет, пожалуйста, не обижайся! Я не грубо разговариваю, просто… просто жена где-то рядом. Я ее пока не вижу, только проснулся. В доме ее нет, на улице, наверное, возится со своим псом…
Вероника застыла на месте. Сердце ее болезненно заныло. Неужели это он так с Сережкой беседует? Не похоже.
– Лерочка, ну что ты опять? Ну, малыш!
Вероника без сил опустилась на холодный пол. Лерочка… Малыш… Запах ванили… О господи, какая же она дура! Таких, наверное, и на свете больше нет…
– Солнышко, я не обманываю тебя и за нос не вожу. Мы же обо всем договорились, все решили. Нам нужно дождаться денег. Ради этого стоит потерпеть…
А вот это уже интересно. Каких таких денег должна дождаться пахнущая ванилью Лерочка? Неужели ее, Вероникиных? Нет!! Не может быть!!! Егор!
Вероника обеими руками зажала рот, чтобы удержать отчаянный вопль.
«Егор! Мальчик мой синеглазый. Что ж ты творишь? Ты же совсем другой, ты любил меня – разве все из-за денег?? Называл красавицей, хозяюшкой… Все ложь, лицемерный, коварный обман. Выходит, правы были мать, и Юлька, и все, все… О господи, как же больно. Так больно, что вздохнуть невозможно. Умереть можно от этой боли… Но надо терпеть и молчать. Молчать, чтобы понять все – с самого начала. Как они хотят получить мои деньги? Как…»
Она уже знала, что услышит. Знала, но решила, что выпьет чашу до конца. Сама виновата, не нужно быть идиоткой…
– Я знаю, что долго, – шептал за стенкой Егор. – Знаю. Милая, поверь, это не так просто. Я пытался и так и эдак, не получается. Один вариант не сработал. Попробуем другой. Она сейчас пьет транквилизаторы, спокойная от них как удав. Спит по двенадцать часов. В таком состоянии легко по рассеянности оступиться и свалиться с лестницы. Или ошибиться и принять не то лекарство. Понимаешь, о чем я?..
Вероника сглотнула вязкую и горькую слюну. Пытался и так и этак. Испортил газовый шланг, подпилил балясины у крыльца. Умело свалил все на бомжа и наркоманов, подогревал ее ужас, заставляя поверить в то, что ее преследует нечистая сила. Да, замысел талантливый, в креативности не откажешь…
– Ладно, Лерунчик, я пойду. Надо найти ее. Завтра увидимся. Я тоже соскучился, малыш. Целую…
Вероника, затаив дыхание, прислушивалась. Вот пискнул телефон – это Егор отключил вызов. Шаги. Он ходит по прихожей, что-то ищет в куртке. Щелкает замок.
– Ника! Ника, ты где?
В ответ громко залаял Мальчик.
– Да тихо ты, полоумный, – вполголоса выругался Егор. – Ника! Я голодный! Где мой завтрак?
Он подождал пару секунд и захлопнул дверь. Снова потоптался возле лестницы, ведущей в подвал. Кашлянул.
– Ладно, в душ пока схожу.
Вероника выдохнула скопившийся в легких воздух. Егор ушел. Через минуту послышался отдаленный шум воды.
Она вскочила и заметалась по подвалу, то и дело натыкаясь на предметы и падая. Что делать? Выйти и сказать, что она все слышала? Он будет отрицать. Она никогда не докажет, что он хотел ее убить. Да и надо ли доказывать? Ей нельзя находиться здесь, рядом с ним. Ни минуты, ни полсекунды! Бежать отсюда, срочно уехать домой. Рассказать обо всем отцу. Попросить совета, как быть. Господи, неужели вот так, в одну минуту, может рухнуть вся жизнь?
Вероника остановилась и прислушалась. Тишина. Она осторожно приоткрыла дверь. В ванной лилась вода. Егор пробудет там минут пятнадцать, не меньше. Она всегда называла его Нептуном за любовь к плесканию в душе. Вероника скинула тапочки и в одних носках кинулась вверх по лестнице в спальню. Она лихорадочно переодевалась, натягивая джинсы, водолазку. Сумочку надо не забыть взять и деньги. Деньги лежат в комоде, их не так много, просто на мелкие расходы. Остальное на картах и в банке. Вероника стремительно носилась по комнате, запихивая в сумку то, что может ей пригодиться. Все? Вроде все. Она снова замерла, прислушиваясь. Вода еще текла, но тише и слабее. Очевидно, водные процедуры подходили к концу.
Снова по лестнице, теперь уже вниз. Вероника схватила с вешалки пуховик. Шапка куда-то запропастилась, она накинула капюшон и выскочила на крыльцо. Мальчик с радостным лаем кинулся к ней.
– Тише, мой милый, тише! – Она гладила жесткую собачью шерсть, и лицо ее было мокрым от слез. Пес тихо заскулил и стал лизать ее руки. – Я вернусь за тобой! Обязательно вернусь! Заберу тебя отсюда, будешь жить в квартире. Мы будем с тобой гулять в парке утром и вечером… – Вероника сама не помнила, что лепетала.
Из груди рвались рыдания. Она последний раз потрепала Мальчика и побежала к воротам. Пес перестал лаять, точно понял, что происходит. Сел посреди двора, повесив морду и приготовившись ждать.
Тихо скрипнула калитка. Вероника зашагала по тропинке в лес настолько быстро, насколько позволяли сугробы. Вокруг сгрудились облепленные снегом ели, однако ей не было страшно, она не боялась, что где-то за могучими стволами прячется бродяга. Оказывается, есть вещи на свете пострашнее нечистой силы…
Она миновала карьер и повернула к станции. Электрички в Москву ходят часто, каждые 15 минут. Егор наверняка уже вышел из ванной и хватился ее, того гляди бросится вдогонку. Слезы на ее щеках замерзли и превратились в льдинки. Руки без перчаток тоже оледенели. Но Вероника не чувствовала боли. Она упрямо шла вперед, туда, где за деревьями свистели поезда и раздавался стук колес.
Еще чуть-чуть, меньше километра. В сумке завибрировал мобильный. Ну, вот и он. Вероника нажала на прием.
– Ты где? Я тебя обыскался.
– Молоко закончилось. Я решила сходить в магазин.
– А… – Он поколебался мгновение. – А голос почему такой?
– Обыкновенный голос. Холодно. Я шапку не нашла, ушла без нее.
– Она в прихожей на полу валялась. Я ее поднял и на место положил.
– Спасибо.
– Ника, давай быстрее. Очень есть хочется.
«Вот пусть твоя Лерочка тебе теперь и готовит. Из продуктов, купленных в «Пятерочке» со скидкой», – хотела сказать Вероника, но вместо этого проговорила как можно мягче:
– Бегу, милый.
Она нажала на отбой и тут же выключила телефон. Больше он ей не позвонит. Вблизи громко просвистела электричка. Деревья расступились, и Вероника вышла на станционную площадь. Прямо у леса стояли старенькие машины такси.
– Девушка, вам куда? В Москву? Садитесь, недорого.
– Спасибо, не надо. – Она вывернулась из цепких рук золотозубого таксиста и побежала к платформе.
Вдали загорелись огни приближающегося поезда. Надо же, как удачно, теперь она точно успеет. Вероника прибавила шагу и ступила на деревянные мостки перехода. Билет купить уже не выйдет, ну и фиг с ним. Заплатит штраф. Она рванулась вперед, к ступенькам, ведущим на платформу, и тут ее внезапно качнуло. Перед глазами замелькали черные мушки. «Таблетка, – пронеслось у нее в голове. – Снова забыла выпить. Нужно будет в поезде принять, а то станет дурно».
Вероника глубоко вздохнула, стараясь прогнать головокружение, и в этот момент потеряла равновесие. Нога ее заскользила по обледеневшим рельсам и отъехала куда-то вбок, руки схватили пустоту. Она с размаху упала на мостки. Сбоку слышался пронзительный свист, гудки. «Как булгаковский Берлиоз», – мелькнула у нее в мозгу последняя мысль. А дальше все потемнело…
19
Сначала возник звук, мерный и тихий, точно далеко-далеко летел самолет. Вероника со стоном открыла глаза. Вокруг был полумрак, только в самом углу плясал неровный огонек. «Печка, – догадалась Вероника. – А гудит пламя». Она не понимала, где находится. Последнее, что отпечаталось в памяти, – несущиеся из темноты огни поезда. Значит, она жива, уцелела каким-то странным образом?